Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2003
Прошедший год ознаменован событием по нынешним временам беспреце-дентным — вторжением политики в литературу, на что незамедлительно откликнулись пластичные и гибкие масс-медиа. Никогда за последние годы литераторы не становились, как пишут журналисты, ньюсмейкерами, никогда их имена столь часто не появлялись на страницах газет, а они сами не мелькали столь часто на телеэкране. К литературе как искусству это отношения не имеет. Вот получило политический резонанс присуждение Александру Проханову премии “Национальный бестселлер” за роман “Господин Гексоген”, но отзвук вызвала сама фигура Проханова, его общественная позиция, его мировоззрение, а не роман; высказывания и противников, и поклонников “Господина Гексогена”, как правило, представляли собой невнятные экстатические выкрики. А между тем главный редактор боевой газеты “Завтра” превратился в настоящую поп-фигуру, кочующую с одного телевизионного канала на другой. Коммерческие СМИ всосали Проханова, превратив его в ходовой товар. И литература здесь ни при чем.
Можно понять грусть писателя Владимира Сорокина, сказавшего, что телевидение превращает человека в фарш. Заведенное на Сорокина уголовное дело по обвинению в распространении порнографии притянуло журналистов, как магнит железные опилки, и журналисты сосредоточились на обсуждении вопроса, чей заказ выполняли “Идущие вместе” и прокуратура, нападая на писателя. Гораздо интереснее было бы не бесплодно рассуждать, что есть порнография, и есть ли она в книгах Сорокина, а рассмотреть его литературную эволюцию и, скажем, вспомнить небольшой рассказ “Снеговик”, рассказ, для Сорокина нехарактерный, прозрачный и тихий и завершенный так: “В ту снежную токийскую ночь я понял всё. Из русского писателя я стал просто писателем. И успокоился”.
С романом Сорокина “Лёд” связан еще один сюжет прошедшего года — сюжет букеровский. Жюри во главе с Владимиром Маканиным включило этот роман в шорт-лист и объяснило свое решение желанием поддержать писателя, попавшего в тяжелую ситуацию. Трудно представить заявление более оскорбительное для Владимира Сорокина, талантливого литератора Владимира Сорокина, общими усилиями выталкиваемого за пределы литературы. И если бы я писал статью о букеровской премии, то назвал бы ее так: “Одиннадцатая серия скандала”. Но, несмотря на повторяющиеся из года в год возмущенные сотрясения воздуха, премию вручают регулярно, и на этот раз вожделенные пять минут славы и прилагающуюся к ним кубышку с деньгами получил Олег Павлов за сочинение из армейской жизни “Карагандинские девятины, или Повесть последних лет”. На мой же взгляд главным (а в общем-то, единственным) претендентом на премию, из числа финалистов, был Сергей Гандлевский, чей роман “<НРЗБ>”, впервые опубликованный в январе в журнале “Знамя”, поражает и восхищает гармоничностью архитектурного построения, увлекает рассказанной историей и заставляет серьезно задуматься об истории большой, истории советской, трагической и одновременно ироничной. В одном из давних своих стихотворений Гандлевский написал: “Тарабарщина варварской жизни моей / обрела простоту регулярного парка” — и эти строки замечательно характеризуют роман.
Конкуренцию Гандлевскому мог составить лишь Леонид Костюков, но его роман “Великая страна” даже не вошел в шорт-лист. В отличие от соразмерного и “регулярного” “<НРЗБ>”, “Великая страна” это веселое, пародийное фантастическое и немного взбалмошное произведение об американских приключениях москвича Давида, ставшего гражданкой США Мэгги. Причем роман Костюкова, будучи веселым и взбалмошным, и глубок, и художественно значителен. Выбор между сочинениями Гандлевского и Костюкова был бы выбором между классичностью и современностью, между завершившимся XX веком и начавшимся XXI. Это был бы сущностный выбор. Не сложилось.
К счастью, литературная жизнь не ограничивается политическими и букеровскими страстями, и одной из особенностей прошедшего года стало влияние премии “Дебют” на политику толстых журналов. Как будто впервые задумавшись о необходимости поиска новых авторов, журналы наперебой начали печатать и лауреатов “Дебюта”, и прочих “молодых и начинающих”. Уже на исходе 2001 года в “Октябре” появилась подборка, включавшая рассказы “дебютантов” Аркадия Бабченко и Алексея Лукьянова, а потом покатилось: в “Новом мире” — повесть того же Бабченко “Алхан-Юрт” и роман Сергея Шаргунова “Ура!”, в “Знамени” — смешная “Сермяжная сказка” Романа Волкова и Сергея Чугунова из Пензы, в “Октябре” — повесть Андрея Геласимова “Жажда”. Впрочем, написать, что Геласимов “начинающий” рука не поворачивается: его предыдущая повесть “Фокс Малдер похож на свинью” вошла в шорт-лист премии им. И. П. Белкина, что свидетельствует, так сказать, о переходе в высшую лигу. И “Жажда” — вещь в своем роде примечательная: в ней Геласимов опирается на традиции советской подростковой прозы, от Вениамина Каверина и Льва Кассиля до Владислава Крапивина, соединяя их с сегодняшней чернушностью, данной в дозах гомеопатических, не разрушающих основной настрой текста. Герой повести, Константин, чудовищно изуродованный на чеченской войне, существует замкнуто, людей сторонясь и медленно спиваясь, но потом возрождается к жизни. Спасительной для него, стихийно талантливого художника, оказалась проснувшаяся страсть к рисованию. Откровенная сказочность выделяет “Жажду” из журнального потока. Написать в наше время произведение доброе, да еще с хэппи-эндом, и не впасть в слащавость способен не каждый.
Особняком в вышеозначенном ряду стоит цикл рассказов Дениса Осокина “Ангелы и революция. Вятка 1923” (“Знамя”, N№ 4). Осокин, лауреат прошлогоднего “Дебюта” в номинации “короткая проза”, предстает писателем если и не сложившимся, то оригинальным и очень обаятельным. Обаятельны его мягкая интонация, его внимание к ритму и звуку, его отказ от пафоса. Рассказы
Осокина — это, с одной стороны, стилизация прозы 20-х годов, с другой — свободная поэтическая роспись поверх стилизации, роспись, усиливающая мистические и эротические мотивы. Опубликованные несколько позже цикл стихотворений “Верхний Услон Валентина Кислицына. Казань 1927” (альманах “Вавилон”,
N№ 9 (25)) и цикл миниатюр “Наркоматы. Вятка 1918” (сайт “Молодая русская литература”) отличаются теми же свойствами, но еще более явно выраженными, и еще более оголенно и самодостаточно здесь выглядят звук и ритм.
Но, конечно, не эти тексты определяли литературный облик года. Определяли уже упоминавшиеся романы Сергея Гандлевского и Владимира Сорокина, определяли повесть “Дыра” (“Дружба народов”, N№ 1) и рассказы (“Знамя”, N№ 7) Георгия Балла. Балл — писатель уникальный. Уникальны свежесть и яркость его прозы (а Балл человек далеко не молодой), уникально сочетание лирики и сарказма, иронии и ностальгии, игрового начала и исповедальности. В мире Георгия Балла всегда есть место чуду, а в его текстах всегда есть место эксперименту. Чудеса происходят и в повести “Дыра”, и в рассказах, а повесть экспериментальна, поскольку основное повествование сопровождается информационным шумом: отрывками из газет, рекламой, детективными сценами, — придающими тексту дополнительный объем и отстраненность. А в целом речь у Балла всегда идет о жизни, разнообразной, пестрой, забавной и трагической, и о людях, всегда нелепых и несчастных.
Анатолий Гаврилов по степени писательской уникальности нисколько не уступает Георгию Баллу. (А кому, спрашивается, нужны писатели не уникальные, обычные, друг на друга похожие?) Гаврилов, живший и до сих пор живущий во Владимире, работавший и, кажется, до сих пор работающий разносчиком телеграмм, пребывал в глубоком владимирском андеграунде, издавал самиздатский журнал “Два двенадцать”, а в конце 80-х опубликовал несколько рассказов в “Юности” и сразу стал известен и почитаем. Затем последовала крохотная по объему книжечка “В преддверии новой жизни”, затем еще две небольшие книжки. Гаврилов писал мало, писал коротко, лаконично, сжато. Писал красиво, описывая вечную провинциальную жизнь, погруженную в морок и безнадежность. Повесть “Берлинская флейта” (“Октябрь”, N№ 2) и похожа, и непохожа на прежнюю прозу Гаврилова. Похожа потому, что это очень маленькая повесть, потому, что она красиво написана, потому, что она написано лаконично. В самом деле, как здорово сказано, сказано о композиторах, но относится и к писателям: “Что можно сказать начинающим? Ничего. Лучше не начинайте. Предложение превышает спрос”. А непохожа потому, что впервые Гаврилов выстраивает текст по музыкальным законам, выстраивает его из повторов, воспоминаний и отступлений, из перекрещивающихся тем, из психологических и интонационных нюансов. И, в конце концов, рождается тонкая и пронзительная, единственно возможная мелодия.
Еще один текст, о котором хочется сказать, — повесть Александра Хургина “И они разошлись…” (“Дружба народов”, N№ 5). Точнее, авторское определение жанра не повесть, а “четырехчастный триптих”, и оно прекрасно соотносится со склонностью Хургина к абсурдистским ситуациям и сюжетам. И абсурд у него вплетается в быт, и быт пронизан абсурдом. В первых трех частях “четырехчастного триптиха” появляются персонажи, живущие своей обычной, повседневной жизнью: одни — пьющие газированную водку, другие — грабящие нищих старух и пьяных прохожих, а третьи, четвертые, пятые — ничем не примечательны или, напротив, слишком заметны в любой толпе. В четвертой части все они встречаются в гигантском продуктовом складе на грандиозной предпраздничной распродаже жратвы и выпивки, и следует поистине эпическое описания праздника торговли и потребления. И нарастает к концу повести ощущение бессмысленно улетающей в пустоту жизни, и в то же время нарастает удовольствие от чтения, удовольствие от того, как мастерски сплетает автор сюжетные линии в единый клубок.
В заключение, на посошок, — один рассказ, один роман и книга повестей, привлекшие мое, да и не только мое, полагаю, внимание. Рассказ — рассказ Владимира Маканина “Неадекватен” (“Новый мир”. N№ 5). Вместе с этим рассказом напечатан еще один — “За кого проголосует маленький человек”, но он менее выразителен. Маканин, у которого писать получается гораздо лучше, чем присуждать премии, уже второй год подряд публикует рассказы из будущей книги “Высокая-высокая луна”… Это книга о стариках и старости, и ясно видно личное, интимное отношение Маканина к теме. “Неадекватен”, пожалуй, лучший из трех пока напечатанных текстов. Это рассказ о старческой любви и о старческой похоти, о любви нежной и немного стыдной, о похоти, побеждающей человека в любом возрасте. И герой рассказа, “старикан Алабин”, попавший в переплет из-за своей неурочной любви, вызывает сочувствие и жалость.
Продолжим. До сих пор я говорил о текстах, появившихся на свет в журналах столичных, теперь настало время сказать о екатеринбургском “Урале”, где в августе и сентябре вышел роман Олега Юрьева “Новый Голем, или Война стариков и детей”. Олег Юрьев — петербуржец, живущий в Германии и в России печатающийся именно в “Урале”, гостеприимно предоставляющем свои страницы этому незаурядному писателю. А Юрьев писатель незаурядный и остро воспринимающий современность. Публицистика, лирика, фантасмагория и пародия соединились в “Новом Големе…”, и в центре узла — размышления о судьбе человека в сегодняшнем мире. О романе Юрьева сложно сказать в двух-трех словах, в двух-трех фразах, он заслуживает подробного и внимательного обсуждения.
Не менее остро, чем Юрьев, чувствует современность и Павел Мейлахс, автор книги “Избранник”, куда вошли три повести и рассказ. Герои всех этих сочинений — психологические двойники, разновозрастные люди, не могущие жить без великой, сверхличностной цели, и мятущиеся, и гибнущие под грузом неосуществленности. Павел Мейлахс написал, по сути, книгу об утрате смысла и цели, книгу о болезни времени, поражающей наиболее тонких и ранимых наших современников.
Вот, собственно, и все, что мне хотелось написать в кратком обзоре итогов прошедшего литературного года. Осталось назвать несколько книг, значительных, но не имеющих прямого отношения к текущей словесности. Это “Разговор о рыбе” Павла Улитина и “Заметки о чаепитии и землетрясениях” Леона Богданова, двух, по словам критика Данилы Давыдова, подспудных классиков русской литературы, и это поэма (прозаическая поэма) Алексея Цветкова “Просто голос”. Отрывки из поэмы Цветкова публиковались в журналах, и выход ее полного текста в издательстве “Независимая газета”, несомненно, явление неординарное. Можно и продолжать, можно и упомянуть “Книгу воды” лефортово-саратовского узника Эдуарда Лимонова и другие вышедшие в 2002 году книги. И наверняка меня можно упрекнуть в невнимании к достойным публикациям. Что ж, я дал свой, субъективный вариант, и мне было важно показать, что с литературой в России все в порядке. Есть, есть в России хорошая литература. Не ленитесь читать, господа!