Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2003
Автобус карабкался в гору. — А чего его сажать, оно всё одно не растёт: картошка не растёт, моркошка не растёт... «Митька не растёт», — подумала я, спускаясь с подножки автобуса и глядя на Митьку, стоящего на крыльце дома, дома у дороги, — такой же, что и год назад: вытянутые на коленях колготки, будёновка на рыжей голове. Рыжий, рыжий, конопатый убил дедушку лопатой... — Ничего я не убил — он сам удавился. Вот тута... — Митька влезает на табурет и показывает большой гвоздь, вбитый насмерть: на смерть, - всё как год тому, когда здесь жили мы. Мы уехали из деревни поздней осенью, вдруг, оставив кучу вещей, и только через год я выбралась за ними. ...Трехколесный велосипед, игрушечный телефон, набор «Сделай сам», часы с кукушкой... На часах было пять. — А молока у вашей соседки купить можно? — спрашиваю я у Митькиной бабушки. — Не-е. У ней корова утонула. — Господи! Где это она, у вас же и речки нет? — А в грязи. — В грязи?! — Ну. За домом. — … А где ваш Яша? — Зарезали. Поминки по деду зимой делали — и зарезали... Хороший был. Да ты попробуй! Митькина бабушка режет сало, наливает в чашку самогонки, ещё тёплой... — Я всё хотела спросить, почему вы его Яшей назвали? — А как? У нас и дед, Царствие ему Небесное, был Яша. Митькина бабушка пьет, закусывает Яшей. Митька — левой рукой — ест привезенный мной йогурт. — Левша он у нас. И папка его был левшой. — Мой папка был танкистом! — Митька тянет меня в комнату. Я знаю: там, над вечно-не-работающим телевизором, висит фотография: жених и невеста с цветами возле танка на постаменте. «...Папка приехал с войны на танке. Подъехал к забору, а танк в калитку не проходит, тогда он вылез из люка и свистнул. А мамка дома была, полы мыла: платье подоткнула и моет. Услышала она свист, выглянула в окно да как закричит: «Живой!» Платье выткнула, фату перед зеркалом прицепила — и бегом к папке. А он ей цветами из танка машет. Залезла она к нему в кабину, и поехали они жениться...» — Да ты не смейся, — говорит мне Митькина бабушка. — Мой сын, Митькин отец, правда, был в Чечне... Поехали они с его матерью, — она кивает на Митьку, — после свадьбы на море. Через месяц возвращаются. Я спрашиваю: «Ну как там на море, сынок?» А он улыбнулся и говорит: «Как в танке...» ...Они сбежали с собственной свадьбы. Сели в танк, потому что на поезде было слишком дорого, и поехали на море. Но до моря не доехали: остановились за деревней, у леса, и так, не выходя из танка, провели медовый месяц. А меньше чем через год родился Митька. Митька спит: наелся и уснул. — Иди спать на печку, — говорит ему бабушка. Митька встает и с закрытыми глазами — спя — лезет на печку. Печку не топят: в доме газ, — но и не ломают: газ — вещь государственная, а стало быть, ненадежная: сегодня есть, а завтра отключат за долги, а лес — куда он денется... К тому же — в любом случае — на печке можно спать. Ну а телевизор? Он же не показывает: ни Митька, ни Митькина бабушка не помнят, чтобы он когда-нибудь работал. — Да выбросьте вы этот телевизор! Зачем он вам? — А герань ставить? ...Все вещи здесь были навсегда, и потому я не могла найти себе места. И начинала писать. А Митькина бабушка, стоя у плиты, рассказывала: — Я за хлебом ходила. Возвращаюсь — дома запах валерьянки, в пузырьках такая, сын лежит на полу, а рядом осколки: сердце лопнуло... Я — уже после похорон — спрашиваю деда... — Это который удавился? — Так это он через полгода, а тогда я его спрашиваю: «Как же это? С войны живой пришел, а дома помер?» А дед говорит: «На войне у него танк был...» — Митька плакал? — Да нет...Вышли мы с ним за калитку, уже темно было, хотя и не поздно, часов пять, он посмотрел на небо, прищурился и спрашивает: «Как ты думаешь, бабушка, прошел папка в Ворота Вечности?» «Конечно, говорю, он же воин, танкист...» — а у самой ком в горле. А Митька усмехнулся, грустно так, как, бывало, отец, и говорит: «А если они не шире нашей калитки?..» ...Когда я уезжала, Митька крепко спал. — До свидания! — Приезжай. — Приеду... как-нибудь. — Смотри, не застанешь... — Митькина бабушка вздыхает и указывает глазами на печку, откуда виднеется рыжая голова. — Мать-то в город подалась. Не могу, — говорит, — здесь... Оно понятно: муж умер. Свекор повесился... Только там-то кому она нужна? Мотается с горя по мужикам... А тут приехала, напилась и давай: «Продам я этот проклятый дом. Сейчас новые русские кругом участки под свои коттеджи скупают...» «А нас куда?» — спрашиваю. «А с вами вместе», — орёт. А Митька ей: «Ты тогда будешь невеста без места». А она вскочила: «Это ты у меня сейчас будешь без места!..» — хвать веник и ну лупить ребенка ниже пояса. А он... Я зажимаю уши. Но уже в следующее мгновение решительно достаю из сумки набор «Сделай сам» и направляюсь к печке. ...Я верю, что левша Митька сам сделает то, что нужно: космический корабль. И улетит. Вместе с бабушкой. И в своем космическом корабле начнет расти: не по дням, а по часам. А когда корабль опустится на Марсе, откроет иллюминатор и выйдет вон, так что, включив телевизор с геранью, я увижу его на экране. — Митька-а!..— закричу я в трубку игрушечного телефона. — Ну как там на Марсе? Есть жизнь? Высокий, стройный, золотоволосый Митька улыбнется грустной отцовской улыбкой и ответит: «Тоже нет...» И тогда я скажу: «А можно, я возьму вас с бабушкой в литературу? Надо же вам где-нибудь жить...» И Митька подумает и спросит: «А там — как?» И я с легким сердцем отвечу: «Как в танке». 2002. Москва