Баллада. С английского. Перевод Игоря Меламеда
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2003
Знаменитая баллада Уильяма Вордсворта «Мальчик-идиот» была написана в Англии в 1798 году. В том же году она была издана в книге «Лирические баллады», включающей поэтические произведения Вордсворта и Кольриджа и являющейся, по сути, первым литературным памятником европейского романтизма. Одиннадцать лет назад баллада Вордсворта в переводе А.Карельского под названием «Слабоумный мальчик» была напечатана в журнале «Иностранная литература». Перевод А.Карельского, достаточно добросовестный, все же весьма приблизителен в целом ряде мест и небезгрешен в техническом исполнении (множество неточных рифм, совершенно недопустимых в передаче европейского подлинника эпохи романтизма). Новый перевод И.Меламеда сделан специально для готовящегося ныне полного издания «Лирических баллад» Вордсворта и Кольриджа 1798 года на русском языке. Соответственно и перевод этот отличается от прежнего тем, что выполнен по ранней, первой редакции баллады.
Бьет восемь. Мартовская ночь Светла. Луна плывет вверху Среди небесной синевы. Печальный, долгий крик совы Звучит в неведомой дали: У-ху, у-ху, у-ху, у-ху! Что, Бетти Фой, стряслось? Тебя Как будто лихорадка бьет! Зачем в терзанье ты таком? И почему сидит верхом Твой бедный мальчик-идиот? Под безмятежною луной Ты ошалела от хлопот. Что проку в этом, Бетти Фой? Зачем в седло посажен твой Любимый мальчик-идиот? Скорей сними его с коня, Чтоб не случилась с ним беда! Урчит он — весело ему, Но, Бетти, парню ни к чему Подпруга, стремя и узда. Весь мир сказал бы: что за вздор! Одумайся, ведь ночь вокруг! Но разве Бетти Фой не мать? Когда б ей все предугадать — Ее был с ног свалил испуг. Что ж гонит в дверь ее теперь? Соседка Сьюзен Гейл больна. Ей, старой, жить одной невмочь, Ей очень плохо в эту ночь, И стонет жалобно она. От них жилища за версту. А Сьюзен Гейл слегла совсем. И никого вблизи их нет, Кто б им хороший дал совет, Чем ей помочь, утешить чем. И мужа Бетти дома нет — С неделю, несколько уж дней Он в дальней роще рубит лес. Кто ж к старой Сьюзен интерес Проявит, сжалится над ней? И Бетти пони привела — Всегда он кроток был и мил: Болел ли, радостно ли ржал, Или на пастбище бежал, Иль хворост из лесу возил. В дорогу пони снаряжен. И — слыханное ль дело? — тот, Кто Бетти всей душой любим, Сегодня должен править им — Несчастный мальчик-идиот. Пусть едет в город через мост, Где под луной вода светла. Близ церкви дом, живет в нем врач, — За ним и надо мчаться вскачь, Чтоб Сьюзен Гейл не умерла. Не нужно парню ни сапог, Ни шпор, ни хлесткого бича. Лишь веткой остролиста Джон, Как шпагою, вооружен И машет ею сгоряча. Любуясь сыном, в сотый раз Твердила Джону Бетти Фой, Куда свернуть и как свернуть, Куда ему заказан путь, Какою следовать тропой. Но главная ее печаль Была: «Родимый Джонни, ты Потом скорей скачи домой, Без остановок, мальчик мой, А то недолго ль до беды!» В ответ он так взмахнул рукой И закивал, что было сил, Так дернул поводом, что мать Его легко смогла понять, Хоть слов он не произносил. Давно уж Джонни на коне — У Бетти все болит душа, И Бетти всё полна тревог И нежно гладит конский бок, Расстаться с ними не спеша. Вот пони сделал первый шаг — Ах, бедный мальчик-идиот! — От счастья с головы до пят Оцепенением объять, Поводьями не шевельнет. С недвижной веткою в руке Застыл завороженный Джон. Луна в небесной вышине Над ним в такой же тишине, Безмолвна так же, как и он. Он так всем сердцем ликовал, Что и о шпаге позабыл В своей руке, забыл совсем, Что он ездок на зависть всем, — Он счастлив был! Он счастлив был! И Бетти счастлива сама, — Пока он не исчез во мгле, Горда собой, гордилась им: Как вид его невозмутим! Как ловко держится в седле! В молчанье доблестном своем Он удаляется сейчас, Минуя столб, за поворот. А Бетти все стоит и ждет, Когда он скроется из глаз. Вот заурчал он, зашумел Подобно мельнице в тиши. А пони кроток, как овца. И Бетти слушает гонца И радуется от души. Теперь ей к Сьюзен Гейл пора. А Джонни скачет под луной, Урчит, бормочет и поет Веселый мальчик-идиот Под крики сов во мгле ночной. И пони с мальчиком в ладу: Он так же будет тих и мил И не утратит бодрый дух, Хотя бы стал он слеп и глух, Хотя бы сотни лет прожил. Конь этот мыслит! Он умней Того, кто едет на коне. Но, зная Джонни, как никто, Сейчас он не рассудит, что Творится на его спине. И так они сквозь лунный свет Долиной лунной скачут в ночь. Близ церкви дом, и в дверь стуча, Джон должен разбудить врача, Чтоб старой Сьюзен Гейл помочь. А Бетти Фой, к больной придя, Ведет о Джонни свой рассказ: Как он отважен, как смышлен, Какое облегченье он Доставит Сьюзен Гейл сейчас. И Бетти, свой ведя рассказ, Принять стремится скорбный вид, С тарелкой сидя над больной — Как будто Сьюзен Гейл одной Душой она принадлежит. Но Бетти выдает лицо: В нем можно явственно прочесть, Что счастьем в этот миг она Могла бы одарить сполна Любого лет на пять иль шесть. Но Бетти выглядит слегка Тревожной с некоторых пор, И слух ее настороже: Не едет кто-либо уже? Но тих и нем ночной простор. Вздыхает, стонет Сьюзен Гейл. А Бетти ей: «Они в пути И — в этом я убеждена, Как в том, что на небе луна, — Приедут после десяти». Но тяжко стонет Сьюзен Гейл. Часы одиннадцать уж бьют. А Бетти ей: «Убеждена, Как в том, что на небе луна, — Наш Джонни скоро будет тут». Вот полночь бьет. А Джонни нет, Хотя и на небе луна. Крепится Бетти что есть сил, Но ей уж, бедной, свет не мил, И Сьюзен трепета полна. Всего лишь полчаса назад Бранила Бетти Фой гонца: «Ленивый маленький балбес, Куда, несчастный, он исчез?» — Теперь же нет на ней лица. Прошли блаженные часы, И нет лица на ней теперь. «Ах, Сьюзен, верно, лекарь тот Заставил ждать себя, но вот Они уж мчатся к нам, поверь!» Все хуже старой Сьюзен Гейл. А Бетти — что же делать ей? Как поступить ей, Бетти Фой? Уйти, остаться ли с больной? Кто скажет, что же делать ей? И вот уж пробил первый час, Надежды Бетти хороня. Луна сиянье льет кругом, А на дороге за окном — Ни человека, ни коня. И Сьюзен пробирает страх, И представляется больной, Что Джонни может утонуть, Пропасть навеки где-нибудь — Все это станет их виной! Но лишь она произнесла: «Спаси, Господь, его в пути!» Как Бетти, встав с ее одра, Вскричала: «Сьюзен, мне пора! Ты, бедная, меня прости! Мне нужно Джонни отыскать: Умом он слаб, в седле он плох. Я больше не расстанусь с ним, Лишь будь он цел и невредим!», А Сьюзен ей: «Помилуй Бог!» А Бетти ей: «Как быть с тобой? И как мне боль твою унять? Быть может, мне остаться все ж? Хотя недолго ты прождешь — Я скоро будут здесь опять». «Иди, родимая, иди! И как ты можешь мне помочь?..» И молит Бога Бетти Фой О сострадании к больной И тотчас выбегает прочь. Она бежит сквозь лунный свет Долиной лунной в поздний час. О том же, как она спешит И что при этом говорит, — Не скучен будет ли рассказ? На темном дне и в вышине, В столбе дорожном и в кусте, В мерцании далеких звезд, В шуршании вороньих гнезд — Ей Джонни чудится везде. Вот Бетти по мосту бежит, Себя терзая мыслью: он Спустился с пони, чтоб луну Поймать в потоке, — и ко дну Пошел ее несчастный Джон! Вот на холме она — с него Широкий ей обзор открыт. Но на просторе и в глуши, На горе Бетти, — ни души, И конских не слыхать копыт. «О Боже! Что случилось с ним? Залез на дуб и слезть не смог? Или какой-нибудь цыган Его бесстыдно ввел в обман, А после в табор уволок? Иль этот вредный конь завёз Его в пещеру гномов злых? Иль в замке, не жалея сил, Он привидения ловил И сам погиб в плену у них?» И Бетти в город все спешит, Теперь уж Сьюзен Гейл виня: «Не будь она такой больной — Мой Джон остался бы со мной, Всегда бы радовал меня». В расстройстве тяжком не щадит Она и самого врача, Его отчаянно браня. И даже кроткого коня Ругает Бетти сгоряча. Но вот и город, вот и дом — У двери лекаря она. А город, что пред ней возник, — Он так широк, он так велик, И тих, как на небе луна. И вот она стучится в дверь — О, как дрожит ее рука! И распахнув оконный створ, Бросает лекарь сонный взор Из-под ночного колпака. «Ах, доктор, доктор, где мой сын?» «Я сплю давно. Тебе чего?» «Но, сударь, я же Бетти Фой, Пропал мой Джонни дорогой, Вы часто видели его. Он малость не в своем уме…» Но лекарь стал уж очень зол И грозно молвил ей в ответ: «В уме ли он — мне дела нет!» — Закрыл окно и спать пошел. «О горе мне! О горе мне! Увы, приходит смерть моя! Искала Джонни я везде, Но не нашла его нигде, — Всех матерей несчастней я!» Она стоит, глядит вокруг: Повсюду тишь, повсюду сон. Куда спешить на этот раз? И вот на башне третий час Гремит, как погребальный звон. Она из города в тоске Бежит, помешанной под стать. Своею горестью полна, Забыла лекаря она К болящей Сьюзен Гейл послать. И Бетти снова на холме: Отсюда виден каждый куст. «Как пережить мне — вот беда! — Такую ночь в мои года? О Боже, путь все так же пуст!» Людская речь и звон подков В безмолвном не слышны краю. Ей легче в тишине дубрав Услышать прорастанье трав, Ручья подземного струю. А в синем сумраке окрест Не умолкают клики сов: Так и влюбленные подчас, Во тьме полночной разлучась, Друг другу шлют печальный зов. Пруда зеленая вода Мысль о грехе внушает ей. И, чтоб не броситься туда, От края страшного пруда Она отходит поскорей. И плачет, сидя на земле, И все сильнее слезы льет: «Мой пони, пони дорогой, Ты Джонни привези домой, И жить мы будем без забот». И, плача, думает она: «У пони добрый, кроткий нрав, Он Джонни любит моего И ненароком в лес его Завез, в дороге заплутав». С земли она, окрылена Надеждой, вскакивает вмиг. От грешных мыслей у пруда Уж не осталось и следа — Да и соблазн был невелик. Читатель, я-то знаю все О Джонни и его коне, Я рад их вывести на свет, Но столь блистательный сюжет Как рассказать стихами мне? Быть может, со своим конем Опасной горною тропой Он на скалу крутую влез, Чтобы достать звезду с небес И привезти ее домой? Иль, развернувшись на коне, Спиною к холке обращен, В чудесной дреме нем и глух, Как бестелесный всадник-дух, Блуждает по долине он. Нет, он охотник, враг овец! Он злобен, он внушает страх! Ему всего полгода дай — И этот плодородный край Он в пепел превратит и прах. Иль с ног до головы в огне, Он демон, а не человек, — Он мчится, грозен и крылат, И сеет ужас, сеет ад, И будет мчаться так вовек. О Музы, помогите вновь Мне вдохновенье обрести, Позвольте — пусть не в полноте — Мне описать событья те, Что с ним произошли в пути. Ах, Музы, что же вы моей Пренебрегаете мольбой? За что же без моей вины Ко мне не расположены Вы, столь возлюбленные мной? Но кто же это вдалеке Глядит на шумный водопад И при сияющей луне Сидит беспечно на коне, Оцепенением объят? Пасется вольно конь его, Как бы узды своей лишен. На лунный диск, на звездный рой Не смотрит вовсе наш герой, — Но это Джонни! Это он! А где же Бетти? Что же с ней? Она, как прежде, слезы льет, Ей гулкий слышится поток, Но ей покуда невдомек, Где бедный мальчик-идиот. Она спешит на шум воды, Сквозь чащу темную идет. Вздохни свободней, Бетти Фой, Вон пони твой и Джонни твой, Любимый мальчик-идиот. Что ж ты стоишь остолбенев? Конец страданьям настает! Не призрак он, не злобный гном, А отыскавшийся с трудом Твой сын, твой мальчик-идиот. Всплеснув руками, Бетти Фой Крик ликованья издает, Несется, точно тот поток, Чуть не сшибает пони с ног, — С ней снова мальчик-идиот! А он урчит, хохочет он, От радости ли — Бог поймет! А Бетти счастлива, она От голоса его пьяна: С ней снова мальчик-идиот! И то она к хвосту коня, То к холке кинется опять, — В таком блаженстве Бетти Фой, Что задыхается порой И слезы трудно ей унять. Она в восторженном чаду Целует сына вновь и вновь, Покоя Джонни не дает: С ней снова мальчик-идиот, Ее душа, ее любовь. И незаметно для себя Она ласкает и коня — И пони, вероятно, рад, Хоть, кажется на первый взгляд, Застыл, бесстрастие храня. «Забудь о лекаре, сынок! Все хорошо, ты молодец!» И вновь урчит веселый Джон, И пони ею отведен От водопада наконец. Уж звезд на небе нет почти, Луна поблекла над холмом. И с каждым мигом все слышней Шуршанье крыльев средь ветвей В лесу, пока еще немом. И путники идут домой, Уставшие, как никогда. Но кто ж спешит к ним в час такой, Хромает, машет им рукой, Неужто Сьюзен Гейл? О да! В постели мучилась она, Со страхом думала всю ночь: Что с Бетти, где несчастный Джон? И ум ее был омрачен, А немощь отступала прочь. Полна сомнений и тревог, Она ворочалась всю ночь. Предположений тяжких тьма Сводила бедную с ума, Но немощь отступала прочь. Она промолвила с тоской: «Как жить мне в ужасе таком? Пожалуй, я отправлюсь в лес!» И вдруг — о чудо из чудес! — С постели поднялась рывком. Лесной тропой навстречу ей Выходят Бетти, конь и Джон. Она зовет друзей своих… Как описать свиданье их? О, это был волшебный сон! А совы уж изнемогли И пенье кончили свое, Пока домой брели друзья. С тех сов балладу начал я — И с ними завершу ее. Пока друзья брели домой, Расспрашивала Джонни мать: «Где ты блуждал средь темноты, Что видел ты, что слышал ты? Попробуй верно рассказать». А Джонни часто в эту ночь Прислушивался к пенью сов И поднимал глаза к луне — В сиянье лунном на коне Он девять странствовал часов. И потому, взглянув на мать, Он дал решительный ответ, И вот что произнес он вслух: «В пу-ху, в пу-ху! — кричал петух, И холоден был солнца свет», — Так молвил Джонни удалой. И тут рассказ окончен мой.