Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2003
Завзятая литовская феминистка, имя которой в ряду еретиков числится в кодексе запрещенных книг (окрещенный “порнографическим” официальной Церковью, ее роман “Ведьма и дождь” (1993) вместо того, чтобы полыхать на костре, стал в свое время хитом на Франкфуртской книжной ярмарке), напомнила о себе, издав в серии “Неизвестная планета” книгу о своем путешествии в Шамбалу.
Вместо предыстории: после возвращения домой из продолжительных путешествий Юрга Иванаускайте с интервалом в год издает триптих этнографических исследований тибетской культуры, искусства и истории — первую такого рода работу в католической Литве. Пять лет тому назад (1998), вскоре после издания книги на литовском, журнальный вариант “Kelione” опубликовала “Дружба народов”.
Створку данного триптиха было бы трудно представить напечатанной в консервативной “Классике буддизма” или в питерском “Востоковедение: учебные пособия и материалы”, но, вышедши в издательстве “София”, она поможет читателю по-новому осмыслить разницу между туристом и паломником, что, собственно, и стало лейтмотивом книги.
Вместо обзора: каждый из трех отрезков пути-и-шествия, происходит в иной местности. Отправившись на поиски первоисточника, некоего незамутненного родника-оракула, переезжая на маршрутках от одного “места силы” к другому, автор, опьяненный многоликостью почти незатронутых цивилизацией народов горных перевалов, проходит те же три стадии (“турист” — “между” — “паломник”) пути внутри себя.
Восходя к этимологии старофранцуз-ского слова “турист”, можно с уверенностью сказать, что турист и вправду всего лишь тот, кому отведено “вращаться”, пока гид не скажет “стоп!” и все дружно не поедут обратно, в целости и сохранности, приобретя столько “восточной мудрости” и бледно-розовых ракушек, сколько влезло в карманы рюкзаков.
В отличие от самодеятельного туриста, для которого первична функция отдыха, а познавательный культпоход по местным храмам и руинам не претендует на главенство, паломника ведет, а то и волочит судьба и ее слуга — случай. Нарезанные на куски календарные недели склеены разного рода трансферами — мостами, соединяющими разрозненные пункты назначения, что весьма далеко от мифологемы пикника за городом, где турист — “англичанин, путешествующий вокруг света”, — полулежа, медленно попивает чашку черного чая из стаффордширской фарфоровой кружки.
Но и “паломник” с его функцией “носителя пальмы ко гробу господню” понимается тут иначе, и этому вполне способствует опыт Юрги Иванускайте, однажды в Вильнюсе “случайно” встретившей далай-ламу. “Он приехал, — рассказывает Юрга-ла, — за ним ходили толпы, и пробиться к нему я, конечно, не могла. И вот один знакомый ксендз позвал на экуменистическое богослужение с участием ламы — в кафедральный собор. Я пришла, было совсем мало народу (многие отказались присутствовать на службе), он пожал мне руку, и в этот миг я испытала настоящий шок. Как будто это был знак или воспоминание о прошлой жизни…”
Кстати, в сознании многих литовцев смугловатые индийцы (а голубоглазое, белокурое племя “балтов”, живущее у подножия “обители холода”, явно на них похоже) куда ближе им, чем некогда столь многочисленно представленные в Литве немцы и поляки.
К тому же существует гипотеза, что самыми родственными санскриту являются именно балтийские языки. Возможно, здесь тоже стоит искать причину обращения Юрги-ла к ветхой стране Аволокитешвары, бодхисаттвы сострадания, ее тоску по стране вечной юности и постоянной весны. Азь есмь, ахам асми.
В интервью немецкому журналу на книжной ярмарке во Франкфурте Юрга признается, что чувствует иногда, будто новая тема произрастает из нее, как экзотическое растение, оставляя ей роль наблюдателя, хотя тут же замечает, что о семечке она ровным счетом ничего не знает. Прекрасное неведение. Как бы то ни было, нам интересны ягоды с этого куста, позволим себе об этом потолковать.
Литературная форма и жанр путешествия восходят к “эпосам поисков”, действие которых развивается в средиземноморском ареале или на субконтиненте Индостана, как в “Одиссее” и “Рамаяне”. Те, в свою очередь, имели идейное продолжение и дальнейшее развитие в “Энеиде” и “Комедии”, ирландских сагах и французских плутовских романах, чтобы окончательно сформироваться в писательских “путевых очерках” Юрги Иванускайте.
Неведомые читателю пространства и народности она описывает с крохоборством португальского географа; но если география и история занимаются “будничными явлениями”, то Юрга фокусирует внимание на “праздничных днях”, на следах духа. Тантра колдовства и некромантия, суеверия и поговорки, древние притчи и легенды интересуют ее — собирателя народного фольклора, хотя надежность свидетельств такого рода как исторических источников, разумеется, относительна.
События схватываются на лету и записываются, не разделяясь на важное и случайное, курьезные надписи на вывесках заносятся с той же тщательностью, с какой преданный запоминает названия храмов, плюс аккуратность, с которой ученый относится к библиографии или биографической справке.
С навыком профессионального художника (годы обучения в Академии художеств для Юрги Иванускайте не прошли даром) она рисует перед нами панораму Тибета в изгнании, где пейзажи не лишены едкой, далеко не романтической детали, а образ автора в этом пейзаже — самоиронии. Чего стоит один отрывок о подсчитывании произнесенных мантр на карманном калькуляторе. А нескончаемой галерее портретов коренного населения остается просто поверить.
Особо стоит высветить повествования о вымышленных, воображаемых странствиях, возникающих, как мираж, в диалогах об устройстве Утопии, а также легенду о саде Эдема, произрастающем на восточных границах.
“Путешествие” имеет, таким образом, три слоя: мифологический, исторический и реальный, с которым непосредственно соприкасается читатель, становясь попутчиком экспедиции к затерянному на севере от Тибета поселку Шамбала.
Информация для размышления: досконально описанное в средневековых рукописях индо-тибетской традиции странствие туда напоминает процесс внутреннего пробуждения, где отмеченные в маршруте материки и океаны расположены, соответственно, внутри стенок сердца. Так что само название книги — “Путешествие в Шамбалу”, — обманчиво пафосное на первый взгляд, содержит парадокс. Заявляя правила игры, оно переносит топографическое название с плоскости карты на человеческую плоть. Переход весьма символичный.
Из охотника за сенсацией Юрга-ла превращается в участницу мистерии, а ее память наподобие пленки черным по белому отпечатывает цепочку впечатлений, принимающих форму маленьких прозрений.
В этой точке на карте, объединившей пространства небесного и человеческого, недолго остается ждать того переломного момента, когда “турист” становится пилигримом, а путешествие приводит домой.
Пропитанное “ветром тибетских просторов”, подобное чтение совсем не безопасно, так как “взрывчатая восточная” смесь “не только покровительствующих, но и карающих, предающих, мстящих и замышляющих ужасные козни” богов, помноженная на “снежных львов, табуны единорогов, крылатых леопардов, стаи химер” и прочую небесную тварь, растворяет в себе без остатка.
И, растворенного, тебя не спасут байки о полумифических индийских “божественных безумцах”, слегка экстравагантных (если не чокнутых), скитальцах и дакинях, шагающих по небу… А также ироническая улыбка, с которой автор смотрит на своих героев, напоминающих персонажей из анекдота — носителей национальных черт: француз (парижский доктор), немец (австриец с велосипедом) и русский (отшельник из Литуании), влекомые атрибутами Азии, еще не освоенными нашим сознанием, способными разбудить в нас талант, воздействуя на воображение (поскольку европейские ценности все чаще оказываются надгробием изношенных смыслов), — когда эти трое простодушно отправляются на поиски просветления на общественном транспорте — “корабле дураков”. Их “корабельный журнал” — перед нами.
Однако мечта может стать кошмаром. Паломник-европеец, лелеющий свои эскапистские фантазии, попадая в Индию, оказывается “в бутылке с западным воздухом”, отгороженный всевозможными рассуждениями и абстракциями. Из-за этой отгороженности в его организме возникают расстройства, начиная от желудочных и кончая нервными. Мучимые агностицизмом, порою неожиданным для самих себя острым неприятием аборигенного образа жизни, некоторые мечтатели сходят с ума или умирают в пути, так и не добравшись до вожделенного первоисточника и незамутненного родника — оракула.
Но есть люди, похожие на странную породу деревьев, лишенных корней: их несет ветер, сгибая и гоня вперед, однако из года в год они обрастают все новыми кольцами. Такова и Юрга Иванаускайте, живущая между Тибетом и Вильнюсом, “гражданин мира”, чья биография — на фоне тотального недовольства литературной критики и стремительно возрастающего успеха у читателей — признана психологами “примером правильной личностной ориентациии для девушек”.
Наша же обязанность состоит в том, чтобы самородки восточного космоса найти в недрах собственной души, а не вовне.
Так пели Моррисон, Хендрикс и Гребенщиков.
Ом мани падме хум.
Юрга Иванаускайте. Путешествие в Шамбалу. Пер. с литовского Н.Воробьевой. —
М.: София, Гелиос, 2002.