Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2005
“О, Хазар! Это таинство слова”. Антология современной азербайджанской лирики на русском языке. — Hannover—Киев, 2003.
Сегодня эта книга способна удивить и даже поначалу вызвать скептическую усмешку. Еще бы! Антология современной азербайджанской лирики на русском языке, место издания Hannover — Киев, переводчик, он же составитель, автор предисловия и комментариев, Дмитрий Дадашидзе живет в Германии. Кому адресовано это изящно выполненное в художественном отношении издание, зачем понадобилось столько трудов, включая усилия спонсора, чтобы этот сборник увидел свет?
Поэзия вообще стала у нас предметом внимания чрезвычайно узкого круга читателей, а уж надеяться на интерес к творчеству азербайджанских поэтов, когда на месте прежних интенсивных культурных контактов между бывшими республиками Союза ныне зияет более чем десятилетний информационный провал, — утопия. И вряд ли в этой ситуации сыграет какую-то переломную роль объявленный Год азербайджанской культуры в России, а мог бы… Однако формальное отношение к развитию межкультурных связей, похоже, одна из характерных примет политики российской власти. На тревожный и не оцененный по его значимости вопрос академика Д. Лихачева, обращенный к тогда еще советскому многонациональному обществу, к его интеллигенции конца 80-х, то есть накануне распада страны: “Сохраним ли культурное пространство?” — отрицательный ответ не вызывает сомнений.
Многое в факте появления книги “О, Хазар! Это таинство слова” объясняет биография Д. Дадашидзе, вернее, такой ее момент: он родился в Баку. Многое, но не все… И все же — сперва о Баку. Этот город исторически, задолго до советских времен, представлял собой перекрестье многообразных художественных влияний Запада и Востока, некое силовое поле, в котором сходились пучки импульсов, излучаемых гранями, порубежьями различных цивилизаций, и, несмотря на переживаемые социально-политические потрясения (а их произошло там немало, особенно с середины XIX столетия), был площадкой для плодотворного мультикультурного диалога вплоть до известных событий начала 90-х годов минувшего века. Понятие “бакинец” еще не так давно несло в себе гораздо больший смысл, нежели только указание на место жительства. В нем заключался ценнейший посыл к выходящему за узко национальные рамки общечеловеческому взгляду на мир, знак приятия иных обычаев и нравов, что и выражалось на уровне совместного проживания азербайджанцев и русских, украинцев и армян, грузин и евреев, талышей и лезгин, немцев и курдов и — что более важно — обогащало, расширяло культурный контекст всего этого разноязыкого сообщества, а значит, и азербайджанской культуры в целом. По многим свидетельствам, даже в эмиграции, претерпев острейшие межнациональные распри, выходцы из Баку создавали на пространстве от Америки до Европы “бакинские землячества” отнюдь не по национальному признаку… Силами бакинцев, проживающих в ФРГ, о чем сообщает Д. Дадашидзе в антологии, в столице Нижней Саксонии, Ганновере, образовалось Общество немецко-азербайджанской дружбы “Хазар”. Интернациональная, что совсем не тождественно космополитизму, бакинская “прививка” большей частью выдержала испытание временем, помогала преодолеть националистические фобии и их трагические последствия.
Какова же нынешняя атмосфера в Баку? Достаточно приехать туда, чтобы убедиться: при всех переменах и нерешенных проблемах социально-политического характера “дух всемирной отзывчивости” по-прежнему ощутим в культурной жизни столицы Азербайджана. Это выражается в жадном интересе образованного слоя к творческим исканиям в других странах, заметном в дискуссиях на страницах прессы, в стремлении переводить наиболее интересные произведения зарубежных авторов на азербайджанский язык (недавно по типу “Иностранки” стал выходить солидный журнал “Всемирная литература”), в обилии гастрольных концертов и выставок, в программе бакинского кинофестиваля, в росте популярности среди молодежи Бакинского Славянского университета, а также в желании быть услышанными за пределами республики, представить свою литературу на других языках, среди которых русский занимает и теперь приоритетное место.
Вот почему совсем не удивляет количество известных и авторитетных в Азербайджане людей (таких, как, например, писатель, переводчик, общественный деятель Эльмира Ахундова, писатель, главный редактор выходящего на русском языке журнала “Литературный Азербайджан” Мансур Векилов), принявших участие своими советами и консультациями в проекте Д. Дадашидзе, который, кстати, кроме того что является членом Союза русских писателей Германии и руководителем литературной студии при Толстовском обществе ФРГ, продолжает оставаться членом СП Азербайджана.
Встреча с пленившей тебя землей, вспомним Гогена, или с пожелтевшей рукописью ранее никому не известного поэта, как это произошло с Э. Фитцджеральдом, открывшим своими переводами О. Хайама европейскому миру, всегда тайна. Подобная встреча происходит на метафизическом уровне, такая встреча — судьба. И в нашем случае, хоть и не столь масштабном по своему значению, внимательный читатель книги “О, Хазар…” сможет ощутить уже с самых первых страниц предисловия эту магию встречи ее автора с имеющей древние истоки поэтической культурой, вдохновившей его на оригинальный замысел. Антология Дмитрия Дадашидзе не банальное тематически организованное собрание стихотворений талантливых азербайджанских поэтов разных поколений, это своеобразная целостность, роман в стихах, в своей эпической части охватывающий и историю этого края (что отсылает память к знаменитой работе Л. Гумилева “Тысячелетие вокруг Каспия”), и его традиции, и жизнь простого крестьянина в отдаленном горном селе, а в лирически-исповедальной — представляет широкий спектр поэтических настроений, причудливой игры воображения, изысканных восточных метафор, завораживает неисчерпаемой и неотступной красотой природы и космоса. Функция составителя была сознательно превзойдена Д. Дадашидзе. Он создал свое “содержательное единство” из отобранных им для перевода произведений азербайджанской лирики, почему о нем и можно говорить как об Авторе книги, где в череде многих поэтических преображений запечатлено и его собственное творческое и человеческое существование. Его любовь и восхищение азербайджанской землей и ее народом.
Стоит заметить, что подобный подход является отличительной чертой классики русского перевода. Так “вживались” в кровь и плоть переводимых поэтов С.Маршак, Н.Заболоцкий, Б.Пастернак, А.Тарковский, В.Державин, С.Липкин, благодаря кому и еще многим другим на русском языке как культурный факт существует фундаментальная библиотека поэзии разных стран и народов.
Итак, встреча, оказавшаяся литературным явлением. Среди “собеседников” переводчика, ставших персонажами его антологии, такие не раз публиковавшиеся на русском выдающиеся мастера слова Азербайджана, как Мамед Араз, Фикрет Годжа, Наби Хазри, Мирза Ибрагимов, и практически неизвестные в России талантливые поэты — Сабир Рустамханлы, Идаят, Давуд Ордубадлы, Чингиз Алиоглы, Муса Ягуб, Сабир Сарван, Азад Талышоглы и другие.
Кроме того, Дмитрий Дадашидзе для естественной полноты картины, пожалуй, впервые представил в России восемь поэтов из так называемого Южного Азербайджана, в границах Ирана, коротко раскрыв в примечаниях драматическую судьбу каждого.
Девять разделов-глав антологии имеют свои названия. И в их последовательности заложен глубокий смысл. В первой — “Из чьей пращи запущен был я некогда с вершины?” — сразу в открывающем ее стихотворении Мамеда Араза “Кто я?” задается философский тон размышлений о становлении личности поэта, о его неразрывных связях с родиной и ее бытием в истории. Уже потом, по мере чтения стихов других авторов этой главы, как верно замечает Дадашидзе в своем, больше похожем на развернутое поэтическое послание предисловии, приходит ощущение “себя одновременно и в прошлом и в будущем”, начинается “духовная перекличка с миром вещей и природы”, постижение “души каждого куста, волны, камня”, а затем перекидывается мост, в частности, Давудом Ордубадлы, ко всему человечеству, и выплескивается заветное желание лирика: “О, если б волею судьбы// Мог пограничные столбы// Я на своем пути,// На всей земле снести!// Взойдя на творческий алтарь,// Я смог избавить бы словарь// От терминов “чужак”,// “Инаковерец”, “враг”.// Тогда бы человечья речь// Сумела слово “жизнь”// Сберечь…”
Более камерна по своим настроениям и образам вторая глава — “Нам голосом матери мир отзывался”, что не исключает в ней трагических тем и интонаций, например, в стихах Идаята, Рауфа Солтана, Мамеда Араза.
Выстраданной зрелостью, когда отшумело молодое упоение словом, а душа взыскует соединения с другой, родственной и любимой душой, полнится третья глава — “Взялись за руки мы оба, отделились от земли”. Любовная лирика в этом разделе антологии по тонкости чувств и переживаний продолжает лучшие традиции поэзии Востока и вместе с тем она по-современному точна и лаконична. Настоящим открытием главы становятся миниатюры Мамеда Араза, Алисамида, Рустамханлы. Все внешние проявления сердечных движений лирического героя как будто уходят под землю, а на поверхности парадоксально обозначается незримая работа души поэта, которая вдруг выливается в единственно необходимые слова, и они, как всякая истинная поэзия, не просто отражают или фиксируют окружающий мир, но и преображают его пронзающей подлинностью.
Легендарным сюжетам из истории Азербайджана и размышлениям над ними поэтов посвящена глава “Замурован луч света в древний треснувший камень”. Автор-составитель антологии выводит читателя на следующий уровень познания бытия вместе со своими “героями”. Здесь звучит щемящая нота потерь, стих становится проще, словно высвобождается для сокровенного, несуетного постижения времени. Зато в следующем, шестом разделе, озаглавленном “До оголенной на миг дотронуться строки”, где собраны стихи на темы творчества, происходит бурный взрыв метафорической образности, броские манифесты сменяют углубленная авторская рефлексия, выяснение природы поэтического дара, когда искренность высказывания обеспечивается судьбой, духовной биографией художника. И не случайно здесь в стихотворении А. Талышоглы возникает фигура Назыма Хикмета…
В завершающих книгу трех главах продолжается развитие философской линии антологии. Она становится главенствующей. Финальное пространство своего “романа” Д. Дадашидзе населяет стихами — воспоминаниями о мгновениях пережитого счастья, прощанием с юностью и нарастающей с годами тягой к родному очагу, приходит все более острое ощущение своего родства с миром природы, когда лист чинары “падает в душу”, переплетаются сны и явь — и вот прошлое как будто воскресает в реальности, вызванное из глубин памяти звуком, запахом, образом… Воистину — “караванная дорога — наша память”, но дорога куда? “Каким окажется путь?” — спрашивает Д. Дадашидзе в предисловии, намечая читателю вехи странствия—чтения азербайджанских поэтов. Именно так: странствия—чтения, где пребывание наедине с книгой — активный духовный процесс, а не физиологический акт потребления. И далее продолжает: “Может, луч сердца зазвенит, скрестившись с иным лучом, и лунный свет заменит одну из дорог, как когда-то в прошлом? Уход всегда восход. Так что же существеннее: выбрать дорогу или уподобить жизнь очереди (неважно куда) и остаться, чтобы кто-то мог застолбить место за тобой, и этим обессмертить себя? Тема «пылинки-пыльцы» (образ из стихотворения Ч.Алиоглы. — Прим. рецензента) раскручивается на ином, высшем витке. Безусловно, жизнь найдет воплощение в потомках, приземлится в их сердца, подобно некой волшебной птице. Смерть не властна над Божественной сущностью личности. Там, где в природе все в связи, где стихи падают листьями с веток и назначение поэта оправдывается языком птиц и громов, самому себе задается вопрос: «из чьей пращи запущен был я некогда с вершины?» (М. Араз). Для чего? Каждый обязан найти ответ сам”.
Таким образом составитель и переводчик смыкает начало и конец антологии, обращая далее особое внимание читателя на стихотворение Идаята “2х2=6”. Возможно, и не самое совершенное в поэтическом отношении, оно дорого Д.Дадашидзе своим смыслом. Потому что реальность, где 2х2=6, это реальность творческой личности, раздвигающей рамки стереотипов и шаблонного мышления “черни”, толпы в поисках момента поэтического озарения, когда “мир опять предстанет странным, окутанным в цветной туман”. Не было бы ни Насими, ни Пушкина, ни Блока, “если бы заурядность, стандартизация”, голая прагматика и личная выгода возводились бы человечеством в непреложный закон. “Момент истины, где «ложь святая»=правде” Дадашидзе сравнивает “с гулким прибоем”, справедливо полагая, что “мечте одна только дорога — к морю, безбрежности, летящей с откоса рекой, стихией, не подвластной никакой уравниловке”. В глобальности завораживающей поэтов стихии услышал Д. Дадашидзе и тот звук, напев, который он вынес в название всей антологии: “О, Хазар…” Волшебство этого древнего слова и потянуло к себе, будто магнит, творческую энергию совершенно разных азербайджанских поэтов, которых и объединить-то под одной обложкой, не впадая в эклектику, кажется, на первый взгляд самым невозможным делом. Но — объединились… И получилась книга. Наверное, она обращена к будущему, тому будущему, где все мы, уже другие, пережив благодаря собственному беспамятству и утрате культурных и нравственных оснований множество новых разочарований и катастроф, извлечем не отягощенные конъюнктурой уроки из своего прошлого.