Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 5, 2002
Вдали от причала Я выдохнула память. И для вдоха Теперь нужна мне новая эпоха Или хотя бы — новое окно В иной пейзаж, где лавр дорогу славит, Где солнце заходящее оставит На мне свое родимое пятно. Оно похоже на почтовый штемпель Да и на пломбу на вагоне «мебель», И на тавро, которым метят скот, — Хочу быть кем угодно, чем угодно, Но лишь бы с мертвой точки безысходной Мне сдвинуться и высмотреть исход. А он, возможно, там, где был вначале, Где лодка, будто люлька, на причале. Но что мне та отпавшая волна Империи? А хочется всего-то Мне сдвинуться и выйти за ворота, За крестовину этого окна. 28 мая 2001 * * * Ты идешь по земле, и я песню шлю Вслед путям твоим, Странник мой, покуда тебя люблю, Ты будешь живым! Не считай морщин холмов и долин, И морщин на лице, Ты живой — покуда необходим Хоть паршивой овце! Ты живой — покуда нужен зерну И тайне корней, Ты живой — покуда не знаешь длину Оставшихся дней! Ты живой, покуда не ждешь барыша, — Был бы хлеб на столе, Ты живой, покуда помнит душа О своем крыле! * * * На снегу сосновой тенью Свет подчеркнут. Я недвижна, как растенье, Разум чокнут. То лицо, а вот — изнанка: В свете слабом Скачет жизнь твоя жестянка По ухабам, Скачет Русью, скачет рысью... Ей вдогонку Ты закусываешь мыслью Самогонку — Черствой мыслью о спасенье, Мыслью книжной. Белый свет подчеркнут тенью Неподвижной. 2 апреля 2001 Музыка Сижу на диете, но вместо меня Вдоволь и ест и пьет Дикая музыка зимнего дня И торфяных болот. О как необуздан её аппетит — Такую не взять на бал, — То, как кикимора, заверещит, То разобьет бокал — И служат капли вина и стекла Свистулькой её губам. И высоковольтную ноту взяла, — Сосулькой — по проводам, — И свет отрубила, и так хрустит Орехом и сухарем, Что слышно, как наст на болоте трещит И ухает в сердце моем. * * * Тихие дни и тихие вечера. А в телевизоре — взрывы, убийства, война. Тихие дни и тихие вечера. А в Интернете — безумные письмена. Тихие дни и тихие вечера. А в телефоне тревожные голоса. Тихие дни и тихие вечера. Плюнь мне в глаза, и отвечу: божья роса. 12 ноября 2001 Кристалл Е.М. В глазах, перенасыщенных разлукой, Как бы в перенасыщенном растворе, Кристаллы выпадают слез. Меж нами — соль и йод. Как ни аукай — Не отзовешься. Нет на Мертвом море Богини Эхо — лишь глухой утес. В душе, перенасыщенной любовью, Дитя мое, внезапно выпадает Кристалл глагола — пламени кристалл, И ты его увидишь в изголовье Глухой скалы, когда едва светает. Он и в глазу верблюжьем просверкал. * * * Заносчиво фуфло, А правда диковата. Забывчиво число, Но памятлива дата, — И здесь, где ничего Крутым снегам не мило, Сегодня Рождество О нас не позабыло. И сквозь морозный мох Сейчас достигли сердца И роженицы вздох, И первый крик младенца, И меканье козлят, И блеянье овечек, И скальных слез набат, И треск пещерных свечек, И то, как мир притих, Себя в себе нашедший Под колыбельный стих Звезды новопришедшей. В санитарной комнате Надо же так засидеться на месте одном, Чтобы в больницу залечь, как будто бы в рай — Сколько окон и людей за больничным окном, — Так что кури в санитарной и жизнь наблюдай! Здесь, на кушетке с клеенкою для процедур, Возле гальюна, у кафельной этой стены, Длится получасовый мой перекур. В кольца табачного дыма пропущены сны О восьмилетней давности наших встреч В этой же комнате, где ты меня заставал За сигаретой и, чтобы розы сберечь, Ножиком перочинным шипы срезал. Ах молчаливые чайные розы твои — Сколько они говорили моим глазам, Так изъяснялись мне розы в твоей любви, Будто бы ты, молчун, изъяснялся сам. Кардиология — место больных сердец, А у меня всего-то предсердья стеноз. Небо в окне как лазоревый тайны ларец, Где облака, как закладки меж солнечных роз. 17 декабря 2001 * * * После жизни прошу меня не сжигать — Пусть насытится червь, насладится малинник. После жизни не стану я вспоминать Ни сиротских лет, ни душевных клиник. После жизни сама с собой помирюсь И увижу всю музыку в ре-мажоре, — И тебя, меня приютившая Русь, И тебя, моя зыбка — азийское море. Нет малины на кладбище в той стороне, Ну а в этой песчаного нет покрывала. После смерти... — но это не обо мне, А о той, что ни разу не умирала. 24 декабря 2001 * * * Но если о смерти? — я с нею накоротке. Я жизнь её переварила в своем котелке, Заначила ключик её в своем кошельке. Вся прибыль её — это наш перед нею страх Из глины телесной уйти в неизвестный прах. Я тоже боялась смерти на первых порах: В одежде на вешалке мнился её силуэт, В кустах облетевших маячил её скелет, Но всё это было еще до военных лет. А после я столько видала её затей И столько от мертвых своих получала вестей О жизни иной в пределах иных скоростей, Что стало не страшно. * * * Как давно это крылышко было, Это крылышко с синим зрачком, — До того красоту я любила, Что её накрывала сачком. Я не знала, конечно, не знала, Что Психея трепещет в сачке, — И на пальцах пыльца оседала В пятилетнем моем кулачке. Я не знала, что мы не бессмертны И, конечно, не знала о том, Как мы в детстве жестокосердны В дальновидном незнанье своем! На Большой Пироговке Александру Недоступу И в сердце хворь. И над страною хмарь. И снова я в стенах родной больницы Смотрю в окно, как муха сквозь янтарь, — Там говорят в бессоннице столицы С окном окно и с фонарем фонарь. Так светом умащен смычок метели, Так чисто скрипка снежная звучит, Что даже ангел смерти мимо цели — Мимо меня и улицы летит, И ангел жизни с нами говорит.