Из новых стихов
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2006
Труден путь через все буераки,
Только те, с кем случалось идти,
Приносили мне алые маки,
Осыпaвшиеся в пути.
Каменистые все переходы
Помнит сердце и знают ступни.
Не была ты со мной в эти годы,
О, как долго тянулись они!
И теперь я совсем уж не спорю
С быстрой старостью, взявшей в тиски…
Улетавшие к синему морю
Пламенели, крутясь лепестки.
* * *
Заснуть, лелея свой недуг
Над гамсуновской фразой,
И на заре проснуться вдруг
Девчонкой светлоглазой.
Чтобы пойти в часу восьмом
С воспоминаньем вместе
За ненаписанным письмом
До почты на разъезде.
По быстротечному песку
Три бесконечных лета
Брести сквозь ветер и тоску,
Как до скончанья света.
Но нет — еще холмы, холмы,
Тропа к Парнасским высям,
Где столько с фронта, с Колымы,
Из будущего писем.
Бизнес девяностых
С меланхолическим уйгуром,
Потом с дунганином понурым,
Татуированным в тюрьме,
Мы речь вели об угле буром,
Узгенском рисе и сурьме.
Засим за регулярной данью
Явился местный депутат,
На радость нашему собранью
Разделал голову баранью
И предложил змеиный яд.
Сегодня спикерами стали
Другие воры, а его
С опасной вестью о металле
В асфальт горячий закатали,
Никто не вспомнит ничего.
Дунганский змий давно в зиндане,
Уйгура видели в Синцзяне,
В Афганистане и Чечне…
Я пил у гибели на грани
Чужую жизнь, я жил во сне.
Глухие толки об уйгуре
Ходили долго после бури,
Но мне отныне черт не брат,
И я опять в литературе,
Где долгожителей едят.
Легенда
Поляне шли в густой траве по пояс
К древлянам… А на этом берегу
Три юных гостя в шелковых одеждах
День провели от розовой зари
До розово-багряного заката.
Заваривали чай, стихи писали,
Играли в го и любовались морем.
Оставили на камне имена
И, улыбнувшись, навсегда исчезли,
Отплыв на джонке к Островам Блаженных,
Иль журавлями к небу воспарив.
И стерлись иероглифы с базальта,
Не пережив тринадцати веков.
Но вот оно, Истории начало,
В безмолвии, что долговечней слов!
* * *
Я засыпал на дереве высоком,
Роняя книгу сказок, и во сне
Был многолюдным окружен Востоком,
В пустыне с джинном был наедине.
Я мог бы жить на тополях-туранга,
Чтоб вечно слушать зыбкий шум громад,
Была дорога далека до Ганга
И длилось путешествие в Багдад.
Урги молитвенные барабаны
Текли, текли, мелькая предо мной,
И годы шли, и я увидел страны,
И понял вдруг, что тесен круг земной.
Но улица индийская священна,
Где пыль и время, и осадок сит,
Вся эта смесь томления и тлена,
В невозмутимом воздухе висит.
Ведь та мечта, что в детстве мы лелеем,
И в буднях сохраняет волшебство,
И типографским пахнувшие клеем
Прекрасны сказки, и — милей всего.
4 декабря 2005
* * *
Горькая истина невыносима,
Скучная правда проста.
Вечно звучат, выступая из дыма,
Музыка и клевета.
Вновь принесет с ощущеньем потери
Ночью и в пасмурный день
Белый цветок на могилу Сальери
Моцарта зыбкая тень.
11 января 2006
Адам
Далекий предок мой Адам,
Скитавшийся во время оно,
Эдемским находил садам
Замену в зарослях Цейлона.
Я там однажды побывал,
Где льются дни, блаженно-вялы,
И нежит океанский вал
Доисторические скалы.
Мой черный брат с кольцом в носу
Мне протянул пучок открыток,
Но эту страшную красу
Не уместить в библейский свиток.
Я долгий взгляд, я вечер свой
В предчувствии изгнанья раннем
Насытил едкой синевой
И остановленным страданьем.
Я знаю — родина одна,
Господь отзывчив и во гневе,
И веет вечная весна
Напоминанием о Еве.
Осетия
В гибкости этих плясок —
Скученность скудных сёл,
Легкость, с какой подпасок
Стадо по склонам вёл.
Землю клинком делили,
Горская речь крепка,
В этой голодной силе
Слышится звон клинка.
И желобов свирели
Жалобный голос крут —
Плача о безземелье,
Злую любовь клянут.
Словно в забытом склепе
Скрыт воскрешенья клад,
Стоны о скифской степи
К солнцу сквозь смерть летят.
* * *
Хороший сон. Я повидался с матерью.
За столько лет состарилась она.
Вот говорит, что Богу-нанимателю
Поденщица, душа моя, должна.
Всё знают обо мне, да только новости
Не радуют — прибавилось суровости.
А все-таки, как прежде, сладко ей
Припоминанье отдаленных дней.
Мое мы детство проживаем заново…
Да, одряхлела, что же в этом странного?
Но как же Откровенье Иоанново!
Неужто даже там идут года,
Где мне дадут свиданье до суда?
19 января 2006
Алания
Нежно-синяя, густая.
И соленая вода,
И народ, от стен Китая
Добежавший — вон куда!
Был он сабельный и резкий,
Но вошло в его черты
Много греческой, черкесской,
Силой взятой красоты.
По-ликийски малорослый,
Но плечист, как славянин,
Он коня сменял на весла
Для бушующих равнин.
Позабылась в этой сшибке
Кочевых костров зола,
Но всегда в его улыбке
Много жгучего тепла.
Лукоморье, лукобровье…
В темном море до утра
Стонут пролитые крови,
Блещут слитки серебра.
* * *
Ты мне необходима,
Как снег и горечь дыма,
Как беженцу прописка,
Изгнаннику березка…
Пусть на закате Рима
Здесь истинное мнимо,
Далекое так близко,
Возвышенное плоско.
Но нет уже России,
Погибшей, аки обры,
Бессмысленно жестокой
И безрассудно доброй.
Актриса ТЮЗа
Не ужившись в Театре Эстрады,
Ты оттуда ушла и отсюда,
Вот в “Сокровищах Шехерезады”
Пять сезонов играешь верблюда.
Стать хотела бы Али-Бабою
И служанкой его, и супругой,
Но готова смириться с любою
Пыльной ношей и с шерстью муругой.
Только фыркаешь, встав на приколе,
И язвит режиссерша-паскуда.
В ТЮЗе — склоки и драка за роли,
Но никто не желает — верблюда.
В амплуа своем незаменима,
Успеваешь ходить, мастерица,
В Дом Ревнителей Третьего Рима,
Византийскому пенью учиться.
Что ни пятница, с нищенским хором
Ты поешь по крюкам, не по нотам,
И душа возлетает к соборам,
К светлым ликам, огням, позолотам.
На фуршете — в тусовке галдящей,
Заболтавшись, мы сблизились чудом.
Оттого ль, что себя я все чаще
Ощущаю таким же верблюдом.
От тоски и работы нехитрой
Горб со временем, кажется, вырос;
С неумелой, но жаркой молитвой
Иногда восхожу я на клирос.
2006, Петербург
Световит
Деревянные, странные
Праславянские боги,
Вам молиться не стану я,
Но в дремотной дороге
Средь лесов с лесосеками
Возникаете вы
Над студеными реками,
Словно шелест листвы.
В гуще сумрака снулого
Померещилось мне
Трехголовое тулово
В расщепленной сосне.
И как будто словесная,
Но былины древней,
Эта сила древесная
Обнаженных корней.
В темной молви и морочи
Брезжит бог Световит,
Золотое узорочье
Пусть хоть он сохранит!