Поэма
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 7, 2002
...по другую сторону молчания... М. Мамардашвили ворохом старых легенд бредом рассказанных сказок я — отставной манекен ордена третьего глаза. здесь голоса не те здесь брат кидает брата я стал собой там где каждый — делец и оратор. я стал с собой на ты там, где идти не многим. где, увидев следы, всякий свернёт с дороги. нам с тобой — до межи. дальше — тропа другая. видишь — смотри: дрожит тень — это я у края чужой болью разбит, расколот. за тем полем — горит город. за тем лесом, вон в том доме — с пустых полок сошла плесень... и день — долог и мир — тесен без этих проклятых стен, ты веришь — мне будет проще когда я оставлю росчерк вот здесь, на твоём листе. ты веришь — мы будем жить, и смерть никогда не приснится. а время сотрёт границы и спутает падежи. когда ты пойдёшь по меже, когда ты меня услышишь — то веришь, мне станет чище, и знаешь — стало уже. зажмурься, считай до пяти — так лучше, так проще, так надо. три метра вперёд: от окна до двери. теперь иди. но посох измерен взглядом волчицы. кто-то за дверью. кто-то стучится. тише и тише. шепчет: да что мне... слышишь? — не слышу. помнишь? — не помню. седой волос — не та веха. чужой голос вернул эхо. швырнул костью где пёс воет... ты ждал гостя? да их — двое, пришли, что ли? — спросил тихо: ты кто? — Доля. а ты? — Лихо. твой взгляд незаметен, бери даже выше: их двое, ты — третий, вас трое, ты — лишний, но вышла на деле и бросилась в руку сплетённой материей знаков и звуков — та самая малость, что может без тела... а строчка — осталась, а строчка — слетела. а строчка слетела — её не поправишь, я тут наловчился, я здесь очень прочно привык вышибать эту пыль из-под клавиш. я эти стихи посвящаю построчно: любителям ливней и мусорным бакам. я картридж заправил подаренной лентой. и что мне в Москве, в Катманду, в Паго-Паго — я здесь — непричастный, я здесь — безбилетный, проездом, любуюсь останкинской башней. а может — шпион межпланетный: бывает. мой друг перекинулся на патриарших. мой критик вчера утонул под трамваем. туда провалился, а может — оттуда, где в мокром асфальте впечатаны рельсы — однажды наружу просунется чудо: ботва мандрагоры, отжим эдельвейса. рум-негро. скоч-виски. румяная вобла. мясные консервы, а там — незаметно — гомункул, мой брат из пробирки, из колбы. я чую — здесь пахнет парадом планет, но прости мне, я не хотел чтоб так. но не будь в обиде: иначе нам просто не выйти из вороха тесных тел. ты знаешь, мы не волхвы. и даже совсем не птицы. я здесь — чтоб успеть проститься, но мне не успеть, увы. когда мы пойдём по меже и неба коснёмся грудью — мы станем почти как люди, и веришь — стали уже. и рухнут все стены — враз. мы будем как есть — бессмертны, и брызнет магия света в пустые пролёты глаз. в пустые пролёты, не смерив, не взвесив. где посох? — да вот он! где ветер? — да здесь я! в пустые пролёты, по высохшим крышам... ты ищешь кого-то? ты — всё ещё — ищешь? ведь скоро весна и весь ветер — оттуда... ты слышишь? — не знаю. ты помнишь? — забуду. россыпью пыльных легенд бисером сказок грустных — ты не услышан никем, да и никем не узнан. здесь голоса не те. будто бы стало тише. в городе вечных стен снова молчат афиши. здесь новый блеск витрин старой бедой играет. видишь — скорей, смотри: тень — это ты за краем сестрой болью не взят, не понят. твоя Доля твой путь помнит. твой путь, выход, вы с ним братья. но вот Лихо тебя схватит, сожмёт, стянет, сотрёт фальшью... а ты — прямо а ты — дальше да хоть бы и сразу, да хоть бы и первым, а может — по следу, а может — за Долей, я — сотканный светом, оплаканный болью — во мне до отказа, натянуты нервы. во мне до предела накручены жилы. как Доля вела — только вдаль уводила. как Лихо пришло — так свернуть не давало, пройти не хотело, простить не спешило, встречало рассветом, да взглядом волчицы домой уводило — да что мне, да я бы о всём, что случилось, о всём, что случится — я всё б написал, настрочил, накорябал, и как мне ещё говорить то что я из немногих кто помнит дорогу до дома: я всё объяснил бы вот так, не стесняясь, поэтому жаль если мы незнакомы — ведь в городе всякий подумает видя меня сквозь пустую дверную глазницу что может бандит или прочий грабитель и как через дверь мне с тобой объясниться что я это ты и стою там за дверью что атман есть брахман и кто мне поверит когда я негромко скажу это перед закрытой на ключ оцинкованной дверью. на улице хуже, ну ладно в трамвае дорогу узнать и спросить о погоде а если тебе я в пустом переходе признаюсь в любви или просто залаю и ты улыбнёшься в ответ — будет чудо, а может быть сразу дойдёт и до комы, вот видишь как жаль если мы незнакомы, вот видишь как трудно найти что ищу, да не спорь ты. и так все тут спорят, ты лучше скажи мне когда нам обратно, а то мы вот так и уйдём, а какой я попутчик — я просто тебя провожаю до дома. я просто не к месту, я просто случаен, как всё что случается, всё что случилось, я всё рассказал бы на кухне, за чаем, я всё бы открыл — на потеху, на милость седому волхву или грустному старцу, лесному зверью или огненной птице. я много бы дал чтоб вернуться, остаться, но больше бы дал чтобы не возвратиться совсем. никогда. никуда. ниоткуда. я знаю я отдал бы всё за такое. а так — я потерян, а так — я спокоен, пока я не узнан, не понят, покуда я снова один из тех кто знает, что быть нам некем. смотри — уплывают реки, они не вернутся вверх. они не вернут домой. они не отравят ложью. останься собой как сможешь, а руки — рекой умой. разбитый, смотри — ты весь от верха до дна измерен. но вот я открыл все двери, а значит я тоже здесь. я — новый, другой, чужой. и нет меня — запасного. мы встретимся, встретимся снова — когда-нибудь там, за межой. но в этом дожде я забыт и потерян. мы встретимся через пространство материй, в пустыне, в пещере, в лесу, но по сути мы встретимся через столетия, судьбы в мелодии гордой, забытой и дивной, в последнем аккорде непролитых ливней, в подъезде, на крыше, на чистой ладони... да слышишь ты? — слышу! да помнишь ли? — помню!.. не тот омут. не та яма. теперь — к дому. а дом — прямо. не тот клевер. не те травы. тропа слева, тропа справа. следи взглядом: домой — в гору. а дом — рядом. а дом — скоро. да хоть бы и рядом, да хоть бы и скоро — послушай, нам надо домой, а не в город, я здесь на ладони, хоть так, хоть инако — я стал здесь агонией звуков и знаков, я боль, я не чтиво, не дамся и в руки, я стал здесь мотивом, прелюдией к фуге, законченной темой... все ниже и ниже над городом — темень. я знаю, я вижу. я вижу, мне снится: горит этот город. и гаснут глазницы. а в городе скоро настанет погода и высушит крыши... ты ищешь кого-то? ведь правда? ведь ищешь?.. а в городе скоро избесится лето и город устанет, растает, поникнет и в каждом подъезде найдутся поэты и скажут, что мы как деревья, как книги, как сны, и т.п., ни отнять, ни убавить и весь этот бред надо слушать спокойно: у нас как у каждой страницы есть память. у нас как у всяких деревьев есть корни. но мы не деревья, их корни под землю уходят, у нас эти корни — за небом и память у нас не такая совсем и вообще я закончил об этом, и мне бы сказать, что не стоит и слушать их вовсе когда бы твой голос, твой взгляд не напомнил что скоро зажжётся костлявая осень и бросится в лёд этой узкой ладони своей рыжиной из разбрызганной сини, я вспомнил бы дальше, но вспомнилось это, я вспомнил бы всё, но не смог — так прости мне весь этот бессмысленный трёп о поэтах. ведь этот бессмысленный город устанет от новых рассветов на старых полотнах, от вечных теней — бестелесных, бесплотных на спицах столбов и окалине зданий: мосты и деревья и прочие камни и лица домов и особенно улиц — разбитых усталых растраченных улиц – уже не очнутся, не брызнут, пока мне не станут открыты растенья и звёзды, пока мне не хватит последнего тома, я снова у двери, я снова как дома, мне снова как дома — свободно и просто, и как-то совсем тепло. и как-то совсем уютно. а ливень случился утром — он чуть не разбил стекло. он снова в меня макнул свой запах, густой и сочный. я видел себя той ночью – три метра: от двери к окну. три метра — теперь уже обратно, и снова к двери. ты знаешь, ведь мы — ты веришь — давно идем по меже. три метра, и снова три: и мы — по кромке, по краю. и бисер в руках играет, а тени — дрожат, смотри... * * * выжженных сказок дым, нежить чужих видений — это не я, не ты. это схлестнулись тени. здесь по старым следам новая ночь торопит. нам — до межи, а там — дальше — другие тропы. дальше — не те что здесь. дальше — межа другая. я остаюсь как есть: я остаюсь — у края. я остаюсь — без вины. я остаюсь — без сути: звоном легенд иных, сказками новых судеб.