Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2004
Для советских людей, преимущественно обитавших в довольно северных широтах, Грузия была мечтой о солнце и теплом ласковом море, туристским раем, пронизанным серпантином дорог, бегущих над отвесными обрывами и гремящими реками. Но это была и страна “Путешествия в Арзрум”, страна, которой грезил Лермонтов и где оставил свое сердце Грибоедов, страна, в которой вырос Маяковский, — страна русской литературы. И это не только не мешало ей оставаться страной Золотого руна, Витязя в тигровой шкуре, Давида Строителя и царицы Тамары, но еще более придавала ей оттенок романтического величия. В ее византийской древности смутно ощущались гены и нашей, тоже византийской, культуры. Величие — это несомненный атрибут Грузии в сознании обыкновенного, отравленного литературой советского интеллигента. Это величие отражалось и в именах государственных деятелей, ярко вписанных в российскую историю: Багратион, Чхеидзе и Церетели, Сталин и Берия. К концу советской эпохи Грузия так же прочно принадлежала России, как прочно принадлежали ей Данелия и Иоселиани, Окуджава и Думбадзе. Она была своей, родной, бесконечно желанной и бесконечно любимой.
В пятнадцатилетнем возрасте, влюбившись по книгам в Калифорнию, я мечтал построить там большой дом для себя и друзей среди секвой на склоне горы у самой кромки Тихого океана. Но я жил в Советском Союзе и отчетливо понимал, что Калифорния недоступна. Грузия — вот страна, способная поспорить с Калифорнией и при этом близкая, реальная, данная нам в ощущениях. И мечта о будущем доме в Грузии, на склоне горы, у самой кромки боготворимого Черного моря согревала меня даже в самые трудные годы моей жизни.
Прошло время. У меня разросся круг единомышленников, и я действительно построил дом, такой, о котором мечтал, не очень большой, двухэтажный, в окружении сосен. И в Калифорнии, где филиал моего института, я иногда брожу среди секвой по склонам гор, у самой кромки Тихого океана. Но — безусловно, прекрасная — Калифорния оказалась не столь прекрасной и не столь величественной, как Грузия. Зато пусть и не близкая, но доступная, данная мне в ощущениях. А Грузия, которая стала еще более желанной, еще более любимой, оказалась утраченной — может быть, навсегда. И боль в сердце при воспоминании о ней так же сопровождает меня сегодня, как некогда сопровождала мечта о доме. И такая же боль поселилась в сердцах не только многих русских, влюбленных в грузинский кинематограф и Военно-Грузинскую дорогу, но и в сердцах многих грузин, живущих на два дома. Но это все, что мы можем предъявить истории.
Сегодня не время сентиментальных воспоминаний. Мысль о том, что мир от года к году будет становиться все спокойней, все разумней, все прекрасней, так широко распространенная в годы моей юности, оказалась мифом, наркотическим обманом, ослабившим нашу бдительность, наше чувство ответственности. Мы не смогли вовремя и по достоинству оценить тот факт, что мир, в котором мы жили, был чрезвычайно хрупок и держался на равновесии двух великих атлантов. И когда один из них рухнул — и грузинский лидер имел к этому самое прямое отношение, — пошла трещинами вся ойкумена. Сегодня мир напоминает оползень, который, набирая скорость, двинулся со склона и грозит погрести под собой все живое. И в этом мире высокие ценности уходят в тень, уступая место точным подсчетам — что, где, сколько стоит. Экономические выгоды положены в основу межгосударственных отношений, и когда, например, речь идет о нефти, то глубинные бомбы не щадят не только людей, но и землю, пронизанную историей, землю, в которой, быть может, хранятся главные тайны возникновения человеческой цивилизации. Где уж здесь место царице Тамаре? А в бедных странах, к которым после падения СССР относятся и Грузия, и даже Россия, духовные ценности тем более являются неконкурентоспособным товаром. В экономическом же отношении — по меркам индустриального мира — Грузия маленькая страна. Маленькая настолько, что не представляет интереса для России. И все же Грузия остается в центре внимания российской политики вот уже полтора десятилетия. И это не случайно.
Сразу после распада Советского Союза гайдаровско-ельцинское правительство напрочь забыло о странах, ушедших из юрисдикции Москвы, предоставив им самим выкарабкиваться из-под руин российской государственности. В Грузии, где опыт государственного строительства после революции 17-го года был не только краткосрочен, но достаточно неудачен, становление нового государства натолкнулось на серьезные препятствия. И главным из них было отсутствие ответственности грузинской элиты за судьбы всех народов страны. И это неудивительно, поскольку, начиная с губительных набегов Тамерлана, грузины никогда больше не управляли единым государством. Земли нынешней Грузии пядь за пядью были собраны российской монархией и управлялись по российским образцам, очень часто — столичными чиновниками. Если бы в ходе распада СССР в Тбилиси осталось руководство с навыками традиционного управления, переходный период был бы смягчен. Но, к несчастью, саперные лопатки в апреле 1989 года напрочь устранили шанс для такого развития событий и “черемуха” придала горький запах нарождавшейся демократии. Грузия, которая упорней других советских республик боролась за собственную культурную самобытность, оказалась пронизанной национализмом. Этот национализм, усиленный эмоциональной неуравновешенностью, стал источником грузинской трагедии. Избрав своим вождем Звиада Гамсахурдиа, Грузия начала националистическую экспансию, приведшую сначала к войне в Южной Осетии, а затем к еще более кровопролитной войне в Абхазии.
Древняя и блестящая история на фоне восьмисот лет страданий и унижений, отсутствия на протяжении почти двух веков собственной государственности стимулировала завышенные амбиции у политического класса Грузии, обостренные чувством неуверенности. Этнический эгоизм и стремление доказать собственную состоятельность привели к тому явлению, которому было дано название “малая империя”. Грузинские лидеры, получив в наследство от России объединенную страну, решили построить на ее территории унитарное государство с очевидным доминированием грузин. Они вели себя так, как сами описывали поведение русских, увиденное глазами униженного недооценкой человека. Они отказывали в праве на собственную идентичность, собственное видение истории и собственное представление о государстве народам, которые оказались под их управлением. Так действительно вели себя российские чиновники времен поглощения грузинских царств и княжеств. Но и в те времена, гораздо более терпимые к насилию и не ведавшие права наций на самоопределение, грузины время от времени оказывали сопротивление имперскому стилю, а абхазы в большинстве своем покинули родину. Однако русские были все же гуманнее турок или персов и опирались на подавляющую силу. Их правление было относительно легитимным. А были ли легитимными действия новой грузинской элиты?
Для абхазов, безусловно, нет, поскольку центр единения грузинского государства лежал за пределами Грузии. Их присоединял к Российскому государству царь. Русский язык был для них окном социальной мобильности, и вытеснение русского грузинским означало для абхазов сужение возможностей. Из относительно равноправного с грузинами этноса абхазы превращались в этнос подчиненный. Именно подчиненный, поскольку в Сухуми действия грузинских лидеров, Костава и Гамсахурдиа, не оставляли сомнения, кто в доме хозяин. Формула для осетин и вовсе была — “гости”. Гости на чужой земле. Трагедия косовских сербов, изгнанных со своей родины “гостями”, поддержанными НАТО, еще только-только начиналась, а грузины уже диктовали условия “гостям”, считавшим эту землю своей на протяжении многих столетий. Возникли претензии и к армянам Джавахетии, чьи предки были подданными грузинских царей и которые считают армян основателями Тбилиси. А месхетинским туркам и вовсе не нашлось своего угла.
Я далек от мысли, что все грузины были поражены “малоимперскими” настроениями. Мераб Мамардашвили сказал: если мой народ с Гамсахурдиа — я не со своим народом. Однако же 87 процентов граждан Грузии проголосовали за избрание Гамсахурдиа президентом страны, и сегодня новый президент, Саакашвили, похоже, стремится возродить культ Звиада. Да и абхазская война, хотя и подготовленная прежде, началась без Гамсахурдиа. К сожалению, мне не приходилось встречать ни одного политического деятеля в Грузии, который в состоянии был бы говорить об Абхазии уравновешенно. Абхазская война и стала ключевым элементом в новейших российско-грузинских отношениях.
Падение Гамсахурдиа, бывшего лидером бешеной антироссийской кампании, казалось, способно было вывести Грузию из ряда наиболее агрессивно относящихся к России стран “нового зарубежья”. Шеварднадзе, политик советской закалки с огромным опытом международной деятельности, конечно, мог оценить и роль России в становлении независимой Грузии, и опасность этнического национализма для страны, где только господствующий этнос говорит на трех языках и полутора десятках диалектов и наречий. Но случилась беда, и войска Китовани вторглись в Абхазию, намереваясь силой установить грузинский порядок. Эта война сопровождалась народным воодушевлением — и Шеварднадзе остался верен своему народу.
Кавказ неделим. Его история сплетена в такой тугой жгут, что нельзя выдернуть ни единой нити, не боясь привести к серьезному потрясению. Вторжение грузинских войск в Абхазию всколыхнуло родственные абазино-черкесские народы Северного Кавказа, вырастившие своих лидеров, стремящихся к кавказской независимости и солидарности. Вслед за ними двинулись и другие кавказцы — более всего мы помним участие чеченцев, выковавших свои боевые отряды на полях грузино-абхазской войны. Русским, особенно русским казакам, абхазы, стремящиеся войти в состав России, оказались гораздо ближе, чем грузины с их жесткой антирусской риторикой и стремлением к независимости. Российских же военных, которые во времена упадка государства действовали, не согласуя своих шагов не только с МИДом, но и с президентом, более всего раздражала фигура грузинского лидера. В Шеварднадзе видели виновника распада Варшавского договора, одного из тех, кто подготовил крушение СССР. Ради мести ему генералы готовы были на шаги, наносившие вред России, — о человеческих судьбах говорить излишне: эти люди о таких пустяках не задумываются. В итоге абхазская война превратилась для Грузии в войну с Кавказом, в войну с Россией — и не важно, как все это выглядело юридически. Грузия эту войну выиграть не могла.
Поражение грузин в абхазской войне и прагматическая мудрость Шеварднадзе, приведшего Грузию в СНГ, открывали России возможности для дружественной политики. Разумеется, нельзя сказать, что антирусские настроения с приходом Шеварднадзе угасли — парламент никогда не был дружественным по отношению к России. Но эта недружественность политической элиты была притушена на время, а в народе начался ренессанс русофилии. Увы, Россия не смогла воспользоваться своим шансом. В Москве по-прежнему правая рука не знала, что делает левая, а в Тбилиси нетерпение, связанное с надеждой на быстрое усмирение Абхазии, постепенно возрождало раздражение северным соседом. Да и Шеварднадзе, уязвленный московской нелюбовью, стал взращивать молодое поколение политиков, не приемлющих Москву и ориентированных на Вашингтон — единственную силу, которая могла бы, в принципе, посметь выдавить Россию с Южного Кавказа. И чем больше грузинские политики обличали Москву за бездеятельность в деле возвращения беженцев и возвращения Грузии суверенитета над Абхазией, тем больше в Москве крепла ненависть к Шеварднадзе. Итогом стало покровительство чеченским боевикам со стороны грузинских властей (в Зугдиди даже больше, чем в Тбилиси), а с российской — визовый режим и угроза превентивных ударов по территории Грузии. Отношения между нашими странами окончательно зашли в тупик.
Государственный переворот прошлого года внес некоторую определенность в перспективы политического развития региона. Национальная консолидация приобретает еще большее значение в повестке дня для Грузии. Первый шаг, направленный на снижение недоверия между Восточной и Западной Грузией, Михаил Саакашвили уже сделал: он признал заслуги Звиада Гамсахурдиа, освободил сторонников первого президента из тюрем и собрался перенести прах его самого на родину. Этого недостаточно, чтобы объединить всех грузин, разделенных региональным сознанием, языком и удивительно развитым индивидуальным чувством собственного достоинства. Но этого верного шага достаточно, чтобы определить направление и вызвать воодушевление людей с развитым этническим самосознанием. Теперь на очереди следующий шаг, и он также определен Саакашвили: выборы президента — это последние выборы, в которых не принимают участия жители автономий. Только высшее напряжение национального духа, которое проявляется на войне, и победа могут в короткий срок вернуть уверенность в себе деморализованной нации, находящейся к тому же в острой фазе этногенеза. А на путь терпеливого государственного строительства у грузин терпения не найти.
Но это стремление потребует концентрации сил государства и привлечения союзников, поскольку ни осетины, ни абхазы не захотят дать грузинам выиграть скорую победоносную кампанию. Похоже, что и Аджария, до сих пор сохранявшая лояльность к Тбилиси, может оказаться втянутой в эту национальную войну. И если это случится, возможно, мусульмане-аджарцы окончательно ответят на вопрос “грузины ли они”. Такая война, случись она, не будет только войной за национальное самосознание и самоопределение грузин. Она станет войной и за национальное самосознание всего Кавказа. Вспышка адыгского национализма, на мой взгляд, в такой ситуации является неизбежной, как и участие волонтеров-кавказцев в войне против грузин. Для России такое развитие событий опасно прежде всего потому, что этническая мобилизация на Северном Кавказе — кратчайший путь к дестабилизации региона, и так с трудом удерживаемого от цепной реакции конфликтов.
Именно поэтому Россия будет противодействовать силовому разрешению задачи, поставленной Саакашвили. И в Тбилиси это ясно понимают. Отсюда стремление грузинских политиков как можно быстрее выдавить российские военные базы, которые стоят на пути вожделенной победы. А поскольку у России есть достаточно возможностей манипулировать проблемами, то Грузии не остается ничего другого, как обратиться к Соединенным Штатам за поддержкой. Поколение политиков, пришедшее к власти в результате “революции роз”, было взращено на антироссийских и проамериканских настроениях, поэтому они вполне могут рассчитывать на понимание в Госдепе. Тем более что Соединенные Штаты давно продемонстрировали: соперничество с Россией, ушедшей практически из всех остальных регионов мира, переместилось на пространства СНГ. И Грузия находится в одной из самых болевых точек российского мироустройства. Из Грузии так легко инициировать конфликты на Северном Кавказе и еще легче поддерживать тлеющие очаги! Чеченская война сделала это очевидным всем. Контролировать Грузию — значит держать руку на пульсе гражданского мира в России. И здесь интересы США и национально озабоченных грузинских политиков совпадают.
Конечно, Грузия для Соединенных Штатов является лишь одним из звеньев цепи в поясе, охватывающем Россию. Поэтому такую поддержку США оказывают ГУУАМу, пытаясь сохранить его как противовес российским союзам внутри СНГ. И чем успешнее Россия нивелирует политическое значение этого объединения, тем острее становится борьба между нею и Соединенными Штатами за влияние на этом пространстве. Большинство наблюдателей расценивают государственный переворот в Грузии как несомненный успех Америки. Но этот успех Америка старается развить, навязав сходный сценарий на Украине. Собственно, первая попытка Соединенных Штатов повторить “сербский вариант” на Украине уже была предпринята — это известные события “кризиса Гонгадзе”. Роль Соединенных Штатов в этой попытке переворота еще явственней прослеживается, чем в Грузии. Однако этот опыт оказался не доведенным до конца, и Соединенные Штаты на Украине утратили свое доминирующее влияние. И сегодня там разгораются новые баталии. Ставка делается как на проталкивание в президенты “своего” кандидата Виктора Ющенко, так и на экономический шантаж. И прежде всего это касается транспортировки нефти.
Одним из важнейших проектов для Соединенных Штатов является транспортировка каспийской нефти в обход России. Несмотря на полную экономическую несостоятельность, этот проект будет доведен до конца. В рамках этого проекта Грузия получит дополнительные доходы за счет транспортировки нефти по трубопроводу Джейхан—Баку, Украина получит альтернативный источник нефти, а Европа сможет получать каспийскую нефть помимо России. В этом случае Россия становится более подверженной тому виду шантажа, который применяла к ней недружественная Украина времен до кризиса Гонгадзе. Грузии этот поект выгоден в любом случае. Она является объективным союзником США в этом проекте. С Украиной дело более сомнительно. Тем более важно для Америки иметь в Киеве своего ставленника. И здесь Грузия готова выступить союзником.
Михаил Саакашвили на съезде своей партии перед президентскими выборами заявил о готовности объединить усилия с Украиной в борьбе против России. Вскоре последовал визит на Украину, где Саакашвили подписал с Ющенко соглашение о партнерстве. Правда, высказывания на Украине были более завуалированы. А в день голосования уже практически состоявшийся президент высказался во вполне дружелюбном тоне в отношении России. Однако не следует переоценивать изменение риторики. Требование убрать российские базы из Грузии остались столь же жесткими. И это требование подтверждено столь же жестким и публичным давлением на Россию Соединенных Штатов. В Грузии российских военных обвиняют в вооружении аджарцев (возможно, это правда). И это означает, что Грузия Саакашвили будет включена в проект дальнейшего американского доминирования в мире, в частности, в Азии. Таким образом, становление грузинской идентичности и новой государственности оказывается частью острейшего процесса геополитических изменений. И от того, каким будет результат борьбы за американо-российское влияние на Кавказе, зависят и рисунок грузинского государства, и архитектоника грузинского будущего.
У России нет никаких правовых оснований сопротивляться требованиям Грузии. И она, скорее всего, потеряет и военные базы, и возможность радикально влиять на ситуацию в Грузии. Возможно, Грузии удастся при помощи США или НАТО достичь контроля над мятежными республиками. Но тогда она надолго превратит покоренные народы и сочувствующих им соседей в своих врагов. Нарастающее демографическое превосходство мусульманских народов в этом регионе и обострение этнополитических конфликтов сделают Грузию заложницей американского покровительства, как это произошло с Израилем. И обремененные все увеличивающимся количеством проблем Соединенные Штаты раньше или позже бросят Грузию на произвол судьбы. Хорошо, если к этому времени объединенные усилия Соединенных Штатов и Грузии не приведут к катастрофе Северный Кавказ и Россия будет в состоянии протянуть руку своему соседу.
Но я думаю, что у Грузии есть и другой сценарий. Правда, он требует терпения от грузин и искреннего стремления сохранить дружественные отношения с Грузией со стороны российских политиков, чего, к сожалению, я сейчас не вижу. Это путь совместного с Россией строительства мирного Кавказа. Конечно, здесь необходимо сотрудничество с Арменией и Азербайджаном. Но здесь и необходимо уважение к национальным меньшинствам, которого не хватает как Грузии, так и России. А самое главное, России надо понять, что она совершила ошибку, мелочно мстя политику ушедшей эпохи и не сумев увидеть в Грузии достойного партнера. Эта ошибка, как большинство ошибок в политике, может оказаться неисправимой. Скорей всего, так и будет. Но я до конца жизни буду верить, что где-то у Черного моря на склоне горы будет стоять мой дом или дом моего сына, в крови которого течет и грузинская кровь.