Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2003
Снявши голову, по волосам не плачут…
Пережив сокрушительную социальную революцию и постоянно ощущая последствия поражения, которое Россия потерпела в Армагеддоне XX столетия — битве между советским социализмом и западным капитализмом, — россияне не печалятся о своих общественных библиотеках. Не до них. Слишком трудно приходится нам самим, большинству из нас.
А те, кто об этом задумывается, чаще всего убеждены априори, что библиотеки бедствуют. С чего бы это вдруг им процветать на ядовитой почве дикого российского “капитализма”, когда промышленность еле дышит, сельское хозяйство едва сводит концы с концами, армия в кризисе, наука перебивается с хлеба на воду…
Каково же на самом деле положение российских библиотек? И так ли уж это важно?
Оказывается, очень важно. Состояние библиотек и отношение к ним — весьма важный показатель состояния самого общества. Несомненно, существует тесная взаимосвязь: в динамичных, развивающихся сообществах резко усиливается интерес к общественным библиотекам, потребность в них. Создаются мощные книжные фонды, расширяются библиотечные сети… В усталых, депрессивных обществах библиотеки влачат серое, будничное, жалкое существование.
История библиотечного дела в России — яркий тому пример.
От Христа к Марксу
Первая на Руси библиотека возникла в начале XI века — в эпоху, столь же бурную и драматичную, как наша, современная.
Совсем еще недавно князь Владимир Великий, придя к власти после междоусобной войны со старшими братьями, провел ряд реформ для укрепления централизованного государства: реформу административную (племенное разделение территорий было заменено системой удельных княжеств), военную (отказ от варяжской дружины и создание своей армии из дружинников), правовую (введение нового кодекса правовых норм “Закон земельный”), финансовую (введение единой денежной единицы — серебряной гривны), налоговую (введение десятины для Церкви).
Современный россиянин, сам переживший преобразования сходного масштаба, хорошо представляет, сколь круто меняли жизнь эти нововведения. Особенно трудно далась нашим предкам реформа религиозная — введение христианства в качестве новой государственной религии.
Любопытно, что тысячу лет назад, как и сейчас, смену идеологии диктовал не столько разум, сколько впечатления. Древнерусская номенклатура, выбирая веру, руководствовалась иррациональными соображениями. Десять “славных и умных” мужей, которых Владимир послал в Царьград, прежде всего поразила отнюдь не глубинная суть православия, а витрина — внешняя красота византийского церковного обряда, красота службы, пения. Вот описание в “Повести временных лет” их посещения византийского храма: “И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где они служат Богу своему, и не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как рассказать об этом… И не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького…”
Знаем мы по своему опыту и то, как после смены вех поступают со старой верой и ее символами. Видимо, Владимир положил начало долгой традиции, когда, крестившись в Корсуни, приказал по возвращению в Киев повергнуть и уничтожить статуи языческих богов. Идол Перуна был привязан к конскому хвосту и проволочен к Днепру. Всему населению Киева, как богатым, так и бедным, приказано было идти к реке для крещения. Аналогичные указания исходили от его наместников в Новгороде и других городах.
Понятно нам и то, что принятие христианства имело большое международное значение — отвергнув “примитивное” язычество, Русь входила как равная в круг, выражаясь современным языком, “цивилизованных”, “нормальных” европейских христианских стран.
Столь глубокие преобразования требовали создания информационной базы. И она была создана. Можно лишь гадать, почему это произошло не при Владимире, а при продолжателе его политики Ярославе Мудром (1019—1054 годы). Вероятно, все дело в личных склонностях. Можно предположить, что Владимир во многом еще оставался человеком старой культуры, все еще отчасти “варваром”, в то время как Ярослав полностью принадлежал новому времени. Вот его характеристика: “И любил Ярослав церковные уставы, читал их часто и ночью, и днем”. Так что нет ничего удивительного в том, что он “собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык. И написали они книг множество, ими же поучаются верующие люди и наслаждаются учением Божественным… Велика ведь бывает польза от учения книжного: книгами наставляемы и поучаемы на путь покаяния, ибо от слов книжных обретаем мудрость и воздержание…”
Ярослав Мудрый создал большую библиотеку, состоящую из церковно-учительных и богослужебных книг — классики IV—VIII веков. Это были произведения Афанасия Александрийского, Иоанна Дамаскина, Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста.
Вслед за этой, первой, начали возникать библиотеки, в том числе монастырские и частные, и в стольном Киеве, и в других городах. Несомненно, богатую библиотеку имел Киево-Печерский монастырь, как известно, вырастивший целую плеяду русских церковных писателей. Примечательно, что принятый в этом монастыре Студийский устав вменял в обязанность каждому монаху чтение книг из монастырской библиотеки.
Большие библиотеки имели князь Черниговский Святослав Ярославич, который “разными драгоценными священными книгами наполнил свои клети”, князь Ростовский Константин Всеволодович, снабжавший “книгами церкви Божии”. “Богат был… книгами” епископ Ростовский Кирилл I (XIII век). Рукописные книги стоили очень дорого, приобретать их в большом количестве могли только состоятельные люди — князья, епископы — и монастыри. Тем не менее книжная культура бурно развивалась, и Киевская Русь до монгольского нашествия оставалась одним из самых цивилизованных государств средневековой Европы
в XI—XIII веках.
Нельзя, разумеется, сказать, что в последующие века русские библиотеки исчезли с лица земли. Напротив, они постепенно множились при монастырях, общее число книжных фондов росло, переводилась зарубежная литература, писались оригинальные сочинения… Библиотеки множились, хотя это был лишь количественный рост — и даже появление печатного станка мало что вначале изменило: книг стало неизмеримо больше, а библиотечное дело при этом оставалось без изменений и дожидалось очередной эры перемен.
И она наконец наступила. Петр уздой железной Россию поднял на дыбы. Эпоха перестройки и реформ, разумеется, тут же не замедлила сказаться и в интересующей нас области… Да еще как сказаться! Произошел поворот в отечественном библиотечном деле, которое разом скакнуло из Средних веков в современность. В Петербурге по распоряжению Петра была создана первая в России государственная библиотека.
Исследователи считают, хотя и с оговорками, что именно тогда в России зародилась так называемая библиотечная политика, начало которой положили указы Петра I об учреждении Библиотеки Российской Академии наук, о передаче исторических документов из монастырей в библиотеки государственных учебных заведений.
Библиотечная политика — это деятельность органов государственной власти и управления, общественных структур, направленная на организацию и стимулирование процесса модернизации библиотек и библиотечного дела. Понятие это ввела в отечественную профессиональную литературу Л.Б. Хавкина в работе “Книга и библиотека” (1918), отметив, что библиотечную политику не следует отождествлять с политикой государства, так как “библиотека должна закладывать фундамент общечеловеческой культуры. Поэтому влияние государственной политики… придает ее деятельности тенденциозный и односторонний характер”1 .
1 Кузьмин Е.И., Манилова Т.Л. Библиотечная политика.
Вернемся из 18-го года в XVIII век. Лиха беда начало. Вслед за перечисленными выше “петровскими” стали возникать первые научные и первые (без многократного употребления слова “первый” в одном предложении здесь не обойтись) публичные библиотеки: всенародная библиотека Киприяновых, библиотека для чтения Новикова в Москве, коммерческие библиотеки при книжных магазинах. Происходило это уже при преемниках царя-реформатора.
В начале и первой половине следующего столетия библиотеки продолжают возникать, как грибы после дождя: частные, учебные (при университетах, гимназиях, закрытых учебных заведениях и т.п.), первые публичные в провинции (Тула, Иркутск, Калуга и др.), платные (коммерческие) библиотеки при книжных магазинах… Их роль в распространении просвещения в Российской империи переоценить невозможно.
Чуть позже разразился самый настоящий библиотечный бум. Во второй половине XIX века плодятся во множестве бесплатные народные библиотеки-читальни, библиотеки при книжных складах, земские библиотеки… Теперь уже “активными субъектами библиотечной политики” стала не одна только государственная власть, как прежде, но и органы земского и городского самоуправления, общественные, филантропические организации, в чьи цели входило просвещение народа (например, Комитеты попечительства о народной трезвости), различные общественные библиотечные организации. К концу столетия земства и городские думы создали библиотеки во всех губерниях, в большинстве уездных городов и крупных населенных пунктах. Немалым был вклад и меценатов (Ф.Ф. Павленкова, И.Д. Сытина и др.), которые жертвовали на строительство и содержание библиотек большие суммы.
Если вспомнить, что за окнами читальных залов в это время рвались бомбы террористов — народовольцев, эсеров и прочих сторонников прямого действия, — то станет понятна причина очередной яркой вспышки библиотечной активности. Россия готовилась к очередному крутому повороту. Можно лишь пожалеть, что Ленин не написал работу “Народная библиотека как зеркало русской революции”, вскрывающую связь между книгой и бомбой.
Вовсе не следует понимать это буквально. Я не пытаюсь сказать, что библиотеками той поры заправляли революционные пропагандисты. Их-то как раз библиотеки мало интересовали. “Большая советская энциклопедия” 1927 года в обширной статье “Библиотека” замечает вскользь: “В городских Б. (городских дум и существовавших тогда клубов “всесословных”, “коммерческих”, “общественных собраний” и т.п.) изредка (курсив мой. — В.М.) бывали библиотекарями люди, прикосновенные к революционным организациям: народовольцы и напродоправцы, а позднее и марксисты; такие библиотекари вели систематическую рекомендацию лучших книг, иногда пропагандировали систематическое чтение по тем или иным “программам самообразования” и “выработку миросозерцания”; но почти всегда их работа шла с единичными активными читателями, с маленькими кружками учащейся молодежи, а на остальную читательскую массу просто не обращали внимания. С оживлением революционного движения, около 1896 года, оживляется и несколько расширяется эта работа Б. по содействию самообразованию (с неярко выраженным, но постоянным политическим, большей частью либерально-демократическим направлением или, позднее, в духе реформистского понимания марксизма)”1.
Библиотечный бум и революционная активность, почти независимо друг от друга, были слагаемыми, отражениями и катализаторами одного и того же процесса.
Иное дело — судьба библиотек после революции 1917 года.
Новая власть очень хорошо понимала их значение и сразу плотно взялась за библиотечное дело. Число публичных читален резко возросло. Однако теперь библиотечной политикой страны вновь стала заправлять одна лишь власть. Шаг за шагом у частных лиц и общественных организаций отнималась малейшая инициатива. Декретами 1918-го года была фактически узаконена национализация библиотечного дела. Частные библиотеки разрешалось иметь только крупным деятелям науки и культуры, оформившим установленные охранные документы. Некоторое время еще сохранялась библиотечная деятельность профессиональных и иных общественных организаций, однако она осуществлялась под жестким контролем партийных и государственных органов власти. Суть этой политики полностью выражает название декрета, изданного в 1920 году, — “О централизации библиотечного дела в РСФСР”.
В итоге была создана гигантская библиотечная сеть, охватившая большинство населенных пунктов страны и действовавшая под строгим государственным контролем2 . У истоков формирования этой сети, доставшейся, как и все прочие достижения социализма, в наследство современной России, стоял Владимир Ильич Ленин.
“Как представитель интеллигенции, он (Ленин. — В.М.) в силу своего воспитания и личного опыта пользования библиотеками хорошо знал и понимал роль и значение книги как для отдельного человека, так и для общества в целом, особенно российского, всегда отличавшегося особым отношением к книге, любовью к ней, — пишет генеральный директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы Екатерина Гениева. — Главная идея его концепции построения и функционирования библиотечной сети — препарированное и дозированное использование книги в определенных целях. В.И. Ленин, несомненно, способствовал распространению образования в советской стране. Но одновременно он был автором создания мощнейшего инструмента, с помощью которого сознание нескольких поколений людей было искалечено целенаправленным отбором книг, системой специальных книгохранилищ”3.
Однако все было не так просто и однозначно.
“Задумаемся над вопросом: какое количество периодики до 1989 года не попадало в руки обычного читателя без специального разрешения?” — спрашивает Е.Гениева и сама же отвечает на этот вопрос: — И, честно размышляя над ним, неизбежно придем к выводу, что здесь следует говорить о формировании и активном проведении в жизнь (совместно с Н.К. Крупской) специальной библиотечной политики.
В романе Ф.М. Достоевского “Подросток” можно прочитать строки о том, что нужны три поколения, чтобы сознание нации было разрушено. В бывшем СССР этот период истек и три поколения граждан испытали на себе в полной мере влияние целенаправленной библиотечной политики социалистического государства. Тем не менее было бы несправедливо назвать ее результаты однозначно негативными, они, скорее, парадоксальны. Граждане современной России являются “продуктом” дефицитного дозированного доступа к информации, но одновременно они утверждают добрый, гуманный подход к решению национальных и мировых проблем. Причина этого парадоксального на первый взгляд явления заключается в исконной непреодолимой тяге русского и живущих с ним рядом народов к знаниям, свету, культуре”4.
1 А.Покровский. Библиотека. Большая советская энциклопедия. Т. 6. — Москва: АО «Советская энциклопедия», 1927. С. 139.
2 Кузьмин Е.И., Манилова Т.Л. Библиотечная политика.
3 Гениева Е.Ю. Книга — инструмент ведения диалога между культурами. — Биб-лиотеки за рубежом. Сборник. Вып. 4. — Москва: «Рудомино», 1966.
4 Там же.
Впрочем, тезис о трех поколениях советских людей нуждается, на мой взгляд, в уточнении. Дело в том, что со второй половины пятидесятых годов агрессивность государственной библиотечной политики стала заметно снижаться. Не то чтобы власть распахнула двери запретных хранилищ и выставила на полки “антисоветчину”, однако библиотеки оставались пропагандистами коммунистических идей и советской идеологии, скорее, по инерции, без былого нерва, азарта, увлечения. Да и власть их не особенно подгоняла. В вялом “Положении о библиотечном деле в СССР”, утвержденном Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 марта 1984 года, больше тусклой партийной риторики и самодовольства, чем подлинного напора. Эпоха бури и натиска кончилась. Время, которое в начале века, по ставшей клише образной формулировке поэта, рвануло вперед, а затем начало постепенно замедлять ход, на закате брежневской эпохи и вовсе остановилось, так что энергии для подпитки библиотечного дела просто неоткуда было взяться…
Впрочем, и литература, формировавшая умы и сердца советских людей эпохи заката, проходила мимо библиотек. Книги не только, скажем, бунтаря и еретика Зиновьева или обличителя Солженицына, но и абсолютно безвредного Набокова на полках не стояли.
К тому же, с конца тех же пятидесятых годов образованная публика увлеклась собиранием личных библиотек. Врачи, инженеры, учителя заставляли стены своих малогабаритных квартир шкафами и стеллажами с собраниями сочинений, начиная от Чехова и кончая Майн Ридом. Общественная библиотека во многом потеряла свою привлекательность. Возможно, это был тревожный симптом, которого мы тогда не умели распознать. Не было ли это первым предвестием будущего развала Советского Союза?
Позабытый приоритет
А затем наступила очередная эпоха перемен. И у библиотек вновь началась новая жизнь. Теперь им уже больше не приходилось страдать от излишней опеки государства. Власти о них словно забыли и предоставили их самим себе.
Как же они жили эти годы?
Свободной России досталось в наследство обширное библиотечное хозяйство. Страна покрыта сетью библиотек, которых, по экспертным оценкам, в 2002 году насчитывалось около 130 тысяч. Впрочем, точности ради следовало бы говорить не об одной общей сети, а, скорее, о нескольких сетях, поскольку библиотечное строительство в Российской Федерации основано на сочетании двух главных принципов: отраслевого и территориального.
Наиболее значительна и разветвлена сеть публичных библиотек системы Минкультуры России. В нее входит девять крупнейших библиотек федерального ведения, среди которых — такие гиганты, как Российская государственная библиотека, занимающая второе место в мире по величине своих фондов, Российская национальная библиотека, Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы им. М.И. Рудомино, Государственная публичная историческая библиотека, а также около трехсот центральных библиотек субъектов Российской Федерации — универсальные научные, специальные для слепых, юношеские, детские, детско-юношеские, муниципальные публичные…
Сюда же следует присовокупить крупную сеть академических библиотек, около 3000 библиотек университетов, учебных академий, институтов и колледжей, свыше 63 000 школьных библиотек.
Практически каждая отрасль народного хозяйства имеет сеть библиотек и основное центральное книгохранилище на федеральном уровне. Сетью библиотек располагают Министерство обороны и прочие силовые ведомства, исправительные учреждения, различные конфессии и некоторые политические объединения.
Каждый субъект Российской Федерации имеет центральную общедоступную региональную библиотеку с универсальным фондом, включающим и основной репертуар научной литературы. В советский период времени такие библиотеки носили типовое название: республиканские, областные, краевые универсальные научные библиотеки. В девяностые годы некоторые из них были переименованы в публичные, а в республиках в составе Российской Федерации они получили статус национальных и финансируются из региональных бюджетов, но находятся под юрисдикцией федерального Министерства культуры1 .
Худо или бедно, сети эти действуют, фонды пополняются, библиографическая работа ведется и читатели заполняют читальные залы. Одним словом, наши библиотеки выстояли и выжили, как дети в сказке, брошенные в лесу.
Более того, за годы реформ они, как пишет Евгений Кузьмин, начальник отдела библиотек Министерства культуры Российской Федерации, “в значительной степени сохранили структуру, потенциал и управляемость, оставшись единственным социальным институтом, предоставляющим доступ всему населению к знаниям и информации бесплатно. Востребованность библиотек обществом заметно возросла. При уменьшении числа общедоступных библиотек (с 1985 года) на 15 процентов посещаемость библиотек увеличилась в среднем тоже на 15 процентов, а центральных библиотек субъектов РФ только с 1993 года — на 30 процентов. В целом посещаемость российских библиотек в последнее десятилетие была в три раза выше, чем остальных учреждений культуры, вместе взятых”2.
Однако и это еще не все. В начале девяностых годов прошлого века вместе с советской властью рухнула и советская система книгораспространения, книжные магазины начали в массовом порядке “менять профиль”, а отпущенные на волю СМИ начали стремительно “регионализироваться”. В итоге Россия вполне могла бы рассыпаться на отдельные, изолированные друг от друга княжества — не в политическом, разумеется, а всего лишь в культурном и информационном смысле. Но и это было бы немалой бедой.
Если это не произошло, то лишь благодаря библиотекам, которые самостоятельно взяли на себя ответственность за обеспечение информационного и культурного единства регионов России. Это был подвиг, оставшийся незамеченным, и который к тому же сами российские библиотекари таковым не считают.
Помню, как в начале девяностых меня поражало, что продолжают летать, и, более того, летать по расписанию, самолеты “Аэрофлота”. При всеобщем беспорядке и разоре это казалось чуть ли не чудом. Работа библиотек в те
годы — из области подобных же чудес.
Впрочем, чему тут дивиться! Россия и россияне еще раз продемонстрировали запас своей прочности и способность выживать в любых условиях. О том, как российские библиотекари бились за выживание, можно судить по рассказу об одной небольшой районной библиотеке, опубликованному в прошлом номере нашего журнала3.
Они не только выжили, но и встали на ноги. По крайней мере большинство из них. Или, может, вернее сказать: часть из них.
Совсем недавно я встречался в Казани с несколькими руководителями центральных республиканских библиотек (отчет о нашей беседе будет опубликован в одном из ближайших номеров “Дружбы народов”). И мои собеседники вовсе не жаловались на жизнь. Более того, директор Республиканской детской библиотеки Татарстана Разия Талиповна Сираева сказала:
— В последние годы пресса избегает встреч с нами. Журналисты боятся, что мы будем плакаться на то, как трудно нам приходится… А мы не жалуемся. Наоборот, даже похвастаться можем.
Однако похвастаться могут далеко не все. Евгений Кузьмин, которого я уже не раз цитировал выше, констатирует: “В нашей стране есть библиотеки мощные, активно развивающиеся и есть библиотеки слабые, умирающие. То же самое наблюдается и в пределах одного региона, и даже одного города. Есть регионы, в которых библиотеки стали активными субъектами региональной культурной и информационной политики, и есть регионы пассивные, не осознающие роль и возможности библиотек в реформировании жизни общества”4.
1 Кузьмин Е.И. Современное состояние библиотек России. — Аналитический вестник. N№ 32 (188). Серия: Основные проблемы социального развития России.— Аналитическое управление аппарата Совета Федерации Федерального собрания Российской Федерации. Москва: 2002.
2 Там же.
3 См. Синицына Л. Точка сборки. — «Дружба народов», N№ 7, 2003.
4 Кузьмин Е.И. Современное состояние библиотек России.
Вот несколько цифр, по которым можно судить, насколько различно положение библиотек в разных регионах России.
От чего зависят зарплата библиотекаря и благополучие библиотеки? Кажется, что определить это легче легкого. Стоит лишь взглянуть на бюджет того или иного субъекта Российской Федерации — велика ли в нем доля средств, что выделяются на культуру, — и все станет само собой ясно. Однако все не так просто.
В консолидированном бюджете Ямало-Ненецкого округа доля расходов на культуру составляет 1 процент, и округ занимает по этому показателю последнее место в рейтинге субъектов Федерации. А вот по библиотечным зарплатам он находится на втором месте в стране. И дело тут не в бедности или богатстве региона. Сравнительно богатая Белгородская область отдает на культуру
4,8 процента своего бюджета, а бедная Алтайская Республика и еще более бедная Республика Тыва — по 3,9 процента. Иными словами, в целом по стране “щедрые” выделяют на культуру в 5 раз больше, чем “прижимистые”.
Точно так же велик разброс доли расходов на библиотеки в тех средствах, что выделены в бюджете субъектов Федерации на культуру. Она различается почти в 3 раза. Больше всего из бюджета культуры выделяется на библиотеки в Сахалинской и Курганской областях — треть “культурных” средств, в Ростовской области — 21 процент, в Татарстане — 12 процентов, в Москве — 9,5.
Не менее выразителен еще один показатель — сколько финансовых средств поступает на библиотечное обслуживание одного жителя. Эта цифра различается по России в 27 раз.
Так Корякский автономный округ выделяет на одного жителя 303 рубля. Это понятно: северная территория, здесь так и должно быть. Однако северная Якутия, которая в этом списке “щедрости” стоит на втором месте, отстает от Корякского автономного округа почти в три раза — здесь на одного человека приходится
123 рубля. Москва выделяет денег в 5 раз меньше, чем Якутия, — 27 рублей. Замыкают список Тульская область — 15 рублей, Ульяновская область — 12 рублей, Кабардино-Балкария — 11 рублей.
Но самый, пожалуй, главный показатель отношения к библиотеке — зарплата библиотекаря. Сегодня это один из основных факторов, влияющих на процессы развития библиотечного дела.
Средние зарплаты библиотекарей по регионам различаются в двадцать раз. Самая большая зарплата в Ханты-Мансийском автономном округе — чуть менее восьми тысяч рублей. На четвертом месте в региональном рейтинге находится Якутия — 2 300 рублей. На пятнадцатом месте Санкт-Петербург — 1070 рублей. Москва в этом рейтинге располагается на двадцатом месте — 962 рубля. Замыкает список Дагестан — библиотекари получают здесь 379 рублей1.
1 Все данные приводятся по работе: Кузьмин Е.И. Современное состояние библиотек России. — Аналитический вестник. N№ 32 (188). Серия: Основные проблемы социального развития России.— Аналитическое управление аппарата Совета Федерации Федерального собрания Российской Федерации. Москва: 2002.
Этот разнобой, как считает Евгений Кузьмин, еще раз подтверждает тезис о том, что в России невозможно проводить унифицированную политику, в том числе и в области зарплат. Попытки добиться равенства и упорядоченности зарплат за счет применения единой тарифной сетки оказались безрезультатными. Заложенные в нее нормы не соответствуют сегодня реалиям жизни. Но не только потому, что эти нормы мизерные, но, может быть, потому, что сам подход — стремление к унификации — глубоко неправильный из-за больших региональных различий.
Ведь что происходит на практике? Там, где понимают значение библиотек, платят в двадцать раз больше, не обращая никакого внимания на единую тарифную сетку, а там, где скупятся на зарплату библиотекарям, привязываются к “сетке” и свыше нее не добавляют ни единой копейки.
А надо ли хорошо платить, рассуждает бережливый администратор. Как показала практика, библиотекарь старой школы готов работать даже за гроши, как, впрочем, и школьный учитель, вузовский преподаватель, врач, академический ученый… Да мало ли в России профессий, представители которых неприхотливы, как северные олени!
Оставим в стороне моральную сторону дела. Она не нуждается в обсуждении. Людям надо платить за их труд. Не станем также вглядываться в облик самого “бережливого” администратора и предположим, что он и вправду радеет за общее благо и бережет общую копейку, а не тащит ее себе в карман. Рассмотрим вопрос в чистом, так сказать, идеальном виде: выгодно ли экономить на библиотекаре?
Начнем с того, что именно сегодня библиотеки России нуждаются в особой заботе и внимании общества и государства. Связано это с теми глубокими изменениями, которые предстоят современной библиотеке. Не случайно библиотекари говорят об “осознанном и неосознанном ощущении необратимости глубоких перемен, невозвратности прошлого <…> Ведь библиотечное дело в России, в сущности, без кардинальных технико-технологических изменений просуществовало почти весь XX век до начала 1990-х годов, и вдруг — все переменилось. Развитие библиотековедения, возросший культурный и интеллектуальный уровень в библиотечной среде позволили осознать, что уходит старая библиотечная культура”1.
И поэтому, сколь бы хорошим ни было ресурсное и техническое оснащение библиотек, оно бесполезно, пока там не появятся специалисты нужного профиля и квалификации2. Речь идет о людях, способных:
создать собственный информационный продукт (от списка новых поступлений, печатного рекомендательного указателя до обзора сайтов в Интернете или “домашней страницы” библиотеки);
грамотно работать с информационными ресурсами, добывая и представляя информацию в том виде, в каком она необходима пользователю;
активно продвигать библиотеку в среду информационных организаций и фирм, устанавливать партнерские контакты с производителями и продавцами информационных продуктов, держать “руку на пульсе” информационного рынка;
поддерживать компьютерную технику, сети в работоспособном состоянии, работать на всех других видах техники, имеющейся в библиотеке.
Где взять таких специалистов? Как правило, библиотеки пытаются решить проблему за счет обучения и переобучения своих библиотекарей. Но дело это очень сложное. Речь идет не о повышении квалификации, а о приобретении, по сути, новой профессии. Поэтому лучше уж сразу принять на работу готового специалиста. Но и в первом, и во втором случае библиотеку ждут серьезные трудности, которые упираются все в ту же оплату труда.
Хорошего специалиста по информационным технологиям заполучить нелегко, поскольку он считает — и правильно считает, — что его знания и талант стоят больших денег. Так что если он и снизойдет до библиотеки, то ненадолго, рассматривая ее как стартовую площадку, которую покинет, как только подвернется что-нибудь более стоящее.
Ну а свой, обученный… Может, хоть он сохранит верность библиотеке? Увы, “нередко, затрачивая силы и время на обучение библиотекаря навыкам работы с компьютерными и информационными технологиями, вы не уверены, что, овладев определенными навыками, которые котируются на рынке труда, тот не согласится на более выгодное предложение.
К сожалению, это касается и инженерных работников. Например, библиотека хочет иметь свои страницы в Интернете. Приходит к ней выпускник факультета прикладной математики или информационного менеджмента. Стоит ли его посылать на дорогостоящие курсы по Web-дизайну, пользующемуся спросом у фирм, ведь после этого у него возникнут предложения о работе принципиально иного уровня? Иногда по той же причине возникает желание придержать профессиональное развитие уже, казалось бы, “своего” программиста”3.
1 Дворкина М.Я. Изучение истории библиотечного дела в современной России. — Библиотечное дело — XXI век. Научно-практический сборник, N№ 4, 2002. С. 148.
2 Библиотека как информационный центр для населения. Практическое руководство.
3 Там же.
Разумеется, в каждом регионе эта проблема имеет свои особенности, которые, видимо, так же различаются, как зарплаты и расходы на библиотеки, однако, как бы ни были велики различия, объединяет всех одно — недостаток средств и недостаток внимания властей и общества.
Вряд ли стоит объяснять прижимистость государства бедностью — не до культуры, мол, не до жиру, быть бы живу… Деньги можно было бы найти — пусть лишь какую-то часть — разными средствами. Скажем, создать условия, при которых меценатам было бы выгодно помогать библиотекам. Но вот что говорит председатель Комитета Совета Федерации по науке, культуре, образованию, здравоохранению и экологии Виктор Шудегов: “За последнее десятилетие мы потеряли на селе треть библиотек и клубов. А из федерального бюджета на развитие культуры в среднем на одного сельского жителя выделяется… 8 копеек в год! Конечно, без меценатов здесь не обойтись. Но они не торопятся вкладывать деньги, потому что эти суммы облагаются дополнительными налогами”1.
Вот здесь и таится главный корень всех бед: наше общество в целом не понимает всей ценности библиотек. Столь же плохо понимает их значение и российская власть. В стране, где импульсы ко всем важным преобразованиям (включая и революции) традиционно исходят сверху, это недопонимание приобретает особую важность.
В отличие от советского времени и от большинства западных стран, в которых библиотекам принадлежит доминирующая роль в обеспечении общественных потребностей в информации, в современной России огромный потенциал библиотек очень мало осознан властными структурами на всех уровнях.
“Духовное богатство России всегда зижделось на книге, поэтому издание произведений русской литературы и развитие библиотечной сети должны оставаться одним из основных приоритетов государства”, — заявил недавно председатель Государственной Думы Геннадий Селезнев2.
Что это? Заявление по случаю? Или просто стремление получить лишнее очко в предвыборной борьбе? А возможно, слова эти — первый признак того, что в общественном мнении России намечается поворот в отношении к библиотекам.
1 “Комсомольская правда”, 17 июня 2003 года.
2 Там же.