Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2004
* * * С.Арутюнову С 21 апреля... Знак земли, но в неразрешимой тяжбе с небесами. Из старой книги По знаку зодиака я — Телец. Упряма, и усердна, и ревнива. Но рогом упираюсь, как истец, В небесное, в непознанное, в диво. Как сад, жестикулирую молчком... Когда люблю, не ведаю запрета... Косящие глаза, и нос крючком, И вечная улыбка — не «про это». — А про чего? — Про дар и ремесло. Про мать-фортуну, скалящую зубья. «Привязчивы. Но действуют — назло И зачастую гибнут от безумья». * * * По-над рекою, чей режим Враждебен формулам и кухням, Слонялись берегом чужим Под песнопенье: дескать, ухнем И рухнем... А колокола Собой разбалтывали дали. Еще: черемуха цвела И насмерть холода стояли. Еще: поселок Середа Бочком протискивался в город — Подросток, пасынок, балда... Еще открылось: Время — ворог Живущим, да. Усопшим — нет: Они свободны от опеки Времен... Еще: вскипал рассвет, Как стон о милом человеке! * * * Ю.Качалкиной Мне печатного слова милее Искаженный гримасою рот... Речь, как речка, течет, и мелеет, И, когда половодье, ревет. И врывается ветер в обитель Угловую — четыре на пять, — И над э т и м не властен учитель, Ибо песней нельзя помыкать! ...Нынче утром, шестого июля, С головою уйдя в мезозой, Оглашенная девочка Юля Умывается свежей слезой И бормочет в лицо небосвода Восьмистишия будущих книг: Переводчица древнего кода На единственный — личный — язык. Из баварской тетради 1 Облака над Мюнхеном схожи с тундрой Сплошняком рельефа, неслабой статью И раскачкой ритмики многотрудной... Я, бывало, оду взамен проклятью Посылала вам, в дорогие спины, — Врастопырку стрелы единой страсти! — А теперь настала пора былины, Что сродни ландшафту баварской масти: Чем огромней снег, тем душе — душевней. Для уборки дворика есть лопата. — Поживи без слез на горе волшебной, Не смущаясь тем, что кругом — цитата. ...О, возможно ль жизнь разделять, как местность, Пояса и полосы нумеруя, — Если корни ввинчивает словесность В человечий стон — мол, «весь не умру я»? 2 Утром смеркается, ночью светло, Byсмерть завалена снегом терраса... Главное дело, что звезды — с ведро: Пей через край и рукой утирайся! Возле харчевни привратником дуб, — Не горожанин, но родом с опушки... Дремлет под крышкой картофельный суп. Желтое пиво набычилось в кружке. ...В общем, покудова ходят с туза И воспаряют баварские люди, — Я изучу, округляя глаза, Кузницу, в виде виньетки, на блюде. Верно ли я понимаю. Отец: Ты образец мне на память подбросил — Крепкий лоток, деревенский ларец, Удаль, и утварь, и знаки ремесел? 3. Bierstube. Этюд Флаги из потомственной дерюги Украшают лестницу и двор... У окна сидит веселый бюргер. Люди пива празднуют задор. Вот и я не буду убиваться, Различая замогильный гром. Глянь: какая шляпа у баварца С грандиозным стрельчатым пером — В целом как зеленая поляна Или символ радости простой. ...Тут меня любили: — Татианна! — По-немецки улещая: — Спой. И без перепуганной гримасы, Под шипенье масла на плите, Я им пела русские романсы О любви и прочей лепоте. ...Поживу еще, припоминая — Бешено, беспутно, нараспев, — Как — в снегах — баварская пивная Ладила мажор, окоченев. * * * Когда я гляжу на окрестные рожи И, главное, в зеркало, — миру каюк! ...Ты лучше меня. Ты мудрее и строже. Ты с кротостью старшего смотришь вокруг. И мир тебе внятен — от лунного блика До малой деревни по имени Грязь... — Я можно с тобою? — спрошу, как заика. — Ты можно со мною, — ответишь смеясь. О, стало быть, время надеть мокроступы И ринуться вон, культивируя раж, Из рамок обиды, из душной халупы, Из вечного страха: — А ты не мираж? * * * Он выходит в сад. Он свистит в кашне Допотопный блюз про любовь и муку... А веселый пес на приказ «Ко мне!» Отвечает лаем и лижет руку. Самоучка, сказочник, футурист — Он с таким коленцем поет про негу, Что и я, как пес, принимаю свист И — в ладони носом — лечу с разбегу. ...И сменился век. И бредет старик. И седая слушает стихоплетка Неиспетый голос... И сей же миг — «Я с тобой» — кричит горячо и кротко. * * * Заржавленная музыка из крана, Как слезы, хлынет в старое ведро... Не человек, а единица клана — Оно, мой братец, хуже, чем zero. Он симметричен, опытен, опрятен, Самодоволен, алчен и убог... А мы с тобою — люди отсебятин, Которые нашептывает Бог. Решайся сам. А я ведома ражем И выбираю, взбалтывая дни, Побег из клана с тощим саквояжем, Но не столбняк, что гибели сродни. * * * На развилке «либо — либо» Разбушуюсь, как пурга, — Беззащитней прототипа Под прищуром у врага, Коему не дамся в руки, Но отпраздную беду — Дерзкая, как буги-вуги В пятьдесят восьмом году! Это сколько ж надо веры, Чтобы, Господи прости, На просторах новой эры Ветошью своей трясти? Я не сгину ни за грошик — Я восстану на заре С криком, как старик старьевщик В приснопамятном дворе. Заслоняясь междометьем (Типа «Эх») от неудач, — Я в году две тыщи третьем Снова счастлива, хоть плачь. * * * Конец иллюзий — экая потеря... Страшнее нескончаемый транзит, Когда от человека запах зверя Идет, пьянит и гибелью грозит. Остался ветер, желуди в лукошке И знание, пронзенное тоской, — Что Пушкин, уходя, просил морошки. Морошки, а не жалости людской. * * * ...твои черты, как безумное зеркало, повторяя. И.Б. Не нуждаюсь ни в идоле, ни в эталоне, Ни в любовной виктории... Только — живи! Погадаю тебе по морщинам ладони, По ухабам дороги, по звездам любви. Сквозь облатку старения — облик младенца: Так порою под солнцем горят фонари... — Ты, как в зеркало, можешь в меня поглядеться. Я тебя не обижу — решайся, смотри. …Мы роднее родни. Мы сбежали из круга. Мы, как два дезертира, в овраге лежим... И внезапная тяга природна, как вьюга Или радуга, и не ложится в режим — Упирается, дыбится, рушит устои... В общем, с Богом, любимый! Ступай, не скорбя. Я ж останусь как зеркало — сверху пустое, Но таящее всей подоплекой тебя. * * * Предупреждаю, что на закате, Ставши отъявленными, оттенки Грянут, как ружья в 4-м акте — те, что висели молчком на стенке. Мир изумится, не сразу «въехав»: Был этот узел надежно крепок! Реализация (доктор Чехов) Полунамека — до груды щепок. ...Солнце вечернее бзе невнятиц Греет, ласкает, роднит... — Послушай: Я не учитель тебе, мой братец, Но избегай театральных ружей. * * * Я горела, моля об остуде, А теперь я от холода мру. Так подкидыш, пробившийся в люди, Окружает забором нору, — Чтобы длилась разлука подолгу И давала любовь кругаля: Позовет — приходи на подмогу И скорее назад, не скуля! ...Но сегодня и ветер, и жарко, И воспряли в кустах соловьи, И на радугу воет овчарка, Волчий ток ощущая в крови, И себе изумляюсь сама я, Распоясавши нежную речь, — Как кратчайшая в мире прямая, Между точек решившая лечь!