Опыт наблюдения за субкультурой
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2006
Шесть с половиной лет назад в “Дружбе народов” была опубликована моя статья “Бритоголовые. Новая протофашистская молодежная субкультура в России”1 , целью которой было привлечь внимание общественности к новому тогда для России и, безусловно, опасному явлению. За эти годы многое изменилось. Вся страна знает, что у нас есть скинхеды, и отлично представляет, как они выглядят, как одеваются, во что верят, кого ненавидят, чем занимаются.
Более того, если шесть лет назад власть и большинство лояльных правительству СМИ старались не замечать “скинов” и замалчивали само явление, то теперь ситуация полностью изменилась. Скинхеды стали модной темой, частью большой политико-пропагандистской игры. Сам генеральный прокурор Российской Федерации в докладе Совету федерации о состоянии законности и правопорядка в начале 2005 года публично признал, что в России действует 40 тысяч скинхедов2 (сегодня их, конечно, уже больше — тысяч 60—65). Запугивание общества “скинхедской опасностью” успешно использовалось властью для принятия “антиэкстремистских” законов, расширения полномочий спецслужб и существенного ограничения гражданских прав — при том, что против самих скинхедов эти законы направлены не были и ни остановить, ни даже всерьез ограничить скинхедский террор не могли. Они были нацелены на установление полицейского контроля над общественными (политическими) организациями, в то время как скинхеды — это не организация, а субкультура, они нигде не зарегистрированы, их нельзя ни закрыть, ни распустить, ни лишить регистрации и т.п.3
Более того, сложилась парадоксальная ситуация: данные шестилетней давности — в первую очередь цифры и описательная часть — широко расползлись по СМИ и интернету (правда, как теперь принято в “вернувшейся в лоно мировой цивилизации” России, обычно без ссылок на автора и источник), хотя жизнь не стояла на месте и многое из всей этой информации уже не соответствует действительности. Изменились не только статистические данные, но и персонажи, группы (одни из них распались, другие появились), социальная среда, из которой рекрутируются скинхеды, а кроме того, внутри субкультуры прошла смена поколений. К тому же журналисты не подозревают, что в самой практике исследования скинхедской субкультуры возникли неожиданные проблемы.
Начну с того, что исследования молодежных субкультур в России столкнулись с определенными методологическими трудностями. Одна из них — в том, что к России невозможно, как показывает практика, напрямую приложить достижения западных школ исследования молодежных субкультур, и это касается даже такой образцовой школы, как Бирмингемская4 , что легко обнаруживается, скажем, при изучении работ Дика Хебдиджа5 . Связано это с тем, что западные школы работали с материалом в странах “первого мира”, а Россия является страной “третьего мира”. Собственно, невозможность прямого приложения достижений западных школ изучения молодежных субкультур к “третьему миру” стала ясна еще на примере Африки. Никакие к настоящему моменту признанные западные концепции не могут объяснить, каким образом развлекательная субкультура безработной и полубезработной молодежи Монровии и Фритауна (которая западными авторами рассматривалась как подражание заокеанской субкультуре хип-хопа) смогла превратиться в вооруженные повстанческие движения, которым оказалось по силам наносить поражения правительственным войскам.
1 Дружба народов. 2000. № 2. С. 130—150.
2 http://www.dumask.ru/SF_files/SF_20050126_Ustinov.doc
3 Подробнее об этом см. в моей статье «Экстремисты по вызову» (Свободная мысль—XXI. 2003. № 7).
4КлассическиеработыБирмингемскойшколы: Hall S., Jefferson T. Resistance through Rituals. L., 1975; Mungham J., Pearson G. Working Class Youth Culture. L., 1976; Brake M.The Sociology of Youth Culture.L., 1980.
5См.,например: Hebdidge D. Subculture, the Meaning of Style. N.Y., 1979.
Спецификой России надо признать, во-первых, социокультурную неоднородность страны. Де-факто существуют две России: Россия столиц и крупнейших городов и Россия провинции (и эти две России существенно отличаются друг от друга). Во-вторых, необходимо учитывать пространственную протяженность страны, препятствующую общению, а в последнее время и отсутствие единого культурного и информационного пространства. В-третьих, низкий уровень доходов подавляющего большинства населения препятствует передвижению по стране, установлению контактов и получению доступа к источникам информации. В-четвертых, современную Россию отличает незавершенность классообразования, формирования устойчивых и воспроизводящихся социальных групп, сословий, страт.
В развитых западных странах таких проблем для представителей молодежных субкультур просто не возникало. Социальная структура давно установилась и самовоспроизводится, существует единое социально-культурное пространство, что в случае относительно небольших стран обеспечивает быстрое возникновение и распространение молодежных субкультур по всей территории страны, а в случае, например, США — легкий отток рекрутов молодежных субкультур из патриархальных зон, скажем, Среднего Запада, в крупные города.
Поэтому на Западе не наблюдалось, например, той картины распространения молодежных субкультур, что была типична для СССР, а затем для России, то есть наличия “двух волн” распространения и формирования субкультуры, когда явление первоначально возникает в крупных (столичных и т.п.) городах, приобретает там значительный размах, а затем с заметным запозданием появляется в провинции.
Новейшие тенденции:
регионализация, политизация, криминализация
В субкультуре российских скинхедов наблюдается сегодня уникальное явление, которое отсутствовало у предыдущих молодежных субкультур, пришедших с Запада: у нас все еще продолжается развитие “первой волны” скинхедов, но в то же время идет активное развитие “второй волны”. Поскольку обе волны находятся на разных стадиях развития субкультуры, они значительно отличаются одна от другой. В частности, если в “первой волне” уже произошла смена поколений и представители этой волны в значительной степени являются выходцами из средних городских слоев (если угодно, “среднего класса”)1, то “вторая волна” воспроизводит ситуацию, имевшую место в центрах зарождения и развития субкультуры скинхедов около десяти лет назад, то есть основную массу скин-субкультуры составляют выходцы из более бедных социальных групп.
1 Подробнее см.: Новая газета. 2002. № 55.
Длительность существования и масштаб явления в последние годы уже привели к тому, что в различных регионах и различных группах внутри одной и той же субкультуры скинхедов стали появляться различные тенденции. Скажем, в крупнейших городах и самых старых центрах существования скин-субкультуры наряду с изменением социального состава (то есть рекрутированием неофитов почти сплошь из обеспеченных слоев) обнаружилась и усиленная политизация определенных групп внутри субкультуры. Классическим примером является группа “Шульц-88” в Санкт-Петербурге, которая сначала была выстроена как нелегальная фашистская организация, а уже затем позиционировала себя как скин-группа. В 90-е годы подобное было невозможно.
Другой тенденцией является регионализация субкультуры. Если раньше все представители субкультуры скинхедов стремились к одному образу и старательно подражали одним и тем же образцам, то в самые последние годы произошел явный отход от этого правила. Мы наблюдаем довольно заметные местные различия в субкультуре (coleurlocale): облик, интересы, поведение скинхедов в Москве — одни, в Перми — другие, в Ростове-на-Дону — третьи… Более того, возможны серьезные различия даже в рамках одного крупного города. Классический пример — Ростов-на-Дону, где уже сейчас имеются два разных подварианта субкультуры скинхедов: первый вариант — крайне политизированный, откровенно фашистский и нацеленный на борьбу не столько с представителями иных рас и национальностей, сколько с политическими и культурными врагами, и второй — откровенно полууголовный, максимально удаленный от политики и в гораздо меньшей степени, чем раньше, расистский.
Все это отчасти связано с общим изменением экономического и политического климата в стране в эпоху Путина, а отчасти — с местными, региональными особенностями.
Остановлюсь подробнее на нескольких примерах. Повышенная политизация многих групп скинхедов в крупных городах, где движение существует давно, явно была спровоцирована, с одной стороны, активной работой ультраправых партий в скин-среде или в молодежной среде, тесно соприкасающейся со скинхедами, а с другой — некоторыми с пропагандистской точки зрения успешными проектами, подобными, например, включению группы “Русская цель” Семена Токмакова (кличка “Бус”) в состав крайне правой Народной национальной партии (ННП). Именно такие примеры получили максимальную рекламу в СМИ.
Вместе с тем ужесточение социального климата в крупных городах привело к тому, что на место традиционных “дворовых тусовок”, из которых часто и возникали микроскопические скин-группы, пришли более жесткие, более структурированные, более дисциплинированные, хотя и необязательно бoльшие по численности молодежные группы. Фактически они очень сильно напоминают уличные молодежные банды второй половины XX века в США. Жесткая структура, наличие дисциплины (как правило, поддерживаемой силой со стороны лидера) при обращении этих групп к расистской идеологии сразу приводят к тому, что каждая из них начинает вести себя как небольшая ультраправая партия — вплоть до стремления выпускать собственные печатные издания, хотя бы даже малотиражные, хотя бы даже исполненные на ксероксе.
Типичным примером такой деятельности являются самиздатские журналы “Д.О.Н.” и “Валькирия” в Ростове-на-Дону. При этом “Д.О.Н.” обращен к юношам, а “Валькирия” — к девушкам. Разумеется, самиздатская скин-пресса существовала и раньше, но она была типичной субкультурной продукцией, по преимуществу освещавшей жизнь субкультуры, сообщавшей новости, помогавшей в установлении контактов и т.д. “Д.О.Н.” и “Валькирия” — это откровенно идеологические проекты, главное в которых — расистская и фашистская пропаганда, в то время как агитация с целью вовлечения новых членов в скин-движение носит подчиненный характер1.
1 Обобщено по результатам полевых исследований, проводившихся ЦНС и ИПП «Феникс» в сентябре 2003 г.
Примером другой новейшей тенденции является переход многих групп скинхедов от постоянной борьбы с “расовым” противником к борьбе с политическим и культурным противником. Один из примеров такого перехода — резкое усиление агрессии со стороны скинхедов по отношению к панкам, которые в отличие от 90-х годов перестали рассматриваться как возможный союзник и теперь провозглашены одним из самых главных противников. Причем особенно вредной у скинхедов считается деятельность панк-группы “Гражданская оборона” и лично Егора Летова. Дело в том, что скинхеды рассматривают Егора Летова как пропагандиста коммунистических взглядов и, следовательно, врага “арийской нации”. А поскольку творчество группы “Гражданская оборона” в эстетико-интеллектуальном плане в целом доступно той социальной среде, из которой рекрутируются скинхеды, то, естественно, Летов считается не просто врагом, а врагом особо опасным.
С конца 2003 года скинхеды в разных городах методически нападают на поклонников “Гражданской обороны” и других панк-групп и предпринимают попытки сорвать концерты. Наиболее известные инциденты: атака на панков на концерте “Гражданской обороны” 10 февраля 2004 года в Екатеринбурге, когда скинхедами был убит один панк; нападение 13 ноября 2004 года на панков после концерта группы в ДК имени Горбунова в Москве, вылившееся в массовое побоище, в результате которого было ранено 25 человек, в том числе 5 тяжело; нападение 1 октября 2005 года 15 скинхедов на панков после концерта группы “Пурген” в Москве, в результате чего один панк был убит; убийство 13 ноября 2005 года антифашиста, музыканта панк-групп “Sandinista!” и “Distress” Тимура Качаравы в Петербурге; нападение на зрителей панк-концерта в Реутове 10 декабря 2005 года, в результате около 20 человек серьезно пострадали, в том числе 5 получили ножевые ранения; убийство в Москве 17 апреля 2006 года панка-антифашиста Александра Рюхина.
Еще одним примером той же самой тенденции является Ростов-на-Дону, где в последние три года нападения скинхедов по признакам расовой, этнической или религиозной вражды становятся все более редкими (что даже позволило местным властям утверждать, что в городе и области скинхедов вообще нет), но зато объектом постоянных нападений стали представители местных немногочисленных и, как правило, экзотических левых групп. В самые последние годы в Ростове-на-Дону произошло внезапное оживление деятельности левых и леворадикалов в молодежной среде, связанное с образованием новых групп. В качестве типичного примера такой группы назову возникшую осенью 2003 года Федерацию анархо-коммунистов (ФАК), не имеющую отношения к организации с одноименной аббревиатурой, действующей в соседнем Краснодарском крае (Федерация анархистов Кубани, ФАК), созданную видным деятелем молодежной левой ростовской сцены, сменившим за несколько лет 8 партий, Ильей Полонским, более известным под кличкой “Пол Пот”. Именно такие группы, ссылаясь на то, что они не имеют никакого отношения к традиционно действующим в Ростове коммунистическим, анархистским и прочим левым организациям, показавшим свое политическое бессилие, развернули пропаганду в подростковой среде. Видимо, из-за конкуренции в подростковой среде группы вроде ФАК (а также и сотрудничающее с ними местное отделение НБП во главе с “товарищем Падло”) стали объектом постоянных нападений со стороны ростовских наци-скинов — притом не только в самом Ростове, но также и в Белой Калитве и Гукове. Притом нападения производятся, как правило, теми скин-группами, которые тяготеют к одному из двух ведущих местных лидеров скин-движения по кличке “Че” (выходцу из леворадикальных кругов). Как раз Че и является издателем упомянутого журнала “Д.О.Н.”, а его девушка по кличке “Валькирия”, дочь очень богатых предпринимателей, переехавших в Ростов из Магадана, — издателем журнала “Валькирия”1.
1 Обобщено по результатам полевых исследований, проводившихся ЦНС и ИПП «Феникс» в сентябре 2003 г.
Не исключено, впрочем, что еще одной причиной переноса агрессии ростовскихскинхедов с этнической почвы на политическую является тот факт, что крупнейшее национальное меньшинство в Ростовской области — армяне. Армяне являются значительной и активной частью электората и довольно богатой диаспорой. Руководство области старается не допустить поэтому возникновения этнического конфликта именно с армянами — вплоть до того, что в Ростове, если есть такая возможность, в состав милицейского патруля из трех человек стараются включить одного армянина. В таких условиях проведение “классического” скинхедского террора по отношению к “кавказцам” (то есть почти наверняка армянам) в Ростове просто опасно.
Пример другой новейшей тенденции нам показывают города Пермь, Киров и отчасти тот же Ростов. Это — начавшееся совмещение скинхедов как пришедшей с Запада молодежной субкультуры с традиционно существующей молодежной криминализированной субкультурой, то есть со шпаной. Особенно это заметно в Перми и Кирове. Надо сказать, что Пермь и Киров не являются крупными центрами скин-движения. Скинхеды там появились относительно поздно и по сравнению с другими крупными областными городами немногочисленны. Более того, и Пермь, и Киров традиционно являются достаточно полиэтничными городами, где значительная часть населения — это представители местных поволжских и северных финно-угорских народов, которые в советский период не воспринимались местным русским населением как чужаки. Не было таких настроений и в молодежной (подростковой) среде. Более того, и Пермская и Кировская области были регионами, куда при Сталине направляли выселенных — в том числе и по этническому признаку (в частности, немцев и поляков), которые к настоящему времени практически ассимилировались.
Именно в Перми и Кирове обнаружено уникальное явление, когда местные молодежные группы, по всем признакам являющиеся всего лишь шпаной, в последние три года стали именовать себя “скинхедами” и проповедовать расистские идеи. При этом за исключением расизма и симпатий к ультраправому политическому спектру, никаких пересечений с традиционной субкультурой скинхедов у этих групп не наблюдается. Они не выглядят так, как должны выглядеть скинхеды, они не слушают музыку в стиле “ой!”, они не поддерживают или почти не поддерживают контактов со скинхедами из других городов. Фактически это означает, что в криминализированной молодежной среде, как минимум Перми и Кирова, быть скинхедом, а не просто шпаной считается модным и престижным1.
Несколько отличен пример Ростова-на-Дону, где произошло слияние части скин-сообщества, контролируемой одним из лидеров местных скинхедов по кличке “Айс” (руководитель ростовского филиала наци-скин-организации “Blood&Honour”), с ростовской шпаной и вообще местным криминальным сообществом. Эта часть скинхедов также быстро утрачивает внешние признаки скин-субкультуры и в значительной степени перешла на существование за счет выполнения “заказов” местных криминальных кругов (избиения, поджоги и т. п.). Но поскольку эти группы двигались не от полукриминальной среды к скинхедам, а наоборот, то они сохранили более тесные связи со скин-движением — в частности, по-прежнему являются преданными посетителями концертов “ой!”-групп и по-прежнему декларируют откровенно расистские взгляды.
Таким образом, можно констатировать, что скин-сообщество в России достигло такой численности и существует настолько долго, что произошло значительное усложнение структуры сообщества при одновременной его аморфизации. Фактически под названием “скинхеды” сейчас в России сосуществует несколько родственных, но все же различных субкультурных феноменов. Причиной этого являются специфические условия России как страны “третьего мира”, о которых я писал выше.
В процессе этого усложнения движения скинхедов две тенденции представляются мне наиболее важными и наиболее тревожными.
1. Изменение отношения скин-сообщества в целом к власти. Если в 90-е годы XX века и даже на рубеже веков подавляющее большинство скинхедов рассматривало себя как правую оппозицию власти, разделяя известные мифологемы: Россия под властью Ельцина “оккупирована сионистским правительством”, “захвачена еврейским капиталом”, “колонизируется неграми, азиатами и вообще неславянским элементом” и т.п., то в настоящее время большинство скинхедов в целом лояльно к власти, идентифицируя власть вообще с фигурой президента Путина. Лишь наиболее политизированные и идеологически подкованные группы, прямо связанные с крайне правыми, фашистскими партиями, поддерживают, как правило, лишь отдельные элементы политики Путина2, а в целом продолжают рассматривать себя как правую оппозицию существующей власти.
1 Обобщено по результатам полевых исследований, проводившихся ЦНС и ИПП «Феникс» в декабре 2003 г. — феврале 2004 г.
2 В первую очередь — политику в Чечне и действия по сворачиванию демократии. Примером может служить известный митинг сторонников группы «Шульц-88» с плакатами «Будем мочить чурок в сортире!»
С их точки зрения, режим Путина движется в верном направлении, но слишком медленно и слишком еще зависим от “наследия Ельцина” или, другой вариант, от “евреев-олигархов”. В этой среде распространено мнение, что Путину мешает его окружение и, в частности, министр внутренних дел РашидНургалиев, с личностью которого связывают все факты уголовного преследования скинхедов за те или иные деяния. Это изменение отношения к режиму в целом вылилось, в частности, в то, что скинхеды, в отличие от 90-х годов, стали гораздо чаще проводить санкционированные акции (пикеты, митинги, шествия) и довольно охотно идут на контакт с правоохранительными органами.
2. Еще более тревожным мне представляется отмеченный на примере Перми, Кирова, Ростова-на-Дону факт взаимопроникновения скин-сообщества и молодежной криминализированной среды (шпаны). Дело в том, что до сих пор ни одна пришедшая с Запада молодежная субкультура никогда не сливалась со шпаной. Молодежная криминализированная среда отвергала все западные субкультуры как “извращения”. Собственно, молодежная криминализированная среда — это подготовительный, неполный вариант взрослой уголовной субкультуры, фактически еще не порвавший тесных связей с обычной мещанской средой. Западные молодежные субкультуры мещанская среда традиционно рассматривает как “идеологического противника”. Скинхеды оказались первой в России западной молодежной субкультурой, которая не вызвала инстинктивного отторжения у этой среды. Говоря иначе, современное состояние неполитизированной молодежной среды таково, что расизм и ксенофобия не воспринимаются уже этой средой как что-то чуждое. Если тенденция по слиянию этих двух субкультур сохранится, мы получим в недалеком будущем новую молодежную субкультуру, численно очень распространенную и хорошо укорененную в традиционной среде. Она будет самодостаточна и способна сама себя воспроизводить из поколения в поколение. По мере взросления эта молодежная субкультура будет заменять собой традиционную взрослую уголовную субкультуру, которой до последнего времени совершенно не были присущи расистские взгляды. Поскольку Россия в настоящее время — страна сильно криминализированная, последствия такого развития событий могут оказаться достаточно серьезными, если не сказать катастрофическими.
Скинхеды в условиях внешнего давления
Возникает вполне закономерный вопрос: можно ли хоть что-то противопоставить этим пессимистическим оценкам и прогнозам? Есть ли какие-либо примеры, которые могут внушить пусть ограниченный, но оптимизм?
Один такой пример в процессе наблюдения за скин-субкультурой действительно обнаружился. Это пример Набережных Челнов.
Но полагаю необходимым предупредить читателя, что, несмотря на всю привлекательность случая Набережных Челнов как наиболее чистого примера поведения скинхедов в условиях внешнего давления, изучение и даже простое описание данного случая оказывается сопряжено с большими трудностями.
Во-первых, Татарстан — это регион, где уровень авторитаризма заметно выше, чем в среднем по Российской Федерации. Режим Шаймиева отличает очень высокий уровень контроля над СМИ — и чем дальше от Казани, тем этот контроль жестче. Общая правительственная установка направлена на сведение к минимуму “очернительской” (то есть выставляющей в неблагоприятном виде ситуацию в республике) информации. Особые усилия прилагаются для сокрытия, затушевывания и приуменьшения сложностей и проблем в межнациональных и межконфессиональных отношениях — тем более если речь идет не о титульной нации. Поэтому в контролируемых прямо или косвенно властями СМИ просто невозможно найти сведения о скинхедах на территории республики (молчаливо предполагается, что их нет и быть не может). По причине “закрытости” темы центральные СМИ также не состоянии заполнить эту лакуну.
Во-вторых, специфические условия Набережных Челнов (о них будет рассказано ниже) не дают возможности опереться на независимые печатные или электронные источники по теме из-за их отсутствия.
В-третьих, казанские социологи из Центра аналитических исследований и разработок, которые известны рядом пионерских работ, посвященных молодежным группировкам 80-х годов в республике, не занимались и не занимаются специально изучением молодежных политизированных субкультур и взаимоотношений между ними в Набережных Челнах, сосредоточившись на других темах (криминальные группировки, гендерные исследования и т.п.).
Таким образом, единственным источником для изучения случая Набережных Челнов оказались информаторы из местной молодежной среды, преимущественно принадлежащие к тем или иным субкультурам или близкие к ним. Это ограничивает возможность всестороннего изучения феномена, увеличивает уровень субъективности информации и в целом сказывается на валидности исследования. Необходимо учитывать также, что информаторы, предположительно сами вовлеченные в ряд наказуемых законом действий, даже при сохранении анонимности, вероятнее всего, склонны утаивать определенную часть информации.
Поэтому данное ниже описание неизбежно должно страдать некоторой неполнотой и носить, во-первых, пилотный, а во-вторых, несколько схематичный характер.
Набережные Челны следует признать городом, неблагоприятным для развития субкультуры скинхедов, во всяком случае, в ее ультраправом изводе. Трудно предположить, что руководство Татарстана может испытывать какие-либо симпатии и оказывать если не открытое, то скрытое покровительство сторонникам “арийской нации” и ненавистникам тюркских и мусульманских народов. Непосредственно в Набережных Челнах традиционно главой администрации города избирается татарин, а председателем горсовета — русский или наоборот (в советский период такой парой были первый секретарь горкома и председатель горисполкома). Русские и татары являются двумя преобладающими национальными группами в городе, по численности почти равными друг другу (русских чуть больше) и дающими в сумме свыше 90 процентов населения. Крупнейшие национальные группы за пределами этих двух — башкиры и украинцы. Достаточно высок по сравнению с другими городами Татарстана процент смешанных браков.
Поскольку Набережные Челны в современном их виде формировались вокруг Камского автозавода, и в основном по оргнабору и по “комсомольским путевкам”, традиционные родственно-соседские отношения выстраивались заново в кварталах массовой застройки и с очень небольшим учетом национального признака. Подавляющее большинство челнинцев связано с КамАЗом, объединено общей судьбой, производственными связями (поколение сегодняшних “отцов”), идеологией “ударной комсомольской стройки” и т.п. К моменту приезда в город это были в основном молодые люди, получившие советское воспитание, зачастую отобранные комитетами комсомолов и заведомо мало озабоченные национальными проблемами (в городе живут представители свыше 80 национальностей1). Как правило, в течение первых 10—12 лет они обеспечивались достаточно комфортабельным по советским меркам жильем, что в сочетании со стабильными высокими заработками гарантировало высокую рождаемость. Средний возраст населения в Набережных Челнах и сегодня 33 года.
Говоря иначе, лишь незначительный процент челнинской молодежи мог получить в семье воспитание националистического толка — и то почти сплошь это могла быть не русская, а татарская молодежь в “старом городе”. Впрочем, численность даже такой молодежи невелика, судя по тому, что Татарский общественный центр (ТОЦ) в Набережных Челнах способен мобилизовать лишь около 800 человек, значительная часть которых — женщины старшего возраста. Набережные Челны — русскоязычный город; попытки ТОЦа в 90-е годы добиться изменения ситуации на волне “борьбы за язык” и навербовать себе больше членов и сочувствующих в Набережных Челнах не нашли понимания у местного татарского населения.
Подобная относительная2ненапряженность межнациональных отношений также не способствовала зарождению и развитию наци-скин-движения в городе.
1 Применительно к Набережным Челнам это довольно-таки условное понятие: как и полагается «комсомольской стройке», в городе утвердилась традиция смешанных браков.
2Относительная, поскольку все познается в сравнении. В Уфе, татарское население которой равно татарскому населению Набережных Челнов, ТОЦу никогда не удавалось мобилизовать на митинг свыше 300 человек.
Еще одним неблагоприятным для наци-скинов фактором является то, что с начала 90-х годов Набережные Челны стали одним из центров российского хип-хопа. Число приверженцев хип-хоп-культуры в Челнах к настоящему моменту оценивается в несколько тысяч человек. В Набережных Челнах проводятся региональные хип-хоп-фестивали “ТюБиТейка”. Расцвет такой молодежной субкультуры, как хип-хоп, — “сниженной”, “дворовой”, происходящей из гетто, — представляется вполне органичным для города рабочей молодежи с незначительным процентом студенчества, узкой культурной базой и т.п. В 80-е годы не менее популярны в Челнах были “моталки” — местный аналог “казанских команд” и “люберов”. В этом смысле увлечение молодежи хип-хоп-субкультурой в Набережных Челнах можно считать явным прогрессом.
В рамках хип-хопа в городе расцвели рэперские группы, которых насчитывается три десятка и которые пользуются большой популярностью, некоторые — и за пределами Набережных Челнов, и даже за пределами Татарстана вообще. Наиболее известными рэп-группами города являются: “BigRace”, “Блок”, “Б.М.В.”, “Spiders”, “P.S.”, “Пиратские копии”, “B. Trad.”, “Сила слов”, “Карьера”, “Белая нация”, “Каратели Р.С.”. При этом “Spiders” являются девичьей рэп-группой, что для российской рэп-сцены нехарактерно.
Челнинскиерэперы чувствуют себя уверенно и отличаются достаточной терпимостью по отношению к большинству других музыкальных стилей и молодежных субкультур. В частности, “BigRace” сотрудничает с рэггей-группами и в последнее время играет в редкой для России манере рагамафин (сплав рэпа с рэггей). Считаются нормальным явлением совместные выступления челнинскихрэп-групп с панк-рок-группами “ЦеЦе”, “Беспорядок”, “Куски” и “Гербарий”. По сравнению с хип-хопомпанк-среда не слишком развита в городе, но достаточно укоренена (сформировалась в 80-е) и имеет отчетливо выраженные политические симпатии — левые, антифашистские, анархистские.
Неудивительно, что в таких условиях скинхеды в Набережных Челнах появились поздно и оказались малораспространенным явлением. По сведениям информаторов из челнинской молодежной среды, самые первые скинхеды были замечены в городе только в 2001 году. Относительно их численности информаторы расходятся во мнениях, называя цифры от 3 до 7 человек. Местная молодежная среда — и рэперы, и панки — отнеслась к скинхедам агрессивно, практически сразу имели место стычки и драки (по утверждению одного из информаторов, в одной из драк рэперы применили нож, впрочем, без серьезных последствий). В результате скин-среда, так и не успев сформироваться, в том же 2001 году исчезла. Наиболее заметная фигура этой “первой волны” скинхедов — старшеклассник по кличке “Толик-Фашист” уехал, по слухам, в Пермь.
Спустя полгода, весной 2002-го, в городе вновь появились скинхеды, которые, впрочем, избегали столкновений с рэперами и “отметились”, помимо демонстрации традиционной внешности, лишь надписями на стенах. По мнению информаторов, весной 2002 года в Челнах было 2 скин-группы по 3 человека в каждой (по другим сведениям — 3 скин-группы по 3 человека в каждой). Одну из них возглавлял “ветеран” еще 2001 года по кличке “Букель” (впрочем, “ветеранство” “Букеля” недостоверно: ряд информаторов убежден, что “Букель” просто приписал его себе в целях саморекламы).
Пиар-кампания, устроенная российскими СМИ наци-скинам весной 2002 года1, оказала прямое мощное воздействие на молодежную среду Набережных Челнов. Уже в августе 2002 года в городе насчитывалось до 35 скинхедов, объединенных в 4 или 5 групп. Осенью рост продолжился. Разные информаторы из челнинской молодежной среды называют, однако, разные цифры. К концу декабря 2002 года в Набережных Челнах было, по данным этих информаторов, от 60 до 90 скинхедов. Они были объединены в 5 или 6 групп, крупнейшие из которых возглавляли “Букель” и “Штрольх”.
1 См. об этом подробнее: Время новостей. 21.04.2003; Эхо планеты. 2006. № 20—21. С. 10—11.
Основной формой деятельности челнинскихскинхедов с осени 2002 года стали нападения на рэперов. Однако поскольку численность скинов была на два порядка ниже численности рэперов, а хип-хоп-субкультура вовсе не отличается неприятием насилия, попытки скинхедов сорвать рэп-концерты имели место лишь два или три раза в самом начале противостояния, и всегда лишь в крохотных зальчиках. Зато типичной стала практика нападений поздно вечером на рэперов-одиночек или на небольшие группы рэперов, возвращавшихся с концертов. При этом скинхеды всегда старались обеспечить себе хотя бы двукратный численный перевес. При нападениях скинхеды считали своим долгом заниматься “пропагандой”: выкрикивали расистские лозунги и “объясняли” рэперам, что те — “предатели белой расы” и поклонники “музыки черных”.
Однако в Набережных Челнах с населением в полмиллиона человек очень трудно сохранить полную анонимность в молодежной среде — даже при условии проведения “акции” в максимально удаленном от места жительства или учебы районе (город делится всего на 7 префектур). Поэтому довольно быстро нападавшие были “вычислены” жертвами и их друзьями — и последовали “акции возмездия” со стороны рэперов. Очень скоро такие адресные “акции возмездия” сменились безадресными, то есть атаками рэперов на скинхедов на основании одного только внешнего вида последних. Эта “мини-война” длилась с осени 2002 года по начало 2003 года и закончилась, как и следовало ожидать, сокрушительным поражением скинхедов. К весне 2003 года скинхед с классической внешностью и атрибутикой стал на улицах города исключительным явлением.
По согласному мнению всех информаторов, в целом драки носили “относительно не жестокий” характер, без применения “железа” (то есть ножей, заточек, арматуры и т.п.) и “дерьма” (камней, палок и т.п.). Не использовались также и распространенные в 80-е годы одноразовые самопалы и самодельные бомбочки. Наиболее серьезным оружием в драках были армейские ремни с пряжками. Поэтому обошлось без тяжелых увечий и смертельных случаев. За весь период “мини-войны” госпитализация понадобилась, по одним сведениям, четырем, по другим — семи пострадавшим. В самой крупной стычке (в конце 2002 года), по мнению одного из информаторов, участвовало свыше 60 человек (15 скинхедов во главе со “Штрольхом”, остальные — рэперы). По мнению же другого информатора, самая крупная стычка имела место еще в начале “мини-войны”, когда группа “Букеля” (15—20 человек) напала на зал, где собрались на концерт 40 рэперов, включая музыкантов, — впрочем, во втором случае непосредственно в драке участвовало не более 6 человек, так как при звуке сирены скинхеды разбежались (причем сирена принадлежала не милиции, а “скорой помощи”).
Таких столкновений, которые потребовали бы привлечения специальных сил милиции, в городе не наблюдалось, хотя за локальные драки милиционерами было задержано свыше десятка несовершеннолетних. Специального освещения этой “мини-войны” в местных СМИ также не было, хотя милиция была, разумеется, в курсе — и именно с этого периода стала проявлять на улицах “повышенный интерес” к подросткам с типично скинхедской внешностью и экипировкой. У занятых борьбой с рэперамичелнинскихнаци-скинов не хватало ни времени, ни сил на какие-либо другие “акции”, включая нападения на “инородцев”. Лидер приблизительно двухтысячной челнинской азербайджанской общины Гасан Мамедов даже неоднократно высказывался в местных СМИ в том духе, что в Набережных Челнах скинхедов не было, нет и не будет.
Сообщить какие-либо подробности об идеологии, связях или структуре наци-скин-групп 2002 года челнинские информаторы оказались не в состоянии. Собственной прессы эти группы не выпускали, листовок не распространяли. Надписи “Skinheads” и свастики на стенах давали лишь самое общее представление об идеологических пристрастиях этих групп. Похоже, у них не было даже самоназваний. К весне 2003 года наци-скин-группы в Набережных Челнах распались — кто-то вышел из субкультуры, кто-то, видимо, “ушел в подполье”, отрастив волосы и “сменив прикид”, кто-то уехал. В частности, город вынуждены были покинуть и “Букель”, и “Штрольх”, причем последний уехал учиться в Ижевск — и на каникулах появляется в Набережных Челнах.
До весны 2004 года никаких данных об активности скинхедов и даже просто об их существовании в Набережных Челнах не было. Однако весной 2004 года стало очевидно, что скинхеды в городе появились вновь, причем сразу в двух ипостасях — наци-скины и “ред-скинз”.
“Ред-скинз” сразу заявили о своей принадлежности к “шарпам” (Skinheads Again Racist Prejudice1). Никакими громкими уличными “акциями” челнинские “шарпы” не отличились, о существовании их известно исключительно из-за проводимой ими в молодежной, преимущественно школьной, среде пропаганды, в основном через панков. Достоверно известно, что челнинские “шарпы” — это русская, а не татарская молодежь и что они поддерживают или поддерживали до недавнего времени контакты с Ассоциацией движений анархистов (АДА). Свою численность “шарпы” скрывают. Местные информаторы не сходятся в оценке численности челнинских “ред-скинз”: по мнению одних, “шарпов” — 2—4 человека, по мнению других — 8—10.
1 «Скинхеды против расистских предрассудков» (англ.) — международное надпартийное объединение левых скинхедов-антифашистов.
Наци-скины также отличаются от своих предшественников. Они полностью или почти полностью отказались от имиджа и внешней атрибутики: не бреют головы, не одеваются как скинхеды либо носят только какой-то один атрибут, например высокие шнурованные ботинки, и не проводят уличных “акций”. О существовании их известно в основном из настенных надписей и очень активной пропаганды, развернутой в молодежной среде. Все челнинские информаторы дружно утверждают, что действующие сегодня в городе наци-скины занимаются в основном устной пропагандой (и лишь в незначительной степени — распространением праворадикальной литературы различных направлений) преимущественно в среде “гопоты”, то есть неполитизированной некультурной алкоголизированной хулиганской молодежи.
Челнинские
информаторы согласны в том, что в настоящий момент в городе действуют как
минимум 4 различные наци-скинхедские организации. Это
мнение основывается на следующих наблюдениях. Одна группа скинхедов
поддерживает контакты с местным отделением Национальной державной партии России
(НДПР) и распространяет в первую очередь литературу НДПР, в частности брошюры и
книги
А. Севастьянова. Другая группа скинхедов поддерживает
контакты с ижевской ультраправой Партией Свободы и распространяет литературу
партии, предположительно посредником в этих контактах является упоминавшийся выше “Штрольх”.
Третья группа, преимущественно ведущая пропаганду в школах, настойчиво
аттестует себя православными (и, по некоторым сведениям, монархистами) и
относится к пастве
о. Олега Богданова, благочинного округа. Наконец, четвертая группа, видимо,
наиболее прогитлеровски настроенная, известна тем,
что единственная пытается активно вести пропаганду среди татарской молодежи,
особо прославляя “заслуги” одновременно и РОА, и мусульманских подразделений,
созданных гитлеровцами. Опираясь на косвенные признаки, челнинские
информаторы полагают, что именно пропаганда этой последней группы наиболее
успешна, так как основана не на националистическом или конфессиональном подходе
(такой подход не встречает в молодежной среде Набережных Челнов понимания), а
на идеологическом, к тому же не сильно расходящемся с официальными
правительственными установками. Основной мотив этой пропаганды: большевики —
зло, а те, кто с ними боролся, были правы.
Хотя все эти группы сами себя называют скинхедами, фактически их деятельность носит полулегальный характер, типичный для организованных ультраправых нескинхедских групп. Они отказались от открытой конфронтации с представителями “неправильных” молодежных субкультур — рэперами и панками, а их субкультурность, насколько можно судить, заключается исключительно в пропаганде и восхвалении субкультуры скинхедов в ее ультраправом варианте.
Информаторы единодушны в том, что число наци-скинов в Набережных Челнах медленно растет, но не сходятся в оценке их нынешней численности, называя цифры от 60 до 120 человек. Видимо, это можно объяснить закрытостью нынешней наци-скин-среды Набережных Челнов.
Нет никаких достоверных данных о взаимоотношениях между этими группами — сотрудничают ли они, конкурируют или противоборствуют друг с другом. Группы не издают своих газет или бюллетеней и не имеют сайтов в интернете. Если они выпускают какую-либо печатную продукцию, то она носит закрытый характер, если они как-то представлены в Сети, то, вероятнее всего, в закрытых рассылках и форумах.
В целом поведение челнинскихнаци-скинов в условиях внешнего давления надо признать типичным. В Москве и Петербурге, где скинхеды также столкнулись с давлением (уже со стороны правоохранительных органов — после царицынского погрома и убийства ХуршедыСултановой), поведение тех скин-групп, кого это давление коснулось, было точно таким же — отказ от внешней атрибутики и уличных “акций” и уход наиболее “стойких” в полуподполье.
Случай Набережных Челнов можно считать наиболее чистым, поскольку в силу неразвитости субкультуры внешнее давление в городе распространилось, в отличие от Москвы и Петербурга, на всехскинхедов, а не на отдельные группы, что облегчило восприятие картины и ее анализ. То, что в Набережных Челнах в роли внешней силы выступили не правоохранительные органы, а другая — более сильная и численно преобладающая субкультура, — не принципиально. Относительная неанонимность молодежной среды в 500-тысячном городе дала возможность субкультурным противникам наци-скинов выявить их с той же легкостью, с какой это могли бы сделать спецслужбы в мегаполисе. Прямое физическое давление, возможно, даже более эффективно в данном случае, чем институционализированное давление правоохранительных органов и власти.
Пример Набережных Челнов, однако, показывает, что одними силовыми методами проблему наци-скинов решить невозможно. И не только потому, что ядро субкультуры при давлении уходит в подполье или полуподполье, превращаясь в “типичных” ультраправых, но и потому, что субкультура “самозарождается” вновь, из других людей, не имеющих прямого отношения к устраненным с общественной арены силовыми методами предшественникам.
Говоря иначе, в России Путина имеются объективные причины — экономические, социальные, политические, идеологические, культурные — для появления и возобновления движения наци-скинхедов. Эти причины ведут к зарождению и регулярному возрождению наци-скин-субкультуры даже в столь неблагоприятных для этого регионах, как Татарстан, где местная власть или отдельные ее структуры и представители заведомо не оказывали и не оказывают никакой поддержки и покровительства наци-скинам и русским националистам вообще, и даже в столь неблагоприятном для этого городе, как сильно рэперизованные Набережные Челны. Смело можно предположить, что объективной причиной является политика режима Путина в области экономической, социальной, идеологической, пропагандистской, национальной, образовательной, молодежной, культурной и военной.
Молодежь ни в одном из городов России (в том числе и в Набережных Челнах) не живет изолированно от всей остальной страны. В современной России не решены породившие движение скинхедов экономические и социальные проблемы (более того, социальное расслоение нарастает, а социальное государство методично и целенаправленно демонтируется). Не урегулированы национальные проблемы (в частности, на Северном Кавказе, где эти проблемы, напротив, обостряются), а попытки их “урегулирования” носят преимущественно силовой характер (начиная с войны в Чечне и кончая планами укрупнения регионов, что автоматически повлечет за собой уменьшение прав национальных субъектов федерации). Предлагаемая правительством “реформа образования” закрепит и углубит социальное расслоение в обществе, а от финансирования федеральной молодежной программы правительство уже отказалось (при том, что до того эта программа просто не действовала). Нарастает пропаганда милитаризации и клерикализации общества — и эта пропаганда исходит из Кремля или близких к Кремлю сфер. Она сочетается с “антитеррористической” антимусульманской пропагандистской кампанией. При этом в стране не ведется целенаправленная антифашистская пропаганда, лишь раз в год — на 9 Мая — властные структуры разражаются ритуальными заклинаниями. В качестве идеологического ориентира, при сохранении неолиберальной экономической политики, власть все откровеннее выбирает дореволюционную Россию, то есть примером служат монархическо-православно-великодержавно-антиреволюционные (говоря другими словами, черносотенные) образцы.
Собственно, режим Путина — это типичный бонапартистский режим. Все известные в мировой истории бонапартистские режимы были режимами правого авторитаризма различной степени жесткости. При всех них неизбежно возникали благоприятные условия для успешного существования и развития организаций, движений и/или массовых настроений правоконсервативного и/или праворадикального, националистического, милитаристского, имперского, ксенофобского характера. Непонятно, почему Россия должна быть исключением из этого правила.
В принципе наличие большого числа молодежных субкультур считается признаком духовного кризиса общества: увлечение молодых субкультурами свидетельствует, что “взрослое общество” не способно предложить молодежи такие цели, мировоззрение и нормы поведения, которые были бы привлекательными и авторитетными для молодых, — и молодежь предпочитает им самоизоляцию и социальный эскапизм. В специфических условиях путинской России, однако, обнаруживается, что наличие разных молодежных субкультур может выступать — при благоприятном стечении обстоятельств — в качестве позитивного социального фактора, а именно в качестве формы стихийного сопротивления общества навязываемым властью националистическим, милитаристским и антидемократическим установкам.
18 февраля 2005 — 8 августа 2006