Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2005
Лучших слов, чем слова Льва Николаевича Толстого, вынесенные в заголовок, из его письма А.Фету в октябре 1875 года по поводу прочитанных им преданий и поэзии горцев Кавказа невозможно подобрать для емкой характеристики изданного в Москве сборника чеченской народной поэзии.
Наконец-то среди грома пушек и взрывов, многолетних страданий и крови обозначился чистый и негромкий голос культуры во взаимоотношениях русского и чеченского народов. Эта изящно изданная книга с изумительными иллюстрациями лауреата Государственной премии СССР Бердигули Амансахатова является плодом самоотверженных творческих усилий большой группы московских переводчиков, ученых-филологов и фольклористов, результатом поддержки правительства Чечни. И, несомненно, станет библиографической редкостью, если не получит переиздания.
Кроме фундаментального предисловия для читателей, сделанного учеными И.Мунаевым и М.Ахмадовым и раскрывающего особенности чеченского песенного фольклора, сборник предваряют вступительным словом Председатель Правительства Чеченской Республики С.Абрамов, его первый заместитель Рамзан Кадыров и генеральный директор ИТАР—ТАСС В.Игнатенко.
Чеченская народная поэзия, как гласит аннотация, в записях XIX—XX веков представлена читающей публике как “двусоставное единство основных фольклорных жанров: илли — героико-исторические сказания и баллады, узамы — лиро-эпические песни, “стенания души”. Записи шести чеченских песен, сделанные И. Клингером еще в 1849 году, сохранились в архиве русского писателя, музыканта и фольклориста В.Ф.Одоевского. Записью и литературной обработкой чеченского фольклора увлекались Л.Толстой и А.Фет, захваченные необузданным эмоциональным и героическим накалом этих песен. Традицию русских классиков, а также советского поэта Николая Тихонова (тоже переводившего горцев) продолжают в сборнике такие известные современные поэты-переводчики, как Анатолий Преловский, Вячеслав Куприянов, Михаил Синельников, Владимир Дагуров, Анатолий Парпара и другие.
Книга, несомненно, развеет многие штампы, которые сложились за последние годы вокруг чеченцев в восприятии россиян, или хотя бы заставит задуматься о культурной составляющей бытия этого народа. Вот почему не вызвал удивления факт присутствия множества журналистов на презентации сборника в ИТАР—ТАСС. Ведь все нынешние публикации в России о Чечне и чеченцах, так или иначе, сделаны в ключе голой прагматики, политических и социальных проблем, а то и подковерных интриг различных противоборствующих сил. “Душа” чеченского народа остается тайной за семью печатями.
Между тем знакомство с этой насыщенной императивом борьбы (не только, как кому-то покажется, с конкретным врагом, но и с самим собой и с иррациональными стихиями зла) лирикой прямо подталкивает к более широким размышлениям. Например, о наличии своего проекта существования в судьбе любого народа. Или хотя бы может стать поводом для разговора на эту важнейшую тему. Но не того проекта, который связывается в профаническом сознании с бизнесом и проч… А проекта как сшибки трансцедентного и имманентного, проекта как экстремальной формы существования этноса, когда весь ход мировых процессов говорит: вам здесь, в некой формирующейся планетарной реальности, нет места и, чтобы сохраниться, необходимо прорываться сквозь это отсутствие. То есть место остается лишь для волевого усилия, и функционалы воли должны выходить на первый план в процесс народного бытия. К тому же наука история вместе с политологией давно доказали на достаточно ярких примерах: интеграция в чужие проекты является не только концептуальной капитуляцией, но и гибелью народа в широком смысле, на онтологическом уровне. Сегодня, когда ислам используется в мировой политике как инструмент формирования, по большей части заданных глобальных переконфигураций этого мира, русским и чеченцам пора бы принять брошенный вызов и на этом, воистину планетарном поле борьбы обрести, наконец, концептуальный консенсус. Ведь речь давно уже вышла за рамки полемики, в том числе и с оружием в руках, о разности менталитетов, проблем независимости, споров о легитимности гражданских судов или судов по Законам шариата.
Презентация сборника проходила целиком под знаком культурного содружества наших народов. И это уже весьма значимый сдвиг, учитывая контекст события. Сергей Абрамов подчеркнул, что выход в свет этой книги — более важное явление, чем вопросы народного хозяйства и экономики, ведь культура — эффективное средство взаимопонимания между народами, чего в данном случае нам всем так не хватает в России. Продолжая разговор, Исмаил Мунаев представил данную книгу в качестве неотъемлемой части общероссийской культуры. Здесь впервые опубликованы уникальные произведения, так называемые “Смертные песни”, узамы, утраченный ныне в фольклоре жанр. А из национальных особенностей этой лирики выделил такой момент: “воспеваются герои, отличающиеся выдержкой, сдержанностью, уважительным отношением к противнику”.
Невозможно удержаться от того, чтобы не процитировать хотя бы два отрывка из узамов. Скорбный и темный их колорит буквально завораживает мужественной обреченностью, достоинством человека перед лицом небытия, философским отношением к смерти:
…Осиротеешь ты, мир,
мир, озаряемый солнцем.
Длилась ли радость познанья
в сердце, хотя б до полудня?
Мир, мы тебя познаем
только в холмах надмогильных.
Где они, кровные наши, —
те, кого сердцем любили?
Стали зеленой травой,
прахом, о мир сиротливый!
Мир, мы тебя познаем
только травою могильной.
(“Печальный узам”,
перевод А.Леонтьева)
Что с тобой смертному делать,
о, ненасытная смерть?
Словом тебя не задобрить,
к нашим мольбам ты глуха.
Даже к несчастным и бедным
входишь ты с грозной косой.
Что с тобой смертному делать,
о, ненасытная смерть?
(“Что с тобой смертному делать?”,
перевод А.Леонтьева)
О том, чего не написано ни в предисловии, ни в комментариях, говорил Анатолий Преловский. Группа переводчиков работала, следуя завету великих о том, как “надо подходить к переводам чуда”, а чеченские песни по богатству интонаций, эмоционально окрашенной образности действительно являются чудом! Но все дело в том, что Лев Толстой, восхищаясь горским фольклором, не успел передать Фету записанные им оригиналы песен. Тот, прочтя, ответил нерифмованным стихотворением, как бы по наитию воспроизведя принцип перевода узамов, однако сам стал переводить далее в манере двустиший, персидских бейтов, чего делать не следовало. И весь ХХ век нерифмованную, основанную на мелодике поэзию переводили, рифмуя. К этой работе примазалось большое количество ремесленников, дело поставили на поток, в результате чего уникальное своеобразие чеченского фольклора было затушевано. Так что перед переводчиками этого издания стояла огромная задача: воссоздать на русском языке подлинное, аутентичное звучание чеченской народной лирики. Из ее отличительных черт Преловский выделил рыцарскую нравственность, стоицизм в переживании жизненных невзгод, что незримыми нитями связывает чеченский фольклор с традициями русского народного творчества.
И еще один интересный момент необходимо отметить в выступлении А.Преловского: работа над сборником объединила поэтов из разных, идеологически враждующих между собой Союзов московских писателей, доказав, что настоящее творчество выше любых идейных баррикад.
О важности продолжения собирательской работы в области фольклора Чечни говорил на презентации Ю.Смирнов из ИМЛИ, призывая подключить к этой деятельности учителей и работников культуры на местах.
А профессор МГУ А.Ващенко, знаток фольклора американских индейцев, обратил внимание собравшихся, что открытие жанров и круга сюжетов народного творчества помогает созданию наиболее полного портрета традиционной культуры. Появление книги чеченского фольклора, несомненно, поможет исследователям сделать широкие аналогии, сопоставить точку зрения различных народов на себя, на мир, на человека вообще.
В заключение В.Рахманов представил аудитории обширный план издательства “Новый ключ” по публикации сокровищ фольклора разных народов на русском языке, где хотелось бы выделить готовящиеся к выпуску исторические песни народов Сибири VII–XX вв., фольклор иркутских бурят и памятники древнетюркской письменности VI—XII вв.
Знакомство читателей с книгой “Чеченская народная поэзия” не ограничится, однако, этой презентацией, рецензиями и появлением ее на прилавках книжных магазинов. Кроме планируемого представления сборника в Грозном, как заявил С.Абрамов, намечена торжественная передача ее в крупнейшие библиотеки различных регионов России. С Дальнего Востока до Калининграда пойдет специальный поезд с деятелями культуры, писателями, поэтами, артистами, которые по ходу следования будут на остановках в различных городах России знакомить людей с культурой Чечни и других республик Кавказа.
Читатель найдет в сборнике чеченской народной поэзии и актуальные остросоциальные мотивы, и образцы исповедальных монологов, отличающихся разнообразием чувств и переживаний. Я полностью согласна с авторами предисловия: “Сегодня чеченский фольклор востребован самой жизнью. Заключенный в нем свет мудрости, доброты и нравственности в силах осветить души людей, которые пострадали от жестокости последнего времени”. А русскоязычной публике предстоит, погрузившись в песенную стихию народного творчества чеченцев, открыть для себя духовный мир и характер этого народа.
Читая книгу, ты, даже не бывая на Кавказе, сразу как будто узнаешь эти горы, их жесткие очертания, отбрасывающие на зелень долин глухую тревожную тень. Огонь костра колышется от ветра, льнет к земле, вновь расправляет крылья. Тишина… И вдруг — частый топот копыт… Поединок задан с первых же строк этих песен, поединок жизни и смерти, чести и бесчестия, любви и ненависти.
Даже среди веселого пира не забывают храбрые воины о долге перед своим народом:
“Голод изнурил чеченских сирот,
весь народ без пищи обессилел, наши обездоленные братья —
в рубище, и нищи, и убоги… Так неужто у князей богатых
табуна не сыщем для угона?!…
“Есть один такой табун в округе…
На него отцы польстились ваши — и погибли все, и не вернулись.
Пусть хоть здесь нам выпадет удача!
Грянет бой, и вот тогда узнаем,
Кто слывет по праву смелым кантом!”…
И далее в этой поразительной по тонкости чувств балладе (“О Сыне вдовы и князе Монце”, пер. М.Синельникова) разворачивается драматический сюжет, полный интриг и коварства, но победа, пусть и ценой немалых жертв, остается за чистым душой и сердцем героем.
Многое может раскрыть в натуре чеченца и баллада “Об абреке Варе” (пер. А.Преловского).
Вот какой личностью предстает ее главный герой:
“Чтобы от жажды ему не иссохнуть,
он обходился росой на травах,
чтобы от холода не замерзнуть,
спал он в земле, землей укрываясь,
чтобы накрыться — имел он небо, чтобы беседовать — были звери”…
Абрек — фигура отверженная, но он не может не вызывать уважения, ибо живет по кодексу чести, принятому настоящим мужчиной-воином. Вот почему даже Чахкаринский (Чахкари — крепость на берегу Аргуна) генерал, когда ему доносят о месте пребывания абрека, посылает гонца, чтобы предупредить Вару о предательстве, он не хочет победы над ним, достигнутой ценой вероломства. Но Вара отказывается бежать, потому что, как говорит он генеральскому гонцу:
“Если спасать, то не только тело,
если хранить, то не только жизнь!”
В народном сознании Вара — “Богом отмеченный” человек. Он расправляется с предателем и невредимым выходит из боя. Для него непререкаем завет: “тот, кто хочет бежать из битвы, пусть еще на бегу умрет, а к тому, кто дерзнет сражаться, пусть удача навстречу идет”.
Интересно, что почти все песни сборника записаны фольклористами у сказителей уже в наше время, где-то начиная с 50-х годов прошлого века. А вот балладу “О гибели села Центаройского Дады” (пер. Ст. Золотцева), как гласит примечание, записал известный чеченский фольклорист Ахмад Нажаев в 1925 году. В ней отражены подлинные исторические события начала XIX века, связанные с полным уничтожением царскими войсками села Дады-юрт. В связи с этим составители сборника обращают внимание на такой факт: “В истории известно, что двое мальчиков из этого села были спасены. Один из них стал академиком живописи — это известный художник середины XIX века Петр Захаров. Другой мальчик — Бота Шамурза-
ев — известен в истории как офицер царской армии.
Исследователи высказывают предположение, что судьба Петра Захарова могла побудить М.Ю.Лермонтова к созданию поэмы “Мцыри”. М.Лермонтов и П.Захаров были хорошо знакомы, об этом свидетельствуют картины с изображением поэта, написанные П.Захаровым”.
Погружаясь в мир этих песен, невольно, по Шекспиру, обращаешься “зрачками в собственную душу” и задумываешься об истинных ценностях и идеалах человеческого существования, о последствиях утраты культурного диалога между живущими столетия рядом народами. Мятущийся дух чеченских народных баллад вырывается на очень высокие просторы и одаривает каждого верой в красоту и силу человеческого гения.
“Чеченская поэзия XIX—XX вв.” — М.: Новый ключ, 2005.