Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 5, 2005
Вячеслав Ар-Серги (Сергеев Вячеслав Витальевич) родился 5 апреля 1962 года в д.Новая Казмаска Завьяловского района Удмуртии. Член Союза писателей России, лауреат республиканской литературной премии имени Флора Васильева, заслуженный работник культуры Удмуртской Республики, прозаик, поэт, драматург, переводчик. Учился на Высших литературных курсах Московского Литературного института им. М.Горького в семинаре Виктора Розова. Работал сценаристом художественных и документальных фильмов киностудии «Кайрос» (фонд Ролана Быкова). По его сценарию создан первый удмуртский художественный фильм «Тень Алангасара».
Ряд произведений Вячеслава Ар-Серги опубликованы на языках народов бывшего СССР и некоторых зарубежных стран (Венгрия, Швеция и др.). Вячеслав Ар-Серги живет и работает в г.Ижевске. Пишет на удмуртском и русском языках.
Элегия А что же может женщина? Ого... Наверно, очень, очень, очень многое: Изгнать из дома холод, Стать цветком, Свечой в ночи, Далекою дорогою... Цветок тот Не спеши вплетать в венок. Он может потерять благоухание И цвет, И даже наименование. Цветок засохший — не живой цветок. И свет свечи Пусть на окне останется, Указывает к дому верный путь... Кому такая женщина достанется? Кто от нее захочет ускользнуть? А может ли она стать журавлем И, воспарив однажды в небеса, Мечты коснуться трепетным крылом? Доступны ей и эти чудеса! И если буду я в ее мечтах, В ее крыле хоть маленьким пером, Такие образы в моих стихах Появятся, — Растает мгла кругом! И засверкает перышко мое Алмазами счастливой красоты, Берущей вдохновение свое От доброты, любви и чистоты. Как будто дети неба и земли, Мы будем жить, не ведая преград. И в домике, в который мы вошли, Есть копия Вселенских вечных врат. Мы там встречались. К нам в сердца с небес Летели звезды, будто семена. И зернышки неведомых чудес Пускали корни в наши имена. Дыханием твоим был полон мир. А скошенные травы за рекой Лежали в неге, Будто полонил Я их своей ласкающей рукой. Луг был похож на волосы твои, А тело было гибким, как лоза, И отдыхало тихо от любви, И пели соловьи в твоих глазах. При виде этой дивной красоты, От счастья был готов заплакать я. И не спешила расставаться ты Со мной, Неповторимая моя. ...Нет домика заречного давно. В ту реку мне вторично не зайти. Но лунный свет и волны Все равно О многом мне напомнили в пути: О женщине, Способной изменить В одно мгновенье мирозданье все. Она заставит петь, Мечтать, Любить И от беды негаданной спасет. А что же я могу? А я — учусь Любить ее, Беречь ее, Ласкать... И в общем-то Ни капли не боюсь Студентом вечным в той учебе стать! Микта агай1 (баллада) С утра чильимом — трубкой, — примечай, Дымит в своем дворе Микта агай. Не видно за забором никого, Но клубы дыма выдают его. Наверное, Сейчас он на крыльце Сидит с давнишней думой на лице, Насквозь пропах дешевым табаком. Вся одежонка выцвела на нем. Фуфайка, галифе, галоши. Вид кого-то, может быть, и удивит, Но — не меня: Давно я с ним знаком. Зеленая фуражка с козырьком Натянута Почти что до бровей... — Микта агай! — Из горницы своей, Открыв окно, соседу я кричу: — В Ижевск сегодня съездить я хочу. — Ты слышал? Цены выросли опять. Быть может, и тебе чего достать? Там сахар подешевле и мука... — Да нет, бускель2, Я обойдусь пока. Мука еще осталась. И чуток медка еще имеется... Медок — Он ведь ничуть не хуже сахарка. А ежели закончится мука, Найду ручную мельницу. С женой себе муки намелем аржаной. — Микта агай! Ведь изгородь твоя Почти уже совсем подгнила вся. Зайду в субботу, помогу поднять, Истлевшие опоры поменять. — Нет, нет, бускель. Все это ни к чему. Сам как-нибудь управлюсь, подниму. — Микта агай, Картошка зацвела. Пора ее окучивать пришла. Я заверну с лошадкою к тебе. — Да нет, сосед, не надо. На клочке моей земельки — Лошади ни в жись Не развернуться, Как там ни ершись. Окучу тяпкой как-нибудь, спроста. Неладна будь она, картошка та! ...Микта агай — он светлый человек. Он попрошайкой не бывал вовек. Что ни предложишь, он в ответ: — Я сам... Микта — пример, достойный мужикам. И вдруг сегодня — чудо! Прибежал Он на мое подворье и сказал: — Бускель, помог бы ты мне, дорогой! — И огорченно так махнул рукой. От этих слов я чуть не онемел, Остолбенел и на чурбан присел. Что с ним? Не болен ли сосед Микта? Какая приключилась с ним беда? А он фуфайку на себе рванул. Значок гвардейский на груди блеснул. — Ах, горе-то какое, слышь, сосед? Полез в карман я, а чильима — нет! Ну, прямо как тот Бульба... Ну, Тарас... У Гоголя есть про него рассказ. А это был чильим любимый мой. Что делать мне? Как быть? Хоть волком вой. Пропал... Я словно друга потерял. Видать, совсем глазами слабый стал. Весь дом перевернул — чильима нет. Пойдем со мною, помоги, сосед. Ты молодой и глаз острее твой. Да и очки свои возьми с собой. Поверь, мне без чильима нет житья. Никчемна без чильима жизнь моя. Когда еще я был юнец-солдат, Мне эту трубку подарил комбат. Под Кенигсбергом был комбат убит. Но до сих пор он не был мной забыт. Теперь его чильим я потерял. Будь жив он, что бы мне комбат сказал? — Да ты философ, — Улыбнулся я. — Ну, что ж, поищем, где труба твоя. — Подумал облегченно между тем: «Побольше бы Микте таких проблем. Ну, потерял... Подумаешь, чильим. Проблему эту быстро мы решим...» ...Привычный вид вечернею порой Во всей красе предстал передо мной: Микта степенно на крыльце сидит, В зубах, как паровоз, чильим дымит (Нашел я под забором трубку ту...). — Микта! — кричу. — Я вечером зайду! — Ты не стесняйся, чем помочь, скажи. Да трубку под забором не держи. — Не беспокойся за меня, сосед. Я проживу еще немало лет. Все сам успею. Некуда спешить. Покуда есть силенки — Надо жить. А трубка — это разговор иной. Положено ей быть всегда со мной. Когда придет последний мой закат, Меня не примет без нее комбат... 1 Агай — дядя. 2 Бускель — сосед. Страсти по святому Педору (баллада) В деревне маленькой удмуртской, Вся погруженная в дела, Одна, В мирке своем замкнувшись, Вдова солдатская жила. На лавке возле магазина Ляс не точила никогда. Жила. Работала в колхозе Когда-то... В давние года. В избушке низенькой у леса, Там, где ручей, журча, течет, Ютилось все ее хозяйство — Мохнатый пес и черный кот. Покрылся мохом тес на крыше. А в луже посреди двора Цветы болотные желтели И жабья плавала икра. Педор кышно1 — Так окликали Соседи женщину, забыв Ее доподлинное имя, Украдкой грудь перекрестив. С военных лет ходила в черном Солдата павшего жена. Шептались кумушки, Что дружит С нечистой силою она... И мне на улице встречаться С ней приходилось иногда. — Зеч-бур2, кенак3, — Я говорил ей. Она кивала мне тогда И тут же молча семенила К своей избенке-шалашу, Ладонью тень улыбки пряча: Мол, извините, я спешу... Потом она пропала... Только На третьи сутки мир узнал, Что умерла вдова... Уж очень Пес на подворье завывал. И на калитке кот понуро Сидел. И поняли тогда Соседи, Что случилась, видно, С хозяйкой старою беда. ...Меня в соседнюю деревню Послала мать. Ведь та вдова Была нам дальнею роднею. Я знаю: Мать была права. Ведь я же все-таки мужчина. И надо, Господи прости! — Кому-то это дело делать: Копать могилу, гроб нести... ...И вот пришел я в ту избушку. Закрыты черным зеркала. Старушки рядышком на лавках Сидят. А в доме — полумгла. В гробу— хозяйка. Лик спокоен. И странно видеть — Он красив Какой-то красотой особой, И даже вроде горделив. И с нею бабушки-подружки Без слез и плача говорят, Как прежде, О делах насущных, О тех, что завтра предстоят. ...Я по привычке православной Перекреститься захотел, Поворотясь лицом к божнице, Поднял персты И — обомлел. Не Божий строгий лик в иконе Узрел я... Прямо на меня Смотрел солдат лихой в пилотке, Лицо чуть влево наклоня К плечу с ефрейторскою лычкой... На фото — Прямо на груди — Написано рукою твердой: «Жене — с любовью. Помни. Жди. Лишь ты мне снишься в Сталинграде...» И подпись — С росчерком — углом, Как будто вдруг взмахнул прощально Журавль надломленным крылом. ...И вновь — Теперь уж без сомненья Щепоть моя пошла ко лбу, И смело я перекрестился, Как будто некое табу В душе своей одолевая. Ничуть старух не удивил. И мне святой Педор с божницы Свою улыбку подарил, Оборванную смертной сталью, Хранимую людской печалью. 1 Кышно — жена. 2 3еч-бур — удмуртское приветствие. 3 Кенак — тетушка, обращение к старшей родственнице. Думка Город — мастерская — Садоогород... Ты ли там, Вздыхая, Смотришь в омут вод? Птицы замолчали, Замерли кусты. И молчат в печали Жухлые цветы. А с церквей несется Колокольный звон. В душах остается Неизбывным он. Я тебя обидел, Затаив любовь. Вовсе не предвидел Повстречаться вновь. Что, просить прощенья? Знаю — не простим... Милые мгновенья Вряд ли повторим. Тот же локон, Тот же самый стан. ...Красный свет из окон Просит: «Перестань...»