Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2003
* * * Выходит, и на этот раз в долгу останусь перед осенью. Ну, что же! — она вечна; ее великолепье довольно скоро повторится снова, а я — простому смертному внимаю, черты его изменчивы и хрупки, и как посмею помнить я о вечном, когда в руке тепла его рука... * * * Осень проветрила город, повыдула Мусор, Дыханье и зренье — вернув. Я оглянулась и сразу увидела Белой вороны смеющийся клюв. Сбудется завязью — судеб закрученность, Память удвоив и боль углубя. Мне разлюбить бы свою неприрученность. Мне разучиться бы жить без тебя. * * * В тот день я так устала быть разумной, Что подарила зеркало тебе. В нем были небо и залив холодный, В нем быль и небыль так скрестили копья, Что я и ты едины были в нем. ...В разбитом зеркале мы снова вместе — Вздохни, пошевелись, скажи хоть слово! Ломаются осколки под ногами И радугой играют на изломах. * * * Такие хорошие люди, Так друг друга любим И так по-скотски поступаем — Убить нас мало... Потому и живем. * * * А.Р. Что за голос у Вас! Такого Я не слышала никогда. Тридцать лет до Вашего слова Застывала моя вода. Нет, неправда: потоки плыли, Сквозь рожденье, сквозь жизнь во сне, Но — нежнейший, но — Ангел боли Наяву не являлся мне... Только это — земные забавы, Боль и смерть. А настанет срок — По ту сторону переправы, Перейдя болевой порог... * * * Прекрасен дедов календарь, Жить по такому — вот везенье! — Чем жизнь по сердцу ни ударь, В конце недели — воскресенье... * * * И странно прямо в комнату смотреть, И странно темноту переупрямить... В начале утра проще умереть, Чем заново искать дневную память. Но взгляд, нащупывая белый день, Наткнется на вчерашние печали: Твой нежный профиль, скисшая сирень. И «крылья распахнутся за плечами»! * * * ...И вдруг я с ужасом осознаю, Что я права в своей смешной обиде, Что я — кощунство! — быть могу права... Что жизнь моя — не баловство, не глупость, Хоть, может быть, и ересь, — но не прихоть, И за нее нельзя просить прощенья И обещать исправиться в другой раз... * * * ...Вот только Несчастной быть я не смогу, мне стыдно Гримасы множить в искаженном мире. К тому же я и в лучшем положенье: Попрыгаю по клавишам да в лес Схожу и тихую траву поглажу По мокрым волосам, Раскрою книгу — И вновь ни горя, ни себя не помню, — И вот уже — не боль, а чуть ли не Мелодия какая-то. Боюсь Я только возвращения в «реальность»: Как в детский бред, уже давно изжитый, На поселенье вечное попасть... * * * А рядом, за оградой — темный сад, и в строгой зелени старинных кленов мерцает горстка снега, лента дыма — там деревце в наряде голубом. И век за веком длится разговор, высокий и печальный, век за веком: вершин невольный стон — цветенья лепет, все об одном, все об одном, одном, падением стволов не нарушаем. * * * Ноябрьский пригород боится снега, Как будто снег — не дар земле, а саван, Как будто что-то минет навсегда. Но отойдет ручьями заморозка — И снова хлынет боль Во всем сиянье, И зеркала развесит по деревьям, И не отпустит впредь. До ноября. * * * ...но тебе я в этом признаюсь. С каждым днем все гуще и глуше Зарастают мои деревья, Неприкаянными ветвями Оплетают окна и двери. Ненаписанные стихи — Фантастические созданья, Никогда о конце и начале Не слыхали. Задену строчку — Вмиг опутана всей поэмой, А сама не сильнее буквы. Так когда-нибудь станет ветвиться Куст моей посмертной сирени: Сломишь ветку — зажгутся две. Но пока мы здесь — календарь Мечет под ноги слитки света... Не хотелось бы мне остаться Хоть с единой хрустальной каплей, Замкнутой в руке неживой! Ты посмейся хоть надо мной... Нигрино. Ричеркар Усталость, не сравнимая ни с чем: привычные московские хожденья, и жалкий дождь, и ревность москвичей, и злоба дня... И странное свеченье — как будто у лютниста за спиной встает органа теплое дыханье, и тяжкое гармоний колыханье легко уводит лютню в смысл иной...