(А. Т. Твардовский и Н. Я. Мандельштам). Публикация, вступление и комментарий В. А и О. А. Твардовских
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2003
В нашей литературе о поэтах и поэзии Твардовский и Мандель-штам традиционно разъединены. И если писавшие о Твардовском вполне обходились без упоминаний о Мандельштаме, то и в статьях об этом последнем не встретишь имени Твардовского. Исключение, пожалуй, составляет лишь работа А. В. Македонова «Эпохи Твардов-ского». Этот исследователь творчества каждого из на-званных поэтов находит определенную близость в их образном строе и структуре стиха. Друг юности Твардовского, Македонов рассказывает, что тот познакомился с поэзией Мандельштама в кон-це 20-х годов, и полагает, что она оказала свое влияние на становление поэта.
Со своей стороны Твардовский «с самой искренней признательно-стью» отмечал, что для него знакомство со стихами Мандельштама — «часть той поэтической школы», которую он проходил в юности. В зрелую пору Твардовский воспринимал поэзию Мандельштама «как образец высокой культуры русского стиха XX века, благородной от-точенности формы» (А. Т. Твардовский. Собр. соч. в 6 томах. Т. 6. М.,1983. С. 158).
Мандельштам не принадлежал к любимым поэтам Твардовского, не был близок ему, как, скажем, Тютчев, Некрасов, Блок, не говоря, разумеется, о Пушкине, к которому всегда было совершенно особое отношение. Но поэзия Мандельштама находилась в поле зрения Твардовского в самые разные годы, и знакомство с нею постепенно расширялось. В 1966 году он получил от издателей из США двухтомное собрание сочинений Мандельштама и, судя по пометкам, читал его очень внимательно.
Твардовский все более
укреплялся в восприятии Мандельштама как поэта «подлинного», «замечательного»,
«своеобразного и силь-ного». Он с 1960 года активно продвигает в печать стихи
Ман-дельштама, насильственно отчужденного от советской литературы (см. примеч.
к письму Н. Я. Мандельштам). Имя этого поэта мелька-ет в письмах и Рабочих
тетрадях Твардовского, встречается и в его выступлениях. Он слышит отголоски
его поэзии в творчестве неко-торых своих современников, он хорошо знает даже
стихи Мандель-штама для детей
(А. Т. Твардовский. Соч. Т.5. М., 1980. С.161, 171. Т.6. С. 228). Дневниковая
запись 8 февраля 1968 года в полной мере свидетельствует о глубоком
проникновении Твардовского и в твор-чество, и в перипетии судьбы этого
«робкого» и «продерзостного» поэта.
Все это во многом объясняет, почему в тяжкое для «Нового ми-ра» время его редактор, до предела загруженный неотложными де-лами по журналу, взялся читать рукопись Н. Я. Мандельштам, не-смотря на свое скептическое отношение к мемуарам жен писателей.
Надежда Яковлевна передала свои воспоминания Твардовскому, не претендуя на их опубликование в «Новом мире»: за журналом она, как видно, следила и хорошо представляла его положение. Да и знакомые у нее в редакции были. Она просто хотела, чтобы Алек-сандр Трифонович прочитал ее «записки». И он их прочитал…
Запись Твардовского 8 февраля в Рабочей тетради 1968 года — свое-образный комментарий к его письму Н. Я. Мандельштам, написанно-му на другой день — 9 февраля. Перекличка и даже тождество от-дельных положений письма и дневниковой записи, сделанной «для себя», по-своему подтверждает глубину и искренность впечатлений Твардовского от рукописи Надежды Яковлевны. Недаром она ус-лышала и оценила «живой голос» этого своего читателя.
Сила и яркость впечатлений Твардовского подтверждаются и его высказываниями о записках Н. Я. Мандельштам в редакции «Нового мира», зафиксированными А. И. Кондратовичем: «Это великая книга. Я вам скажу, что она может поспорить с Солженицыным. Я в этом уверен». (А. И. Кондратович. Новомирский дневник. 1967—1970). М., 1991. С. 207. Запись 21 февраля 1968 г.)
Люди разных судеб, разных взглядов и опыта, авторы публикуе-мых писем неожиданно обнаруживают близость жизненных позиций в главном. Надежда Яковлевна, после всех испытаний и утрат, вы-павших на ее долю, твердо верит в «исконное добро, заложенное в человеке». И Твардовский, которого жизнь «не обошла тридцатым годом, и сорок первым, и иным…», верит в добро и в «добрых лю-дей». Верит накануне неотвратимой потери своего журнала, при-ближение которой он остро ощущал. С этой верой в добро, а значит, в торжество правды и справедливости Твардовский жил, ею прони-зано все, что он написал, — от его поэм и стихов до дневниковых за-писей и писем.
А. Т. Твардовский. Из Рабочей тетради 1968 г.
8.11.68. П[ахра].
…<…> А. С. Берзер1,
как обычно краснея и робея, предложила прочесть Записки вдовы Мандельштама
Надежды Яковлевны (просьба или пожелание автора, не рассчитывающего, мол, ни в
малой мере на опубликование). Взглянув на пап-
ку — наша большая — для рукописей свыше 500 стр[аниц], я сказал, что буду
читать с полгода. Нет, возразила, прочтете дней за пять.
Прочел дня за три, следом читает М[ария] И[лларионовна]2. Это действительно серьезная и полная огня работа — вовсе не просто хроника страданий О[сипа] М[андельштама] вместе с автором записок. И вовсе не женское изложение, рассчитанное только на жалость. В ряду с тем, что мы знаем о мрачных годах известной практики, — это не может не выглядеть «вегетарианской» (выражение Ахматовой) историей ареста О[сипа] М[андельштама] в 34 г. за стихи о Сталине («усища-голенища») и высылки его на три года. Голод, холод, несвобода и т.п., но этого не сравнить с «художествами» 37 и последующих годов. Второй арест и смерть О[сипа] М[андельштама] в пересыльной тюрьме, опять-таки в ряду других фактов — с заключением в лагерь жены и устройством детей в детдом — не могут сами по себе поразить наше воображение. Но вся эта несложная история рассказана на таком густом фоне исторического слома понятий «абстрактного гуманизма», нравственного онемения и глухоты общества, его подавленности не только страхом, но и «авторитетом идей» («так надо для революции, для великой цели») и с такими неотразимо правдивыми наблюдениями над деформацией общественной психологии, условиями и т.д., что история эта приобретает неизмеримо более широкое звучание, чем сами по себе трагические обстоятельства биографии поэта.
И написано все это с
огромным подпором всего отдуманного, передуманного, пережитого,
перечувствованного — «одним дыхом». Это не повествование, нанизывающее эпизод
за эпизодом в хронологической последовательности, которое могло бы быть
построено и иначе или экономнее. Это — как ночной разго-
вор — признание друга, полное силы, несмотря на отступления, забегания вперед,
отвлечения, казалось бы, самыми общими мыслями, рассуждениями «на эту тему»,
где, однако, ничто не кажется лишним, маловажным, все нужно, все важно и
необходимо, и за всем этим — ни корысти, ни тщеславия, ни стремления
покрасоваться, ни «беллетристики», как, напр[имер], у Гинзбург-Аксеновой, с которой
это даже сравнивать нельзя, хотя там личный тюремный опыт и т.п.3
Еще до конца рукописи явилось ощущение, что это, в сущности, куда больше, чем сам Мандельштам со всей его поэзией и судьбой. Вернее, здесь и бедная судьба этого крайне ограниченного, хотя и └подлинно талантливого поэта, — с крайне суженным диапазоном его лирики, бедного кузнечика, робкого (умершего, в сущности, от страха еще задолго до самого конца) и продерзостного, — (судьба эта) приобретает большое, неотъемлемое от судеб общества значение. Конец, где все уже сосредоточено на нем самом (различные «версии» его конца и т.п.), уже беднее других страниц. М[ожет] б[ыть], соберусь написать автору. А[нне] С[амойловне сказал, что «это больше самого Мандельштама, она решительно согласилась, сказала, что она точно так же думает. Сказал ей, что я не считаю вовсе безнадежным делом опубликование этой вещи в перспективе, если суждено нам дождаться «подвижки льдов» (Солженицын и все с ним связанное и накопившееся)4.
1 Анна Самойловна Берзер — старший редактор отдела прозы ре-дакции «Нового мира».
2 Мария Илларионовна Твардовская — жена Александра Трифо-новича.
3 Рукопись книги Евг. Гинзбург «Крутой маршрут», предложен-ная автором «Новому миру», была отклонена Твардовским. Автор ошибочно посчитала, что он ее не прочел, а лишь «бегло перелис-тал». Редактор же, внимательно ознакомившись с воспоминаниями Е. Гинзбург, посчитал, что беллетризация нанесла ущерб непосред-ственности и искренности изложения. Сама автор признает, что, уничтожив первый вариант книги, где была «раскованность и абсо-лютная исповедальность», писала уже под воздействием «внутрен-него редактора» — в расчете на опубликование, а это, по ее же сло-вам, отразилось на содержании. (Е. Гинзбург. Крутой маршрут. М., 1990, С. 394).
4 Твардовский в те дни прилагал всевозможные усилия, чтобы напечатать роман А. Солженицына «Раковый корпус» (восемь глав, предназначавшиеся для № 1 «Нового мира» за 1968 г., были за-держаны в стадии набора). С его опубликованием он связывал оздо-ровление общей обстановки в литературе: «Раковый корпус» оказы-вался во главе очереди ряда талантливых произведений, ждущих выхода к читателю. Напечатание романа Солженицына «рассосало бы образовавшуюся из задержанных рукописей «пробку», как это бывает, когда головная машина тронется…» (Письмо А. Твардов-ского К. Федину 7—15 января 1968 г. // Слово пробивает себе дорогу. Сб. статей и документов об А.И. Солженицыне. 1962—1974. М., 1998. С. 307).
Письмо А. Т. Твардовского Н. Я. Мандельштам
Глубокоуважаемая Надежда Яковлевна!
Большое Вам спасибо за предоставленную мне возможность прочесть Вашу рукопись.
Не собираюсь писать на нее «внутреннюю рецензию», вряд ли и Вы в этом нуждаетесь, — скажу только, что прочел я ее «одним дыхом», да иначе ее и читать нельзя — она так и написана, точ-но изустно рассказана в одну ночь доброму другу, перед которым нечего таиться или чем-нибудь казаться. Словом, книга Ваша счастливым образом совершенно свободна от каких-либо беллетри-стических претензий, как это часто бывает в подобных случаях. А между тем написана она на редкость сильно, талантливо и с собственно литературной стороны — с той особой мерой необходимости изложения, когда при таком объеме ее ничто не кажется лишним. Даже своеобразные повторения, возвращения вспять, забегания наперед, отступления или отвлечения в сторону, вбок — все представляется естественным и оправданным.
Трагическая судьба
подлинного поэта, при жизни до крайно-сти обуженной, внутрилитературной
известности, вдруг захвачен-ного погибельной «водовертью» сложных и трагических
лет, под Вашим пером приобретает куда более общезначимое содержание, чем просто
история тех испытаний, какие выпали на Вашу с Оси-
пом Эмильевичем долю.
Мне хочется сказать Вам, что книга эта явилась как выпол-нение Вами глубоко и благородно понятого своего долга, и сознание этого не могло не принести Вам достойного удовлетворения, как бы ни трудно было Вам вновь и вновь переживать пережитое. Именно так нужно расправляться со всем, что есть самого труд-ного и горького в жизни, — делиться им с добрыми людьми, а они всегда есть на свете, и все поймут, и будут признательны за то, что им помогли понять. Правда, это — привилегия таланта, — бог Вас наградил им, — но всякий читатель, взволнованный та-лантливой книгой, — как бы соавтор ее.
Я ни на минуту не сомневаюсь,
что книга Ваша должна уви-деть и увидит
свет, — потому и называю рукопись книгой, — только относительно сроков этого, к
сожалению, я не могу быть столь же определенным1.
Я хорошо понимаю, что гораздо более, чем мои покамест «платонические» суждения и оценки Вашей книги, Вас интересовали бы в первую очередь мои сообщения относительно сроков вы-хода книги О. Мандельштама в «Библиотеке поэта», где и я чис-люсь одним из редакторов. Здесь я могу только заверить Вас, что эта поистине ужасная волокита — не есть следствие чьей-нибудь из редакторов «Библиотеки» злой воли, в том числе и В. Н. Орлова2. Может быть, есть люди, полагающие, что я не печатаю в «Новом мире» уже многим известный в списках роман Сол-женицына из опасения потерять «место». Что делать!
Могу еще сказать Вам, что на самом последнем этапе непосредственной причиной задержанию книги Мандельштама уже в сверстанном виде послужили мои замечания насчет слишком явных не-совершенств подготовленного издания, в частности — что особенно обидно и стыдно — по .сравнению с американским изданием3. Еще раз спасибо Вам, Надежда Яковлевна.
С глубоким уважением
А. Твардовский
1 Воспоминания Н. Я.
Мандельштам в 1988 г. печатались в жур-нале «Юность».
В 1990-е годы выдержали несколько изданий.
2 В. Н. Орлов — в ту пору главный редактор серии «Библиотека поэта», членом редколлегии которой был А. Т. Твардовский.
3 В отзыве на подготовленный к печати том О. Мандельштама Твардовский сделал серьезные замечания по составу тома, за бортом которого, по его подсчету, оказалось не менее полусотни стихотво-рений, достойных быть в нем представленными. Не удовлетворило его и предисловие Л. Гинзбург — скудостью биографических сведе-ний и отсутствием яркого литературного портрета Мандельштама. Твардовский считал, что это издание должно быть рассчитано на широкого читателя, а вступительная статья и комментарии, по его мнению, адресовались узкому кругу почитателей поэта (А. Твар-довский. Соч. Т. 5. С. 296-297).
Письмо Н. Я. Мандельштам А. Т. Твардовскому
Дорогой Александр Трифонович!
Я очень Вам благодарна за Ваше письмо. Оно тронуло меня жи-вым голосом, который в наших условиях так редко сохраняется у людей, вынужденных вести крупную общественную работу1. Спаси-бо за все добрые слова, которые Вы мне сказали. Особенно мне при-ятно, что Вы отметили отсутствие беллетристичности и то, что надо делиться своими горестями, радостями и опытом с «добрыми людь-ми». Именно твердая вера в исконное добро, заложенная в человеке, помогла перенести все испытания и мне, и Мандельштаму, потому что до последних дней на воле он продолжал работать и жить пол-ной жизнью.
Хотя в годы испытаний лицо человека бывает искажено, но в конеч-ном счете доброе начало всегда победит, иначе человечество уже бы давно погибло. Ну а слово «талант» мне совершенно чуждо; такого слова у меня в словаре нет. Если человек имеет что сказать, он все-гда это скажет, так меня научил Мандельштам.
Вы правы, что больше судьбы моих записок меня беспокоит кни-га Мандель-штама. Пусть она выходит в любом виде, лишь бы вышла при моей жизни. Если Вы мне можете помочь — помогите…2 Не важно, будет ли она полная, лишь бы прорвать «заговор молча-ния»…
А что касается до повторов в моих записках, их надо просто снять. Когда дойдет до этого дело, кто-нибудь за меня это сделает. Я просто не способна перечитать написанное.
Я принадлежу к людям, глубоко уважающим Вашу деятельность. Именно потому я и хотела, чтобы Вы прочли «записки». А если есть идиоты, которые думают, что Вы не печатаете Солженицына из страха «потерять место», то таким вправить мозги не сможет никто.
Спасибо за все, за Вашу деятельность, за Ваши живые слова и за то, что Вы верите в существование добрых людей.
Надежда Мандельштам
Москва, 5 марта 1968 г.
1 В это время Н. Я. Мандельштам могла иметь в виду только работу Твардовского на посту главного редактора «Нового мира». Находясь в опале, он с 1965 года не выдвигался и не избирался на общественные должности.
2 Книга О. Мандельштама «Стихотворения» вышла в серии «Библиотека поэта» в 1973 году. Надеж-да Яковлевна умерла в 1980 году.
А. Твардовский, едва ли не первым поставил вопрос об издании
избранных произведении О. Мандельштама в официальном письме в Гослитиздат в
1960 г. В январе 1961 г., когда обсуж-дался план-проспект изданий «Библиотеки
поэта», он решительно высказался за издание тома О. Мандельштама, вопрос о
котором оставался в редакции спорным (А. Т. Твардовский. Соч. Т. 6. С. 158,
530). И. В. Исакович — многолетняя заведующая редакцией «Библиотеки поэта» —
свиде-тельствует о важной роли Твардовского в подготовке к печати тома О.
Мандельштама (как, впрочем, и томов Б. Пастернака,
М. Цветаевой и Н. Заболоцкого). (Письмо И. В. Исакович М. И. Твардовской 27
июля 1976 г. Архив А. Т.).
Публикация, вступление и комментарии В. А. и О. А. Твардовских