Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2004
Эпоха — это то, что выстраивается вокруг ярких событий и крупных явлений. Великая Отечественная, хрущевская “оттепель”, перестройка — имена эпох. Терроризм все больше обретает шанс превратиться если не в символ, то в существенную характеристику нашего времени. Между тем на постсоветских пространствах это явление новое, еще недавно экзотическое и не осмысленное. Далеко ли то время, когда терроризм вместе с такими словами, как “инфляция”, “безработица”, “наркоторговля”, казался приметой чуждой жизни. Однако постепенно он стал фоном нашего существования. Теракт — не страшная картинка на телеэкране из заграничного далека, но часть реальности, от которой не спрятаться. А это означает, что мы обязаны понять данное явление, ибо живем в мире, пронизанном терроризмом. У нас просто нет другого выхода.
При этом проблема определения терроризма представляет сложность. Терроризм — явление многоплановое, разветвленное, имеющее как минимум полуторавековую историю и претерпевшее значительную эволюцию в части форм и методов деятельности. Кроме того, это явление имеет устойчивую негативную оценку, что порождает произвольное толкование. С одной стороны, существует тенденция неоправданно расширенной трактовки, когда некоторые политические силы без достаточных оснований называют террористами любых своих противников. С другой — безосновательного сужения понятия, в частности, придания ему сугубо национальной или конфессиональной окрашенности. Сами террористы склонны называть себя солдатами, партизанами, диверсантами в тылу противника, что тоже неверно. Отсюда трудности как юридически-правовых дефиниций, так и общетеоретического осмысления терроризма. Однако, согласно общему мнению правоведов, по степени общественной опасности терроризм, проявляющийся в любых формах, представляет собой наиболее общественно опасное из всех преступлений, описываемых уголовным законодательством, и предусматривает самое суровое наказание, ибо это наиболее эффективный (по критерию: вложенные ресурсы/полученный результат) способ политической дестабилизации общества. Такие способы дестабилизации, как военная интервенция, восстание, развязывание гражданской войны, массовые беспорядки, всеобщая забастовка, требуют значительных ресурсов и предполагают широкую массовую поддержку тех сил, которые заинтересованы в дестабилизации. Для разворачивания кампании террористических актов достаточно поддержки сравнительно узким слоем общества, небольшой группы согласных на все крайних радикалов и скромных организационно-технических ресурсов. Терроризм подрывает власть и разрушает политическую систему государства, поэтому-то юристы и относят террористические действия к “преступлениям против основ конституционного строя и безопасности государства”.
Идеология терроризма
Еще в 40-е годы ХIХ века близкий анархистам Вильгельм Вейтлинг высказывает идею непрерывной партизанской войны. В 1849 г. Карл Гейнцен (статья “Убийство”) объявил мораль относительным понятием и постулировал правомочность точечных убийств власть имущих. Французский анархист Брусс стал автором известного термина “пропаганда действием” (отсюда “прямое действие”, “немедленное действие”). Анархо-террорист Мост, немец по происхождению, эмигрировавший в США, в статье “Советы террористам” (1884) утверждал, что теракт — лучшее средство пропаганды. Американская анархистка Эмма Гольдман представляла террористов мучениками, подобными Христу, которые собственной кровью платят за веру.
Известен вклад в теорию терроризма русских анархистов и радикалов. Прежде всего вспоминаются имена Бакунина, Нечаева (см. его “Катехизис революционера”). Однако были и другие идеологи террора. К примеру, русский максималист Иван Павлов (брошюра “Очистка человечества”. М., 1907) развивал теорию, согласно которой человечество делится на этические расы. Эксплуататоры и угнетатели якобы передают потомкам “злобу, жестокость, жадность и ненасытность” по наследству. А потому для спасения человечества раса морально разложившихся звероподобных дегенератов должна быть уничтожена.
Свой вклад в идеологию терроризма внесли идеологи фашизма — Примо де Ривьера, Гитлер, Геббельс, Штрассер, Муссолини. В 60—70 годах ХХ века стал известен теоретик городской герильи бразилец Хуан Карлос Маригелла, автор классического труда “Мини-учебник городской герильи”. Над теорией терроризма работали лидеры западногерманской леворадикальной группы Баадер—Майнхоф (см. “Концепция городской герильи” и “Городская герилья и классовая борьба” Ульрики Майнхоф). В последние два десятилетия в среде исламских фундаменталистов сложились менее доступные нам идеологические конструкции, обосновывающие концепцию джихада. В этой системе представлений терроризм осмысливается как элемент священной войны с неверными.
Говоря об идейном багаже террористов, надо заметить, что сепаратистские и национально-освободительные движения, прибегающие к тактике терроризма, ставят перед собой локальные цели. Для них террор — средство достижения результата, в котором (средстве) пропадает надобность, когда задача оказывается решенной. По-иному видят перспективу террористы, вдохновленные тоталитарными идеологиями и фундаменталистскими прочтениями религиозных доктрин, — анархисты, коммунисты, фашисты, исламские фундаменталисты. Для них террор — пролог освободительной мировой войны, камень, падение которого стронет с места лавину. И тогда народы поднимутся на борьбу с империалистами, плутократами, неверными и сметут ненавистную власть мирового зла. Здесь отчетливо прослеживается связь с манихейским мироощущением.
Надо сказать, что исламский религиозный фанатизм далеко не единственный источник современного религиозного терроризма. К тем же методам прибегают религиозные фанатики — индуисты и иудаисты. Терроризм взяла на вооружение японская религиозная секта “Аум сенрикё”. “Прославился” и христианский фанатик, американец Тимоти Маквей.
Этика терроризма
В период возникновения терроризма (начало XIX в.) существовал этический кодекс тираноборчества, согласно которому деспота надлежит поразить кинжалом, а убийце не пристало скрываться с места преступления.
Среди основных проблем этики терроризма — проблемы оправдания террора и критериев допустимости терактов как средства политической борьбы. Теоретики и идеологи терроризма исходили из доставшейся им в наследство тираноборческой установки. Они начинали с того, что террор допустим в обществах с тираническим режимом, не дававших своим гражданам возможности легальными способами (в рамках парламентского процесса и демократических процедур) бороться за утверждение своих идеалов и социальное переустройство. Логика исторической эволюции терроризма привела идеологов движения к тому, что все и любые правительства, и авторитарные, и демократические, объявлялись сатрапами и кровавыми диктатурами. Утверждался принцип революционной необходимости, согласно которому все средства хороши, если они служат делу свержения “антинародного режима”.
Не менее существенна проблема случайных жертв терактов. На заре своей деятельности террористы старались избегать или по крайней мере минимизировать количество случайных жертв. Однако логика борьбы подталкивала боевиков ко все более многочисленным жертвам. Соответственно, идеологи развивали тезис об оправданности любых, в том числе и случайных жертв, ибо все, кто терпит эту власть, якобы ответственны за нее, поскольку с их согласия и на их деньги она существует. И виновной в гибели случайных жертв объявляется не кто иной, как сама власть.
Отношение к терроризму в обществе
Если за терроризмом стоит реальная проблема — социальная, культурная, политическая, — то определенный сегмент общества, чувствительный к этой проблеме, неизбежно сочувствует пусть не методам террористов, но их целям или идеям. Внутри этого сегмента терроризм и вербует свои кадры.
Общество, столкнувшееся с терроризмом, как правило, переживает эволюцию отношения к нему. Сначала оно раскалывается: одни отвергают терроризм целиком и полностью, другие допускают в определенных ситуациях, третьи принимают и оправдывают как средство борьбы за свободу, национальную независимость и социальную справедливость. Но по мере усиления терроризма, сталкиваясь с последствиями актов террора, видя страдания жертв, люди склоняются к негативному отношению.
То же происходит и в масштабах государств. В начале ХХ века государственная поддержка движений, использующих тактику терроризма в странах потенциального или актуального противника, рассматривалась многими правительствами как нормальная практика. Затем государства, приверженные либеральным ценностям, начали от нее отказываться. В межвоенный период, и особенно после Второй мировой войны, спонсирование терроризма остается исключительным образом действия агрессивных режимов, озабоченных задачами идеологической и политической экспансии.
Классификация терроризма
Несмотря на бесконечное многообразие, смыкание, переплетение различных форм терроризма, все же представляется возможным составить его приблизительную типологию и классификацию.
По характеру субъекта террористической деятельности терроризм делится на: неорганизованный, или индивидуальный (когда теракт совершают один-два человека, за которыми не стоит никакая организация) — эта разновидность терроризма редко встречается в современном мире; и организованный, коллективный (когда террористическая деятельность осуществляется специальной организацией) — такой вид терроризма наиболее распространен в нынешние времена.
А по преследуемым целям он делится на: националистический (преследующий сепаратистские или национально-освободительные цели), религиозный (который может быть связан либо с борьбой приверженцев одной религии против приверженцев другой, либо с задачей подорвать светскую власть и утвердить власть религиозную), а также идеологически заданный, социальный (осуществляется для коренного или частичного изменения экономической или политической системы), который называют еще революционным, примером такого терроризма могут служить анархистский, эсэровский, фашистский, европейский “левый” и другие.
Впрочем, как было сказано, цели могут переплетаться. Так, использующая методы терроризма Курдская рабочая партия преследует цель создания национального государства и одновременно — социальных преобразований в духе марксизма.
Помимо этого, существуют движения, не укладывающиеся в предложенные классификации. К примеру, террористическая группировка “Мы, кто строили Швецию”, протестовавшая против проведения в Швеции Олимпийских игр, провела ряд взрывов на спортивных объектах в 1997 г.
Другим примером служит колумбийская организация “Экстрадитаблес” (Подлежащие выдаче). Ее ядро составляют преступники-наркоторговцы, подлежащие выдаче в США. “Экстрадитаблес” совершает нападения на чиновников, полицейских, известных политических и общественных деятелей — на всех, кто выступает против наркоторговли. Поводом для террористических акций может послужить полицейская операция против наркомафии или выдача в США очередного ее босса.
Как видим, терроризм невозможно “привязать” к какой бы то ни было опеределенной идее, нации или конфессии, как невозможно составить и реестр террористических организаций, даже ограничив себя последними десятилетиями. Попытка же составить список организаций, охватывающий всю историю терроризма, — еще более сложная, если вообще осуществимая задача, ибо в этот необозримый список должны были бы войти даже мелкие и эфемерные группы типа “Боевой организации классической гимназии г. Тулы”. К тому же одна организация часто фигурирует под разными названиями или переживает разделы: из материнской ячейки выделяются новые. Существуют организации-фальшивки, организации- однодневки. Кроме того, террористические организации разномасштабны. Рядом с действенными, крупными существовали и существуют крошечные. Все это порождает проблемы с верификацией и классификацией существующих данных.
Современные исследователи выделяют наиболее опасные организации, способные развернуть массовый террор. Среди них — шиитская “Хезболла” со штаб- квартирой в Ливане, палестинские “Хамаз” и “Исламский джихад”, тамильские “Тигры освобождения Тамил Элама” в Шри-Ланке, “Аль Каида” Осамы бен Ладена, “Курдская рабочая партия” Абдуллы Оджалана, египетские “Аль Джихад” и “Вооруженная исламская группа”. И все они используют одинаковый арсенал средств и методов, среди которых: взрывы всевозможных зданий и объектов; индивидуальный террор или политические убийства; похищения людей с целью политического шантажа; захват заложников для ведения переговоров “с позиции силы” (сегодня это одна из наиболее распространенных форм терроризма); ранения, избиения, издевательства, имеющие цель оказания психологического давления на жертву и одновременно “пропаганды действием”; биологический терроризм (например, рассылка писем со спорами сибирской язвы); использование отравляющих веществ и радиоактивных изотопов. В последнее время заговорили и о компьютерном терроризме. В принципе, любые инфраструктуры общества, любые промышленные, технологические объекты, хранилища отходов, повреждение которых чревато экологическими катастрофами, могут стать объектом атаки террористов.
Обратившись к истории, мы обнаружим, что имеем дело отнюдь не с чем-то новым и невиданным “на Святой Руси”. Терроризм — хорошо забытое старое. Нашей стране принадлежит сомнительная честь быть родиной организованного терроризма. Западные историки считают “Народную волю” первой в современном мире террористической организацией. История России второй половины XIX — начала XX веков пронизана терроризмом — народовольческим, эсеровским, большевистским, анархистским, терроризмом националистических движений имперских окраин. Первое политическое убийство ХХ века совершено в России.
4 февраля 1901 г. исключенный из университета студент Петр Карпович убил консервативного министра образования Н.П.Боголепова. Согласно полицейской статистике, с января 1908 г. по середину мая 1910 г. было зафиксировано
19 957 терактов и революционных грабежей (экспроприаций), в результате которых погибли 732 чиновника и вместе с ними 3 051 частное лицо. Российская империя не могла справиться с терроризмом. Это удалось большевикам, разгромившим своих политических противников.
Если же обратиться к современности, то выясняется: терроризм нельзя назвать повсеместным явлением. И сегодня есть страны, населению которых терроризм неведом. Это Ирак, Северная Корея, Сомали и некоторые другие. Можно увидеть и такую закономерность — общества, из которых исходит угроза терроризма, как правило, закрыты от ответной угрозы. Так, теракты, совершаемые палестинцами в Израиле, стали чуть ли не обязательным сюжетом ежедневных теленовостей, но индивидуальный теракт, совершенный израильтянином в Палестинской автономии, — огромная редкость. Из этих, самых поверхностных наблюдений видно: перед нами сложное явление, связанное с такими вещами, как уровень жизни, политический режим, культура, стадия исторического развития общества и тому подобное. Постижению терроризма мешают привычки идеологизированного сознания. Есть люди, склонные демонизировать очередного врага и наклеивать обозначающий его ярлык на все, что им не нравится. В таком случае слова “фашизм”, “мафия” или “терроризм” превращаются в ругательства, за которыми ничего не стоит.
Итак, что же такое терроризм? В чем смысл этого явления, где его истоки? Что отличает терроризм от близких ему по форме и по существу явлений?
Ближайшее к терроризму, более широкое, родовое понятие — террор. Оно восходит к латинскому terror — страх, ужас. Под террором и понимают политику устрашения. Он опирается на насилие и достигает своих целей посредством демонстративного физического подавления активных противников с тем, чтобы запугать и лишить воли к сопротивлению противников потенциальных. Важно подчеркнуть, что террор есть политика превентивного насилия, и это отличает его от самых жестких репрессий по отношению к нарушителям законов и предписаний власти. Террор обрушивается на головы невиновных. Казнь партизана, убившего солдата оккупационных войск, — репрессия, а сжигание деревни, в которой произошло убийство, — акт террора. Террор апеллирует к инстинкту самосохранения и провоцирует в обществе волну страха. Политика террора преследует цель уничтожения любых форм организованного сопротивления власти и атомизации общества, поскольку в атмосфере всеобщего террора лишь человек, выпавший из неподконтрольных власти форм самоорганизации общества, обретает шанс выжить (только лишь шанс, любые гарантии террор отнимает в принципе).
К террору прибегает власть, стремящаяся радикальным образом изменить существующий порядок вещей в таких ситуациях, как иностранное завоевание, социальная революция или утверждение абсолютизма в традиционно демократическом обществе — то есть всякий раз, когда политическая реальность изменяется радикально и эти перемены вызывают сопротивление значительной части общества.
Понятие “террор” родилось в конце XVIII — начале XIX веков, но, как это часто бывает в истории, явление гораздо старше понятия. Политика террора существует тысячелетия. В эпоху перехода от республики к империи всевластие римских императоров утверждалось с помощью террора по отношению к сенаторскому сословию, представители которого традиционно являлись носителями республиканского духа. Сходная ситуация сложилась в эпоху Ивана Грозного. Опричнина была инструментом террора, утверждавшего неограниченную власть московского царя. Классические примеры революционного террора дают Французская и большевистская революции. Политика террора, как правило, носит временный характер. Выполнив свою задачу, террор становится помехой для развязавшей его власти, и она, идя навстречу уставшему от разгула насилия обществу, дарует ему режим спокойного верноподданнического существования.
Слова, обозначающие интересующее нас явление, — “терроризм”, “террорист”, “теракт” представляют собой кальки с английского (terrorism, terrorist, act of terrorism). По своему исходному смыслу все они связаны с террором как политикой устрашения. Но решающее значение приобретают различия. Прежде всего субъектом террористической деятельности, то есть террористом, как правило, является не государство, а организации/силы, ставящие перед собой политические цели — приход к власти, дестабилизацию общества, подталкивание его к революции, провоцирование вступления в войну и тому подобное. К примеру, в 1918—1920 гг. боевики партии эсеров осуществляли на территории РСФСР отдельные теракты, а власть большевиков проводила политику революционного террора. Если мы примем такое разделение на террор и терроризм, многие вещи прояснятся. Государство может поддерживать терроризм в другой стране, может быть базой для террористов. В особых случаях спецслужбы могут поддерживать террористов в своей собственной стране со специальными (провокационными) целями. Но арсенал силовых методов воздействия государства исчерпывается такими методами, как военные операции, политические убийства, диверсионные акты, наконец, террор против собственного народа или завоеванного населения. Террор — оружие победителя, стремящегося удержать свои завоевания. Терроризм — оружие силы, рвущейся к победе.
Терроризм, как и террор, не обременяет себя избирательностью. Жертвами терактов могут оказаться как политические противники террористов, так и люди, не имеющие к ним никакого отношения. Так же, как и террор, терроризм апеллирует к массовой психологии, к общественному мнению. Цель терактов — спровоцировать желательное для террористов развитие событий. Террористические организации демонстрируют свою силу, волю, несгибаемость, наконец, готовность идти до конца, жертвуя как собственными жизнями, так и жизнями жертв. Террорист громогласно заявляет, что в этом обществе, в этом мире есть сила, которая ни при каких обстоятельствах не примет существующий порядок вещей и будет бороться с ним до победы или до своего конца.
Это очень важный момент. Теракт нуждается в резонансе. Теракт, оставшийся незмеченным или засекреченный, сохранившийся лишь в полицейских сводках, утрачивает всякий смысл, поскольку он — послание, адресованное не только власти предержащей, но и обществу. Сопоставим такие явления, как теракт и диверсия. Диверсия (от лат. diversio — отвлечение) — военная операция, силовая акция подрывного характера. За внешним сходством между этими явлениями маскируются принципиальные отличия. Главный смысл теракта, как уже было сказано, состоит в изменении ситуации через воздействие на общественное мнение. Цель диверсии — нанесение ущерба противнику: нарушение коммуникаций, уничтожение жизненно важных объектов, штабов, политических деятелей… Ценность диверсии состоит в масштабе непосредственного урона, нанесенного противнику, общественный резонанс интересует диверсанта в последнюю очередь, а часто даже опасен для него. Как говорят профессионалы, в идеале диверсия имитирует техногенную катастрофу, несчастный случай или силовую акцию, якобы совершенную другой силой. Недаром такие диверсии, как политические убийства, реальные исполнители стараются представить делом рук кого-то другого. Совершенные НКВД/КГБ за рубежами СССР убийства соперника Сталина Льва Троцкого (1940 г.) или лидера украинских националистов Степана Бандеры (1959 г.) советская пропаганда сваливала на троцкистов и украинских националистов. А убийство режиссера Соломона Михоэлса (1948 г.) было обставлено как дорожно-транспортное происшествие. Поскольку политические убийства чаще всего исполняют профессионалы, они почти всегда остаются нераскрытыми. Во имя своих целей политические убийства могут совершать и криминальные структуры. Они тоже будут анонимны.
Политические убийства, совершенные террористами, выглядят совершенно иначе. Независимо от того, погиб ли исполнитель или скрылся, ответственность за теракт берет на себя конкретная террористическая организация. Анонимные теракты — исключение из правил. Гласность и широковещательность теракта связана, среди прочего, с одним достаточно прозаическим обстоятельством: не только приток волонтеров, но и приток денег зависит от числа и качества терактов (масштаба разрушений, общественной значимости жертвы, дерзости и неожиданности, потенциальной резонансности). Спонсоры терроризма вкладывают деньги лишь в успешные предприятия.
Другое дело, что деятельность террористических организаций и спецслужб часто переплетается. Здесь возможны самые разнообразные комбинации: цели террористической организации и иностранной или отечественной спецслужбы могут совпадать либо террористы находятся под контролем некоей спецслужбы и играют в чужую игру. Бывает так, что террористическая организация “переигрывает” спецслужбу. Сотрудники спецслужб могут вести собственную партию, не совпадающую с планами политического руководства страны (подталкивая его, например, к войне или к изменению внутренней политики). В таких случаях теракт оказывается формой, за которой скрывается диверсия. В качестве примера подобного сплетения можно привести убийство усташами (хорватскими националистами) югославского короля Александра I Карагеоргиевича и французского министра иностранных дел Луи Барту в 1934 г. Боровшиеся за независимость Хорватии усташи работали в контакте со спецслужбами фашистской Германии. Этот теракт был призван подорвать один из инструментов, обеспечивавших стабильность в межвоенной Европе: военно-политический союз Чехословакии, Румынии и Югославии, “Малую Антанту”, мотором которой была Франция. “Малая Антанта” стояла на пути ревизии итогов Первой мировой войны. Руками усташей руководство фашистской Германии решало свои проблемы.
Итак, теракт требует общенациональной, а в идеале глобальной аудитории. Из этого следует первое условие возникновения терроризма — формирование информационного общества. Обращаясь к истории явления, некоторые авторы вспоминают о раннесредневековом исламском ордене асассинов, о политических убийствах эпохи Возрождения. Но все это — предыстория. Классический терроризм возникает в XIX веке в Европе. То есть именно тогда и в том месте, где появляется общество, регулярно читающее газеты. И чем мощнее становятся СМК, чем выше их роль в формировании общественных настроений, тем шире волна терроризма. По мере того как привычка читать газеты и журналы дополняется привычкой слушать радио, смотреть телевизор, “сидеть” в Интернете, растет поле потенциального воздействия терроризма на общество и ширятся его возможности.
Второе условие возникновения терроризма связано с природой технологии и законами развития технологической среды. По мере разворачивания научного и технического прогресса техногенная среда становится все более сложной и уязвимой. Развитие техники дает возможность точечно разрушать социальные, технологические и природные объекты. Чем располагала Шарлотта Корде, убившая в 1793 г. нежившегося в ванне Ж.П.Марата? Кинжалом. Какими техническими возможностями обладал капитан английской армии Гай Фокс, вознамерившийся вместе с другими заговорщиками взорвать парламент страны? Ничего, кроме бочек с дымным порохом, эпоха предложить ему не могла. С середины XIX века ситуация меняется. Кинжал и арбалет уступают место динамиту, винтовке с оптическим прицелом, гранатомету, компактной ракете класса “земля—воздух”… Возможности государства блокировать деятельность террористов в непредсказуемой точке пространства в произвольный момент оказываются слабее возможностей злоумышленников. В современном мире техногенные катастрофы происходят и без вмешательства террористов. Это тоже расширяет потенциальное поле их деятельности.
Третье существенное условие возникновения терроризма связано с размыванием традиционного общества, изменением цены человеческой жизни и достижением некоторого уровня законности. Люди, далекие от истории и этнологии, склонны полагать, что базовые ценности, в том числе и ценность человеческой личности, отношение к жизни и смерти, которое они впитали с молоком матери, носят универсальный характер. Отношение к жизни человека, цена этой жизни, отношение к смерти своего и чужого, раба и свободного, простолюдина, царя, “слуг государевых”, представление о том, кто, по какому праву и в соответствии с какими процедурами может осудить и лишить другого человека жизни, существенно различаются в разные эпохи и в разных культурах.
Были и есть общества, где значимы жизнь и благополучие властителей (высоких государственных чиновников), а о законности в европейском смысле говорить не приходится. Такая власть жертвует людьми при малейшей необходимости. Важно осознать, что в этом случае речь идет не только о психологии носителей власти, но и о психологии подданных, о миллионах людей, на костях которых строится государство. Так устроены, например, традиционные общества Востока. В них терроризм попросту невозможен. Здесь власть практически не зависит от массовых настроений, а подданные благоразумно избегают любой “крамолы”, зная, что кара будет чудовищной. Свою безопасность властители обеспечить в состоянии, а гибель подданных не является проблемой ни для власти, ни для общества в целом. Кроме того, в ответ на теракты в таких странах власть разворачивает свой террор, выбивающий всякую социальную почву из-под ног террористов. Максимум, чего можно ожидать здесь в ответ на теракты, это погромов, направленных против “внутреннего врага” — инородцев, иноверцев, кого угодно, кого власть “назначит” виновниками произошедшего. Не случайно силы, приходящие к власти с помощью терроризма, первым делом уничтожают террористов и устанавливают режим государственного террора.
Терроризм же основывается на том, что теракты скандализуют общество, свидетельствуют о его неблагополучии, подрывают легитимность власти, демонстрируют ее слабость и несостоятельность, чем подталкивают недовольных к активным формам сопротивления. Иными словами, теракт предполагает существование некоего общественного договора. Если же общество никак не реагирует на акции террористов или объединяется вокруг власти предержащей, то терроризм утрачивает смысл. Вот почему современный терроризм возникает тогда, когда на смену традиционной культуре приходит общество, знакомое с идеями ответственности власти перед ним, закона и ценности человеческой жизни.
Четвертое условие терроризма — реальные проблемы, возникающие в ходе исторического развития общества. Они могут иметь самое разное измерение — политическое, культурное, социальное. Терроризм — занятие капиталоемкое и рискованное. В благополучной стране возможны одиночные акты психически неуравновешенных маргиналов, но терроризм как явление невозможен. Самая благоприятная среда для терроризма возникает там, где имеют место сепаратизм, национально-освободительные движения, религиозные, этнические, идеологические конфликты. Терроризм — существенный спутник модернизации. Страны, в которых размывается традиционное общество, растут города, социальная динамика оборачивается расслоением, в патриархальную среду приходят радио и телевидение, — одним словом, рушится устойчивый мир и на место привычного бытия приходит пугающая неизвестность, более всего подвержены опасности терроризма. Характерно, что завершение модернизационных преобразований снимает основания для терроризма, а следовательно, терроризм — свидетельство кризиса в обществе. История стран Западной Европы хорошо иллюстрирует эту закономерность.
Терроризм возникает на границах культур и эпох исторического развития. Самый яркий пример — ситуация, сложившаяся в Израиле и Палестинской автономии, где исламский мир сталкивается с выдвинутым в глубь Азии форпостом европейской цивилизации, а глубоко традиционное палестинское общество соприкасается с модернизированным обществом Израиля. Культурно и стадиально однородные общества (Голландия, Швейцария, Канада) более защищены от терроризма нежели те, в которых высоко урбанизированное население “мирового Севера” соседствует с патриархальным обществом “мирового Юга”, переживающим самые болезненные фазы размывания. Примером этого могут служить Италия, объединяющая сравнительно отсталый аграрный юг (особенно Сицилию) и промышленный север. А также ряд стран Латинской Америки, где урбанизированное испаноязычное население городов соседствует с индейцами, минимально затронутыми модернизационными преобразованиями. Поэтому же широкая миграция жителей “мирового Юга” в страны Западной Европы, наблюдающаяся в последние десятилетия, создала в Европе потенциальные очаги терроризма.
Перечисленные условия позволяют понять, почему терроризма нет и не может быть в тоталитарных обществах. В странах, где не утвердилась идея общественного договора, где массовые коммуникации и частная жизнь подданных находятся под контролем власти, где любые проявления антигосударственной деятельности чреваты террором против целых регионов, народов, конфессий или социальных категорий, терроризм, повторю, невозможен. В равной степени он не имеет смысла в распадающихся странах, где власть не контролирует общество, — таких, как Сомали или Афганистан.
Терроризм возможен при условии сочувствия делу террористов хотя бы части населения. Диверсанты — специально подготовленные профессионалы, за спиной которых стоит “их” государство, — могут работать во враждебном окружении. Террористы — не могут. Так же, как и партизаны, они нуждаются в поддержке. Надо сказать, что иногда терроризм смыкается с партизанским движением и образует специфическую форму его проявления. К примеру, в Латинской Америке городская герилья порой выливается в террористические акты. Во время Второй мировой войны антифашистское Сопротивление прибегало к тактике терактов. Власть, разумеется, всеми силами стремится лишить террористов поддержки населения. В ее арсенале такие методы, как репрессии, террор, политический компромисс и, самое главное, — работа, направленная на то, чтобы снять социальные и культурные причины возникновения терроризма.
А как же объяснить парадокс односторонней направленности терроризма в Израиле? Почему отдельные граждане Израиля практически никогда не взрывают бомб в Палестине? Можно, конечно, как делают некоторые, объяснять это соотношением численности населения: нескольким миллионам израильтян противостоит бескрайний арабский мир. Но на самом деле проблема значительно глубже. Суть в том, что израильское общество миновало стадию исторического развития, когда терроризм представляется допустимой практикой. В конфликтах представителей разных культур часто возникают ситуации, когда симметричный ответ становится невозможным. Нельзя, как повествовалось в старом анекдоте, в ответ на съедение “нашего” посла съесть посла страны, в которой произошел этот печальный инцидент. Нельзя ответно плевать в лицо хаму. Ответ может быть предельно жестким, но не аналогичным.
Удается ли террористам реализовать свои цели? Иногда удается. Убийство сербскими националистами наследника Австро-Венгерского престола эрцгерцога Фердинанда в конечном счете привело к возникновению Великой Сербии (Королевства Югославия), объединившей югославянские замли, в том числе аннексированную Австро-Венгрией Боснию. Правда, ценой результата стали Первая мировая война, гибель десятков миллионов людей, распад четырех империй — Австро-Венгерской, Османской, Российской и Германской. Однако для террористов проблемы цены победы не существует. Заметим к слову, что созданное такой ценой государство распалось с началом Второй мировой, было восстановлено маршалом Тито и окончательно распалось в последнее десятилетие ХХ в.
Можно найти примеры победы дела, на стороне которого выступали террористы, в национально-освободительных и сепаратистских движениях. Но неизмеримо чаще террористические движения проигрывали, потому в первую очередь, что терроризм — оружие слабых, не пользующихся решающей поддержкой большинства. Политические силы, даже те, что прибегают к тактике терроризма, приходят к власти в рамках легального политического процесса или победоносной революции. Террор же используется ими лишь для того, чтобы “раскачать” общество, обострить противоречия и изменить соотношение сил в свою пользу. Придя к власти, они первым делом уничтожают террористов и устанавливают режим государственного террора.
Европейская цивилизация породила современный терроризм, она же и изживает это явление. Оно еще реально сказывается в жизни Страны басков, Северной Ирландии, Балкан, трагические события происходят в нашей стране, но в целом Европа выходит из эпохи терроризма. За прошедшие сто пятьдесят лет отношение к нему в европейских обществах претерпело глубокую эволюцию. Распад европейских империй, политическая трансформация государств, создание механизмов демократического преобразования обществ и разрешения конфликтов, утверждение либеральных ценностей, наконец, печальный и трагический опыт терроризма привели к кардинальным сдвигам в ментальности людей.
Параллельно с этим шел процесс адаптации государства к феномену терроризма. Правительства европейских держав, впервые столкнувшись с этим явлением, были не готовы принять вызов. Не существовало соответствующих госслужб, надежной охраны объектов атаки. Контрразведывательная служба, работающая против террористов, создавалась на голом месте. Не было ни опыта, ни кадров. Не существовало представления о масштабе ресурсов, необходимых для борьбы с этим явлением. Например, численность спецслужб дореволюционной России была смехотворно малой по сравнению с будущей численностью спецслужб СССР и явно недостаточной для успешного решения поставленных задач. За полтора столетия борьбы с терроризмом накоплен огромный опыт, и сегодня работа идет гораздо эффективнее.
Но, каким бы существенным элементом исторической динамики ни была государственная политика, явление уходит из жизни только тогда, когда над ним свершится нравственный суд общества. Когда люди осознают, что нечто, еще вчера приемлемое, привычное и допустимое, отныне недопустимо никогда и ни при каких обстоятельствах.
Терроризм не относится к арсеналу политических, социальных или религиозных целей, терроризм относится к арсеналу средств. Проблема соотношения цели и средств давным-давно нашла свое разрешение в философской и нравственной мысли: самая справедливая и безусловная цель не в состоянии освятить и оправдать безнравственные средства. Важно осознать, что не бывает “плохого” или “хорошего” терроризма. Российское общество переболело сочувствием к терроризму. В 1878 г. террористка Вера Засулич была оправдана судом присяжных, и этот вердикт общественность встретила восторженно. Общество, вынесшее оправдательный приговор террористке, заплатило за это десятилетиями больше-вистского террора.
Террористы часто жертвуют своей жизнью. Это их дело. Собственной жизнью человек распоряжаться вправе. Террористы уничтожают памятники и материальные ценности. В конце концов, и это далеко не самое страшное. Но они опираются на идею внесудебной расправы над “тиранами” и “слугами режима” и допускают принесение в жертву невинных, случайно оказавшихся на месте теракта людей. А вот это противоречит базовым либеральным ценностям и отрицает две сущности — зрелую европейскую цивилизацию (покоящуюся на идеях права, свободы и ответственности человеческой личности) и ее социальную оболочку — государство.
История — это нескончаемый и драматический процесс изживания вчерашних представлений, обычаев и практик, дальнейшее существование которых несет угрозу существованию человечества. Наши предки изжили людоедство, кровную месть, работорговлю и пиратство. Теперь пришло время изжить терроризм.