Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2002
Исаева (Жилейкина) Елена Валентиновна родилась 6 февраля 1966 года. Москвичка. Окончила факультет журналистики МГУ. Член Союза писателей с 1992 года.
Стихи печатались в периодике — альманахах “Поэзия”, “Истоки”, “Кольцо А”, журналах “Юность”, “Работница” и т. д.
Вышли сборники стихов: “Молодые и красивые” 1993 г. “РИФ “РОЙ””; “Лишние слезы” 1997 г. ПРОК; “Ничейная муза” 2000 г. “АКАDEMIA”.
Вышли пьесы “Абрикосовый рай или сказка о женской дружбе” (“Драматург”), “Вечная радость” (“Современная драматургия”), “Мой знакомый уголовник” (Радио России) и т.д.
* * * Будет-будет за что карать. Лишь бы точно вину измерить. Я сначала училась врать, А потом уж училась верить. А до этого сколько лет Я жила так легко, неспешно И не верила в Бога, нет, Потому что была безгрешна. * * * За разговорами, за чаем, За тем, что в комнате тепло, Мы постепенно замечаем, Что дело к ночи подошло. А Бог глядит с иконы прямо. Хотите — верьте иль не верьте. Побудь со мной подольше, мама. Кто знает, что там — После смерти?.. Закон спирали или круга? И тот ли взгляд, и то ли имя? И встретим ли мы там друг друга? И если встретим, то — какими? Не сгинем ли, не одичаем? Вдруг в разные пространства ухнем? И можно ли там выпить чаю И посидеть вот так на кухне? Что Бог «решит» судьбу итожа, — Не разглядеть за т о й излукой. Прости нам маловерье, Боже, И не наказывай разлукой. * * * Была весна. Я шла к «Новослободской». И месяц май, вступивший, словно альт, Блуждал во мне улыбкой идиотской, И солнцем пахнул треснувший асфальт. Я шла, на небо синенькое щурясь, Где арки оглушительный проем, И мне само собою вспомянулись Все те, с кем я бродила здесь вдвоем. Один, пропавший из виду с полгода, (Я вышла на дорогу, как в астрал,) Вдруг вынырнул на радио «Свобода», Где свой красивый голос продавал. Другой, на популярность обреченный, Проделавший в ОВИРе чудеса, Теперь морочил головы ученым В одном из южных штатов Ю-Эс-А. По бабам и друзьям шатался третий, Грустя, что не находит свой причал. Он не был, к сожалению, в ответе За тех, кого случайно приручал. Четвертый бился с язвою желудка И кипятил на кухне молоко. Он был поэт, и в коммуналке жуткой Его душа парила высоко. А пятый на гастролях был. Бездушный, Но совершенней не встречала тел. А по шестому плакала психушка – Он слишком сильно чувствовать умел. Седьмой сидел на даче одиноко, И, не боясь заглядывать вперед, Писал он пьесу с точностью пророка — О том, как все со мной произойдет. Я их любила. — Много или мало — Кто установит эту планку мне? Я шла к метро. Моя душа играла, Как солнечные блики на окне. Ну, отчего мы, господи, трепещем, Когда известен нам расклад любой?.. И я ловила взгляды встречных женщин. Довольных солнцем, маем и собой. * * * Не стишок, а так — ремарка, Упражненье для души. Алигьери и Петрарка Жён прославили чужих. Почему так происходит? Это, ох, не нам решать. Но гармонию в природе Не пристало нарушать! Богу сверху всё заметно, А века проходят — вжих... Нам приходится ответно Воспевать мужей чужих. * * * Я в твоей многоактной мистерии Только тихий и краткий приют. У волков это форма доверия — Если голову в руки дают. Неприкаяннее и чудеснее Головы не держала в руках. Но за это бывает возмездие — Жизнь моя разлетается в прах. И не надо глаза мне завязывать, Если будешь меня убивать. Я умею и песни заказывать, И судьбу себе. Стихнет кровать. Потрошенная, ливнем промытая, Добреду до кафе на Страстном. Буду в чашку смотреть недопитую, Недобитую — с треснутым дном. И подруга, слегка оробелая От молчанья — озноб по спине, Будет руку поглаживать белую Мне в моем летаргическом сне. Кто там смотрит из недр мироздания? И какая там, к черту, звезда? «Жить не хочешь?» — молчу от незнания. «Хочешь яблоко?» — «Яблоко?.. Да». * * * Прости мне обидное слово, Я вовсе не из своенравных. Я просто любила такого, Которому не было равных. Прости, что мне выбора нету, Что вновь оживу я едва ли. Когда появлялся он где-то, Все женщины там замолкали. Из космоса вечностью дуло, Душа в поднебесье взмывала... Теперь, говорят, он — сутулый, Седой и от жизни усталый. Прости мне, что прошлое давит, Что нету на свете другого И что ничего не исправят Ни космос, ни вечность, ни слово. * * * И был октябрь. И был апрель. И дождь, как божья милость. И столько раз открылась дверь, И столько раз закрылась. А я была почти золой, Развеянной, остылой. И я летала над Москвой, Как над своей могилой. Но сколько душу ни трави, Она опять окрепла — И я восстала из любви, Как восстают из пепла. * * * Сквозь дым, сквозь платье выпускное, Окно, сирени кисею — «Не уходи, побудь со мною, Я так давно тебя люблю...» Сквозь перекрестки, скверы, парки, Сквозь институтский коридор, Такси, случайные подарки, Сквозь слезы, грезы, смех и вздор, Сквозь раненый мотив знакомый, С пластинки льющийся, как кровь, И сквозь мою любовь к другому — Большую, сильную любовь — Сквозь все, что так манило ложно, И что себе придумал ты, Сквозь «никогда», сквозь «невозможно» И все сожженные мосты, Сквозь тишину, что перепонки Пугает так — хоть закричи! Сквозь радость моего ребенка, Когда он рушит куличи… Сквозь одиночество, болезни, Потери, беспросветность дней (Хоть просьбы нету бесполезней, Глупей, прекрасней и сильней), Сквозь жизнь, сквозь все пережитое, Сквозь все, что будет впереди (Как трудно — самое простое), — Побудь со мной. Не уходи. * * * Меня не любили поэты — Поэтов любила сама. Любовью ничьей не воспета, Я их обходила дома. Не мучила, ночью не снилась, Не злилась, практически, нет, Когда оценить доводилось Не мне посвящённый сонет. И ни для кого не обуза, Беспечно кивнув головой, Я, словно ничейная муза, Ночной улетала Москвой. И где-нибудь вовсе некстати, На чьих-то несома руках, Я слушала о сопромате, Об опытах на червяках. И рифмы ко мне приходили, Качаясь на гребне строки... Меня инженеры любили, Биологи и моряки! * * * Встанешь где-то посредине Жизни — ночью — в октябре — К лунной припадёшь картине — Сквозь окошко — во дворе. Вспомнишь, сколько всякой боли Было здесь — в твоём дому, Но не взмолишься — доколе, И не спросишь — почему. Пусть оплачено слезами Всё, чем дышишь и живёшь, То, что ты уже сказала, Не задушишь, не убьешь. И спокойно и сурово Оттого глядишь в окно. Не обманет только слово. Только слово. Лишь оно. Может быть, совсем не ново Подводить такой итог: Не обманет только слово, Только Слово. То есть Бог. * * * Нарушив долгих дней закономерность, Я покупаю платье без примерки. Не надо проверять меня на верность. Я, может быть, не выдержу проверки. Я, может быть, не выдержу разлуки И побегу за первым за похожим, И буду говорить: «Какие руки...» А он мне будет говорить: «Какая кожа!..» И буду с ним ходить по ресторанам, Заказывая очень дорогое, Довольствуясь мучительным обманом И письмами тебя не беспокоя. И это платье розовое, в блестках Надену и пойду легко и гордо. Он раздражится, скажет: «Слишком броско». А я ему скажу: «Пошел ты к черту!» И он ответит мне такую скверность, Что даже не хочу запоминать я. Ведь я-то знаю, что такое верность — Ночь, музыка и розовое платье. * * * Степь затихнет молдаванская... Век бы воли не видать! — Только пить с тобой шампанское, Шоколадкой заедать И смотреть в глаза знобящие, Руку прислонив к виску, Зная все про настоящую, Неподдельную тоску, Что от волчьей одинокости И вселенской нелюбви. Я смеюсь над всякой глупостью, Не раздумывай — трави, Разговаривай, рассказывай... Нам друг друга не спасти Этой ложной, этой разовой Передышкою в пути. И боящийся панически Много нежности отдать, Ты умеешь так классически, Так бесследно пропадать... Никакая я не странная — Просто судишь по себе. О тебе молиться стану я И не только о тебе. Дай им, Господи, приученным Души покорять легко, Избалованным, измученным, Залетавшим высоко, Низко падавшим, страдающим, Как перчатки города И подруг своих меняющим, Уходящим навсегда, Неприкаянным, потасканным — Дом, любимую, дитя — Всем, с кем я пила шампанское, Шоколадками хрустя. * * * Чем диктуются стихи, Если не любовью? Пересчитаны грехи — Перемыты кровью И поставлены рядком У преддверья рая. И за кофе с молоком, Что с тобой пила я, И за прочие часы, Коих так немного, Их положат на весы Перед ликом Бога. Стрелка поползёт куда? — Вовсе не известно, Перетянут ли года, Где жила я честно. Богу всю меня видней И анфас, и в профиль. Может быть, всего честней Был вот этот кофе...