Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2006
* * *
На помосте скрипучем и шатком,
В тусклом свете осеннего дня
Расписной карусельной лошадкой
Детство смотрит в упор на меня.
Как знакомо упрям и бездумен
Этот взгляд растопыренных глаз…
Это он напророчил звезду мне,
О которую я обожглась…
Это он напророчил мне праздник,
Тот, которого нет до сих пор…
Так с чего ж он опять меня дразнит
По-былому бездумно, в упор,
Наполняя предчувствием чуда…
Не поверить? А вдруг… невзначай…
Боже мой, как он ласков и чуток,
Этот взгляд… Карусельщик, включай!
* * *
Варианты ухода…
Покуда ты жив
и еще ничего не узнал о душе ты,
отчего не продумать их в праздной тиши —
варианты ухода в бродячем сюжете…
А куда и о чем он — тебе невдомек…
И зачем он здесь бродит — в чужом ему веке?..
Мы в нем поздние гости — одни имяреки…
Все давно уже названо,
вспомни: Дамокл…
Они всех обошли — эти древние греки…
Сколько б нам ни роптать,
ни взывать к небесам,
ни просить: поновее сюжетец подкиньте —
все сведется опять к тем же утлым весам,
к тем же нитям судеб и быку в лабиринте…
И не так уж и важно, как душу отдашь…
Да и лучше б не знать:
ни о ком, ни о чем бы…
Но откуда она — эта странная блажь —
уходить вдруг в себя,
как слепой — в катакомбы…
Уходить, как в гриппозный озноб, как в забой,
как в мороз уходили по уши в соболий
воротник…
И беседовать тихо с собой,
и при этом не знать и гадать —
а с собой ли?..
* * *
Кате
Будь начеку… Быть может, сквозь века
За нами, как в комедии Шекспира,
Какие-нибудь три весельчака
Из смежного подглядывают мира…
И наши беды, страхи и позор
Для них ничто — безделица, потеха…
Как сквозь забор, сквозь временной зазор
Глядят на нас и давятся от смеха…
А значит, мир не так уж сер и плох…
Ты не ершись — возможно и такое…
И не пытайся их поймать врасплох,
В ладоши хлопни, сосчитай до трех
И наугад им помаши рукою…
* * *
Елене Гогоберидзе
В нашем старом круглом цирке
Стулья грохали, как пушки,
По ковру метлою чиркал
Заводной униформист…
Балагурил Белый клоун:
“А работать будет Пушкин?
Это кто тут избалован,
Кто тут на руку нечист?”
И по кругу шел с развальцей,
И грозил кому-то пальцем —
Так, как будто бы кого-то
Он и впрямь изобличал…
А чтоб мне не стало жутко,
Чтобы знала — это шутка,
Он по-доброму и чутко
Мне кивал из-за плеча…
Пахло трубочками с кремом…
Выходили Хан с Заремой,
Открывали нам Восток…
Сам — в чалме, в туфлях узорных,
Рукава в жемчужных зернах…
(Одалиски из гарема,
Разводя руками, немо
Разделяли наш восторг.)
Дирижер Рудольф Коняев,
Музыкантов погоняя,
Ни на миг — неумолимо —
Не сводил с манежа взгляд…
А оркестр был то нежен,
То стремителен, то бешен,
И притом ни разу мимо,
И притом все время — в лад…
Удивительное дело!
Ну а мне… мне так хотелось
В этот страшный, первый ряд.
Ах, какое было время!
Нам тогда читали Брема…
Нас водили в воскресенье
В старый, добрый зоопарк…
Там тюлень у входа фыркал,
И рукой подать до цирка,
И на каждой клетке бирка:
Кто сюда попал и как…
Этот Пятый день Творенья,
Это Божье вдохновенье
Нам давалось — за пятак…
А зверья-то сколько было,
Сколько блеяло и выло…
Кто куда и как исчез?!..
Там ведь было всякой твари
Многим больше, чем по паре,
А пернатых и не счесть….
Там орлы, как эскадрилья,
Вдруг распахивали крылья,
Вспоминая прежний пыл…
И держали на весу их,
Как оказывалось — всуе,
Только стряхивали пыль…
Там томился в черной луже
Бегемот печеной грушей,
Будто в собственном соку…
И по первому же зову
Выходил с раскрытым зевом…
Было вырезано “Лева”
На тугом его боку…
На боку — как на суку…
Был и страус в белой пачке,
Были даже лев с собачкой
(Он и вправду с ней дружил)…
Жили лани на откосах,
А внизу верблюд — в очесах…
Да и кто тогда не жил…
Шимпанзе жила в сарае,
Как изгнанница из рая
(За какой такой грешок?)…
Взгляд ее при каждой встрече
Был внезапен, как ожог…
Только что не говорила —
Тихо кашляла, курила…
И совсем по-человечьи,
Даже более — по-зэчьи —
Плечи кутала в мешок…
Ах, как время быстротечно…
А казалось, будет вечно:
Зоопарк, а после — цирк,
А потом и к деду в гости,
Леденцы клюя из горсти,
А в ушах — тигриный рык….
Обветшала та копирка…
Хоть по-прежнему до цирка
От него подать рукой, —
Для иной теперь салаги
Зоопарк шумит в овраге,
Да и цирк уже — другой…
* * *
Рожденная княжна Орбелiани
Род. 1829 — Сконч. 1879
Надпись на плите в Кашвети
Индекс Века, повторенный дважды —
в дате рождения и в дате смерти…
Как он любил вас —
своих избранных граждан!
В этой любви ни одно из столетий
с ним не сравнится,
Собор — свидетель,
надгробные плиты подробнее Тацита…
Завидую вам —
генералы, княгини, священники, дети,
навеки укрывшиеся в Девятнадцатом
Веке, закрывшем ладонью вам веки,
Веке, шептавшем: “А дальше не надо…”
Он все уже знал про кровавые реки
Грядущего века, текущего ада…
2000
О, откуда, с каких Елисейских Полей,
Из какой бесконечной, неведомой дали
Проскользнула к нам двойка и кольца нолей
За спиной закрутила и встала: “Не ждали?”
Еще тысячу лет шевелить ей хвостом,
Развивать и свивать его, бить им и щелкать,
И века по бокам огревать, как хлыстом,
И огнями играть из-под каменной челки…
Но пока пустота там, где встанут века
(В трех зеркальных озерцах, в трех нежных овальцах.)
Розовее младенческих век и зевка,
Значит, жизнь все еще дорога и легка,
Еще можно шутить, горевать, целоваться…
Мой Тбилиси
Весь в полотнах Каналетто
Тот — жемчужный — город дожей…
Но и ты не канул в Лету,
Ты сегодня тоже ожил
В этой старой киноленте —
В ее треске… в ее дрожи…
Дребезжа, бегут трамваи
По бревенчатым накатам,
Там и я, еще живая,
В чем-то клетчатом… за кадром…
Я бегу в веселой группке,
Улыбаясь стайкам встречным,
И не знаю, что ты — хрупкий…
Ты был старым… Ты был вечным…