На вопросы анкеты отвечают Норайр АДАЛЯН, Петрос ДЕМИРЧЯН, Гурген ХАНДЖЯН. Перевод Гургена Карапетяна.
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2005
Разномыслие, разножанровость, разностилевость — характерная черта современной армянской литературы. Ряд писателей, не желающих рвать с классической традицией, продолжают писать в духе реализма, хотя в их произведениях дух времени, произошедшие катаклизмы отражаются весьма слабо. Другие ударились в иную крайность и сполна пользуются свободой и отсутствием цензуры, скандализируя общество эротикой и нецензурщиной, что еще совсем недавно было просто немыслимо. Третьи в растерянности и недоумении, с опаской взирая на реалии современной жизни, вовсе не пишут или перетряхивают старый багаж. Критика, ни методологически, ни концептуально не готовая к анализу этого литературного броуновского движения, помогает мало.
Прилавки книжных магазинов заполнены книгами, изданными за счет авторов или выпущенными малоизвестными издательствами. Считанные единицы из этих книг представляют хоть какой-то интерес хоть для какого-то читателя. Хлынул поток переводной литературы, недоступной по понятным причинам до недавних пор. Окажет ли она какое-то влияние на текущий литературный процесс, сказать трудно. От многих знаний многие печали…
Очевидно одно — актуализировалась современная тематика. Все хотят понять, что происходит сейчас и здесь. Историческая струя в литературе, так мощно выраженная в советское время, ослабла. Доминируют документалистика и публицистика.
Чтобы прояснить ситуацию, мы задали армянским писателям и критикам три вопроса:
1. Каким вы видите современный литературный процесс в Армении? Скованные одной идеологической цепью почти 80 лет, писатели дождались свободы. Можно ли говорить об устоявшихся тенденциях или еще идет процесс “вкушения” свободы и что превалирует: эстетические критерии или вольница отсутствия запретных тем?
2. Уходит старшее поколение писателей. Уже очевидно, что заметная его часть останется в истории армянской литературы. Дает ли творчество нынешнего поколения 40—50-летних основания, что их будут читать в ХХI веке?
3. Реализм, гиперреализм, натурализм, абсурд, поток сознания… самые разнообразные направления, их элементы или симбиоз присутствуют в современной литературе. Общемировые (глобальные) эстетические тенденции, реализуемые на национальном материале или на его фоне, свидетельствуют о том, что исчезает или дискредитируется такая дефиниция, как национальная (армянская, грузинская, молдавская, русская…) литература или все-таки корневые, глубинные традиции не дадут национальным литературам умереть?
Сергей Мурадян,
заместитель главного редактора
журнала “Литературная Армения”
специально для “Дружбы народов”
Гурген Ханджян,
прозаик, драматург
Творческое вдохновение русского авангарда — Малевича, Кандинского, Филонова, Мейерхольда, Платонова и других — очень скоро была придавлено сапогом тоталитаризма, многолетнее единовластие монопольного соцреализма распростерлось по всей территории СССР. Однако сдерживаемая энергия экспериментаторства, новаторства, идеологической и мировоззренческой раскрепощенности не исчезла, накапливалась. Время от времени ей удавалось найти окольные пути для воплощения, самовыражения, однако их приходилось тщательно маскировать толстым слоем иносказательности, аллегории. К сожалению, мощные достижения русского авангарда стали питательной средой преимущественно для других культур. И вот в 90-е, непосредственно после распада империи, накопленная энергия хлынула со стихийным напором (очевидно, литературы всех обретших независимость народов в той или иной степени пережили тот же порыв). В армии искусствоведов и литературоведов началась паника. Первые отклики были, естественно, продиктованы мотивами самозащиты-самосохранения: подражание западным образцам, вседозволенность, формализм, модернизм и т.д. А мы, опьяненные свободой, заполняли пустоты, не обращая внимания на складывающуюся вокруг нас обстановку непримиримости. Мы не сомневались в своей правоте, мы были уверены, что эти пустоты нельзя просто обойти — нам необходимо было иметь свой эквивалент зарубежного опыта, свой собственный опыт, только после этого можно было бы двинуться дальше. Наконец, неужели нам чужды или являются безнадежным, полностью исчерпавшим себя формализмом, скажем, экзистенциализм, фрейдизм, сюрреализм, абсурдизм, концептуализм… Это же равносильно утверждению, что литература вообще является формализмом.
Думаю, что Кафка или Беккет не переживали большего абсурда, чем тот абсурд, который пережили и продолжаем переживать мы, и встречались ли зарубежным экзистенциалистам более запредельные ситуации, чем те, с которыми сталкивались и продолжаем встречаться мы?
Конечно, вначале возникли стихийные процессы, однако постепенно все, кажется, стало возвращаться на круги своя, пыль начинает оседать, поступательное движение обретает видимые очертания. Откровенное злопыхательство и крикливая демагогия отступают под натиском реальности и пережитого. Некоторые литературоведы поворачиваются лицом к новейшей литературе, серьезно изучают ее, сопоставляют, проводят аналогии, делятся предсказаниями; претерпевает изменения методология литературоведения, обогащается ее арсенал — могу сказать без ложной скромности, что это, в основном, становится востребованным и необходимым благодаря нашему существованию, нашему творчеству. Однако, к сожалению, все еще гораздо больше литературоведов, продолжающих ностальгически вздыхать по былым успехам, а иные пессимисты вполне серьезно говорят о смерти армянской литературы. Если процессы расходятся с их желаниями, значит, литература умирает. Смешно! А в последнее время нашлась новая дубинка — глобализация. Любое проявление свободы объявляется выражением глобализации, а глобализация, в свою очередь, конечно же, приравнивается к космополитизму, в результате получаем литературу, управляемую извне. Старые, знакомые методы. При этом их приверженцы как-то забывают упомянуть самый яркий пример глобализации — советскую литературу (я вовсе не хочу ее недооценивать, не о качестве речь, а о природе явления). А разве не был глобализированным Нарекаци?.. Его “Книга скорбных песнопений” была вовсе не национальным произведением, а только христианским, а разве христианство не является очевидным примером глобализации? Иные с закрытыми глазами ждут “возрождения национальной литературы”. Непонятно, какого возрождения они дожидаются, о каком возрождении мечтают? Об образах выпекающих лаваш, доящих коров стыдливых сельчанок, об экзотичных, размытых фольклорных персонажах, о синтетических исторических героях?.. А разве литература, которая пишется о сегодняшней Армении и сегодняшних армянах, пишется армянскими писателями и на армянском языке, не является национальной? Быть может, такой реалистичный взгляд на вещи кому-то не по душе, быть может, во всем этом прочитывается обвинение, которое нет желания замечать?..
В конце концов, кто не хочет — пусть не читает, пусть закроет глаза, это его проблема, нас это совершенно не заботит — мы делаем свое дело в меру своих возможностей, и интерес к новейшей армянской литературе уже формируется, растет, а самое главное — сегодня на авансцену вышло совершенно новое литературное поколение, поколение, которое уже преимущественно опирается на то, что сделано нами.
В смысле литературного времени писателям 90-х, можно сказать, посчастливилось — они стали пионерами новой литературы постсоветской независимой Армении, стали первыми кирпичиками, на которые — что бы после этого ни было добавлено — неизбежно будут опираться. Верьте вашей литературе, друзья, — альтернативы этому нет.
Петрос Демирчян,
критик, литературовед
Литературная критика сегодня переживает трудное время. Одной из причин, быть может главной, является то, что в отличие от литературоведения, которое имеет дело в основном с анализом и осмыслением уже сформировавшихся и даже зачастую ставших достоянием истории процессов и явлений, литературная критика занимается исследованием и оценкой текущих общественных и литературных явлений, так сказать, горячего материала. Это, конечно, известная истина. Однако задача осложняется тем, что тот переходный период, который сегодня переживают постсоциалистические и, в частности, постсоветские страны и народы, является беспрецедентным по своей сути, не зиждется на предыдущем историческом опыте. Его главной особенностью является то, что ни одна страна в мире не переживала такой исключительной ситуации, когда после разрушения одной общественной формации происходит переход к другой, казалось бы, уже давно и навсегда ушедшей исторической реальности. Отсюда и главный вопрос, стоящий перед литературой и литературной критикой: какой общественный строй формируется, какие силы его формируют, на каких политических, идеологических и моральных устоях культуры формируется этот строй и, естественно, как все это воздействует на поведение и психологию человека, оказавшегося в круговороте нынешней действительности. И первое, что подмечает литературная критика в современной литературе, это растерянность перед этой стремительно преломившейся действительностью. Это относится не только к “простым обывателям”. Примечательно, что не скрывают своей растерянности перед сложившейся ситуацией даже самые крупные оппозиционеры бывшего советского строя — такие, как, скажем, Александр Солженицын. “Действительность непонятна, — пишет он, — как непонятны времена года, которые наступают. Я такое время пережил. Мне удалось захватить период, когда казалось, что весь мир меняется. Было нельзя понять, как жить дальше. И вот через 60 лет этот период вновь повторяется. Нам досталась Россия в сложную и душевно опасную эпоху”.
По меткому замечанию Виталия Вульфа, “Солженицын вернулся в чужую для себя страну, в чужое пространство. Вернулся в государство, живущее в эпоху так называемого капитализма по-русски. Никаких ценностей, традиций, которые были раньше, не осталось…” Интересная формулировка — “капитализм по-русски”. Она предполагает также “капитализм по-украински”, “капитализм по-казахски” или “по-армянски”. Подобную озабоченность мы нередко встречаем также у армянских писателей и литературных критиков. Современная литературная и литературно-критическая мысль фактически находится в стадии освоения, осмысления и разъяснения свершившихся крупномасштабных сдвигов и катаклизмов и их внутренней взаимосвязи и закономерности. Отсюда и скудость более или менее значительных литературных и литературно-критических ценностей, для создания которых необходимы четкие взгляды и подходы. К этому я бы добавил также резкое сокращение или даже полное отсутствие прежних писательских контактов, международных встреч и взаимных визитов писателей и литературных критиков, что существенно сужает кругозор писателя и литературного критика, ограничивает возможности для обобщений, основанных на конкретных фактах.
Тем не менее ситуация не столь печальна, как это может показаться на первый взгляд. Как говорится — “не было бы счастья, да несчастье помогло”.
Коррекции, произведенные в современных представлениях относительно прямолинейного и поступательного развития человеческого общества, помогают также освободить литературоведческий взгляд от внутренней идеологической скованности, которая не только принесла немало вреда развитию и углублению литературной, культурной мысли, но и имела подчас судьбоносное воздействие на историческое развитие отдельных народов. Стремление любой ценой рассматривать и решать насущные жизненные вопросы в контексте требований, сверхзадач и велений эпохи, к примеру, обернулись для армянского народа потерей девяти десятых своих исторических земель и территорий, а в литературно-культурном отношении это привело к вытеснению из художественного мышления народа и историко-литературного процесса самобытных писателей и литературных течений, не вмещавшихся в идеологические рамки времени. Последнее, естественно, закономерно для литератур и культур других народов бывшей советской страны. Речь идет о тех течениях и писателях конца ХIХ и начала ХХ столетия, которые преимущественно занимались не только освещением социальных, общественных проблем, но и художественным исследованием нравственных и психологических глубин личности, основополагающих философских основ человеческого бытия. И не случайно, что такой самобытный представитель армянской литературы указанного периода, как Тиран Чракян (Интра), сегодня практически не знаком не только инонациональному читателю, но и многим в среде армянской интеллигенции. Сегодня у нас есть возможность рассматривать все явления нашей национальной истории, культуры и литературы, так сказать, “без дискриминации”, в качестве действительно самобытных ценностей. Это вовсе не означает, что они будут оторваны от своей национальной, общественной среды, от своей эпохи. Это и невозможно, если мы имеем дело с подлинным писателем. Независимо от тем и идей, выраженных в своих произведениях, он уже самим своим существованием является отражением конкретных реалий определенного времени, народа и общественной формации. Речь о том, что сегодня литературный критик может позволить себе не рассматривать творчество любого писателя любой эпохи из окна локомотива, преодолевающего подъем “прогрессивного” общественного развития, а подвергать его искусство всестороннему анализу в комплексе своеобычных внешних и внутренних связей, в качестве самостоятельной и вполне свободной глубинной ценности.
Правда, сегодня наши национальные литературы оказались перед лицом другой, не менее опасной угрозы — перед лицом осуществляемой Западом политики глобализации, и противостоять этому явлению, этой нивелирующей и стригущей все под одну гребенку силе непросто. И здесь чрезвычайно возрастает роль внутреннего потенциала каждого народа для проведения правильной общественно-культурной политики, разумного использования общечеловеческих ценно-стей, еще большего обогащения своих собственных национальных, отличительных свойств и качеств и навыков противостоять большой, всепоглощающей волне обезличивания. То есть необходимо уметь виртуозно превращать угрозу глобализации в благодатный источник самообогащения и самосовершенствования.
Думается, это и есть один из главных вызовов современной литературной критике.
На мой взгляд, роль классической культуры и литературы еще больше возрастет — именно для точного ориентирования в современных ценностях. Ведь мы вернулись в сферу тех общественных, социально-психологических отношений, которые нашли блестящее воплощение в произведениях Достоевского, Толстого, Туманяна, Исаакяна и многих-многих других писателей-классиков. Современные сдвиги истории еще раз показали непреходящую, вечную ценность классической культуры и литературы, воплощенную в них общечеловеческую и вневременную социальную, культурологическую, психологическую и нравственную суть.
Сказанное, конечно, полностью относится и к многонациональной литературе советского периода, которая дала такие ценности, отражающие самые сущностные, глубинные преобразования в человеческом обществе и личности, как творчество Шолохова, Маяковского, Чаренца и Бакунца, в последующем — Вознесенского и Евтушенко, Белова, Айтматова, Матевосяна и Паруйра Севака. В их произведениях нашла отражение истинная картина той трудной, драматичной, зачастую трагичной, но вместе с тем полнокровной человеческой жизни, которая выпала на долю наших народов, на нашу долю — в течение нескольких десятилетий. Это правдивая история нашего времени. Более того — эта литература в какой-то мере своим подтекстовым, внутренним неприятием и протестом подготовила последующие исторические события и сдвиги. И действительно, неужели произведения, отображающие прошлую или современную жизнь народа, своей самобытной национальной акцентированностью, своей обращенностью к историческим ценностям не приблизили те идеи подлинной национальной независимости, свободы и самоуправления, которые из казавшейся несбыточной мечты сегодня превратились в реальность? Особо хотел бы отметить глубинное отражение философских проблем национального и государственного устройства в историко-художественных произведениях Перча Зейтунцяна, Зорайра Халафяна, Левона Хечояна, Вардана Григоряна и других. Актуальность этих произведений неоспорима. В этом, конечно, большую роль играла и литературная критика, которая, терпеливо анализируя и исследуя, держала в центре своего внимания эти внутренние импульсы литературного процесса и создаваемые ценности.
Еще одно важное наблюдение: сегодня, после обретения независимости, армянская литература получила также исключительную возможность взаимодействия как с мировыми литературно-художественными явлениями, новейшими направлениями и течениями, так и с литературными и культурными исканиями армянской диаспоры, что окажет несомненное содействие делу сплочения и духовного объединения армянства.
Современная армянская литература аккумулирует совместные усилия нескольких поколений писателей. Отмечу лишь некоторые наиболее ярко выраженные тенденции развития. Они, в сущности, сводятся к двум основным направлениям. Это утверждение Красоты с помощью изображения самой красоты, что является определяющей эстетической ориентацией для многих, и утверждение Красоты, так сказать, с обратного конца — описанием уродливого в жизни, патологических явлений современной действительности. Это направление с наибольшей последовательностью развивается в творчестве прозаика Гургена Ханджяна.
В современном армянском литературном процессе заметна активность писательниц. В последние годы целый ряд примечательных произведений опубликовали прозаики Нелли Шахназарян, Алис Ованесян, в театрах республики с успехом ставятся пьесы Карине Ходикян.
К интересным явлениям современной армянской литературной жизни можно отнести также экспериментальную электронную литературную газету “Инкнагир” (“Автограф”) — проект, осуществляемый прозаиком и поэтом Ваграмом Мартиросяном в соавторстве с поэтессой Виолет Григорян. Газета стала своеобразным полигоном для испытания новых литературных форм, стилей, способов мышления. Отряхиваясь от крайностей и перегибов, быть может, именно здесь получат путевку в жизнь примечательные новые литературные подходы и ценности.
Задачей литературной критики является глубинное исследование нарождающихся тенденций современного литературного процесса — в контексте наиболее крупных сдвигов, происходящих во внутренней и внешней жизни общества и народа, а также определение путей дальнейшего развития. Единственная проблема, пожалуй, в нехватке молодых критиков, которая является прямым следствием чехарды в культурно-образовательной системе республики в последние 15 лет. Но жизнь идет вперед, культурная и литературная жизнь Армении активизируется.
И это позволяет смотреть в завтрашний день нашей литературы и литературной критики с оптимизмом.
Норайр Адалян,
прозаик
Свобода человека и в особенности писателя, творческой личности, не обусловлена только свободой общественной, социальной жизни, что само по себе, конечно, очень важно, поскольку это общее пространство и время свободы. Однако главным источником свободы является душа человека, не примиряющиеся с рабством мысль и наши чувства. Можно жить в поле абсолютной свободы и быть рабом и, напротив, — быть свободным в условиях тоталитарно-рабовладельческого общественного устройства. История человечества располагает многочисленными примерами, давно уже доказавшими, что и рабство, и свобода произрастают из того личностного “я”, которое заложено в человеческой душе Богом — низменно-рабской душе и возвышенно-свободной душе. В какие тюремные времена жили и творили Пастернак, Платонов, Солженицын — но они были рождены свободными и ни один замок не мог запереть язык их души. Армянская литература советских времен также в лице своих лучших представителей возвысилась над тоталитаризмом, стала выразителем истины, добра, совести, свободы, национально-общечеловеческих интересов. Чаренц и его расстрелянное поколение, Шираз, Амо Сагиян, Паруйр Севак, Сильва Капутикян… Паруйр достиг не только поэтической свободы, но и социальной и политической, что присуще великим личностям. В армянской литературе последних десятилетий, предшествовавших независимости, главный политический запрет касался национально-исторических тем, в частности, художественного освещения геноцида армянского народа. Однако и здесь были созданы фундаментальные произведения — “Неумолкаемая колокольня” П.Севака, эпиче-ский роман “Зов пахарей” Хачика Даштенца, десятки повестей, рассказов, стихотворений. Отмечу, что свобода является также признаком таланта, посредственность не может быть свободной в самовыражении. Семьдесят лет — не такой уж и большой срок ни для многовековой классической русской литературы, ни для еще более древней армянской литературы, однако посмотрите, как много непреходящих художественных ценностей было создано. То же — в области изобразительного искусства, музыки, театра, кино, — все это стало для нас предметом гордости, важной предпосылкой для продолжения традиций в ХХI веке. Я принципиально и решительно против отрицания достижений предыдущих семи десятилетий по общим соображениям: был, дескать, суровый тоталитаризм, а следовательно, ничего кроме не было. Нет. Назовем Сатану Сатаной, но вместе с тем увидим, возлюбим, восславим, оценим, сохраним Бога, который в данном случае является духовной характеристикой наших народов.
Что и говорить, независимость народов бывшего Советского Союза разбила оковы политического единовластия, дав литературе новые возможности для развития, свободу мысли и поиска, право и смелость ошибаться, поскольку есть ошибки, которые более правдивы и полезны, чем многие истины, удостоившиеся общественного признания. Думаю, на примере одной только современной армянской литературы еще нельзя говорить о коренных, радикальных реформах во всеохватном, всеобъемлющем смысле, хотя во всех жанрах, в теории и литературной критике, происходят некоторые подвижки. Этому несколько причин.
Прежде всего многолетнее однозначное изучение литературы и обучение, которое берет начало в школе и затем углубляется в высших учебных заведениях, формирует определенные художественно-эстетические доктрины. Образование имеет настолько мощную силу инерции, что для литературной общественности доктринерство еще очень долго будет продолжаться в виде ею же написанной эстетической конституции. Непросто пересмотреть эту конституцию, непросто сказать писателю, литературному критику, тем более именитому и заслуженному, что он во многих случаях ошибался, мыслил неправильно. Он вам не поверит. Это неприемлемо для него. И старое продолжается. Мы, армяне, чтим традиции и устои, в этом смысле мы являемся консервативным народом, и наша литература — под стать нам. Часто мы боимся противопоставить традициям новые подходы, новый ракурс, точку зрения и, ограничивая себя определенными идейными рамками, топчемся на месте. Конечно, литературные, культурные традиции — большая ценность, однако необходимо не просто цепляться за них, а идти с опережением. Мартирос Сарьян говорил: кто хочет продолжить меня, не должен рисовать, как я. А мы зачастую рисуем-пишем подобно тому или иному классику.
Другую причину неполноценности, половинчатости коренных реформ в области литературы и культуры каждый из нас должен искать в себе: почему в условиях предоставленной свободы наш внутренний мир так и не стал свободным, почему в диапазоне свободы мы продолжаем оставаться зависимыми и подчиненными? Почему мы подстраиваем наше творчество под молчаливое или громогласное общественное мнение, разве наша литература и литературы других народов не доказывали нам тысячу раз, что бессмертный традиционализм поет заупокойную песню любому развитию и прогрессу? Сегодняшняя армянская литература, пусть маленькими и медленными шажками, следует не за какими-то там новыми темами, а за новыми эстетическими подходами, новыми концепциями. Я не могу не акцентировать здесь внимание на ее стремлении к отображению внутреннего мира человека, его внутреннего монолога, его душевной драмы. Сегодня — не в массовом порядке, но в творчестве отдельных прозаиков, поэтов и драматургов — мы встречаем новые формы проявления тревоги, раздумий, непривычные художественные структуры, тщательно продуманный и логически обоснованный абсурд, которые противопоставляются поверхностной описательности, традиции скучной и слезливой чувственности. Считаю, что это интересное, примечательное направление в развитии современной армянской литературы. Это развитие имеет и собственный национальный ракурс, и одновременно это есть отзвук на некое западное влияние, попытка ступить на территорию общечеловеческого литературно-художественного мышления. Я не вижу здесь глобализационной опасности, угрожающей нашей национальной литературе. Этнические корни армянского народа, которые уходят в глубь языческих тысячелетий, а также исконно центральное положение армянского языка в лингвистической географии человечества, тысячелетние традиции армянской литературы, особенности судьбы и истории армянского народа, весь его духовный облик — все это делает армянскую литературу неуязвимой для глобализационных и иных разрушительных ветров. Во мне говорит не национальное чванство или гордыня, а национальная гордость. При всем при том сохранение национальной самобытности литературы и культуры является очень важной задачей, борьба против глобализационного движения — также. Столь же важно не отставать от всеобщего развития и прогресса, сохраняя свою видовую, сущностную индивидуальность и неповторимость, свою душу, своего Бога.
Я знаю, кого из армянских писателей последних десятилетий будут читать в XXI веке. Но не думаю, что об этом следует говорить публично. Конечно, многие станут достоянием архивов, а многие не удостоятся даже этого, что естественно для любой литературы, однако непременно найдутся писатели, которых народ, каждое новое поколение будет искать и читать, потому что не сможет жить духовной жизнью без них.
Национальная литература продолжается вместе со своим народом, имеющим историю, культуру, духовный мир, мысль и разум. Всемирная литература богата и прекрасна национальными литературами — русской, французской, немецкой, английской, армянской… — это та зеленая поляна, где цветут многие и разные цветы. Сегодня высшие эшелоны власти наших более или менее независимых государств должны сознавать, что существование и государства, и народа в большой степени обусловлено литературой, художественной культурой и наукой. Это должно быть для них одним из главных стратегических направлений. Журнал “Дружба народов” может сделать важную ненавязчивую подсказку нашим государственным мужам, осуществляющим политику. В этом смысле журнал располагает богатым опытом и традициями.
Хочу верить, что мы восстановим в прежнем объеме добрые традиции дружбы наших литератур — это необходимо всем нам.
Перевод Гургена КАРАПЕТЯНА