Стихи. С белорусского. Перевод Ивана Бурсова. Предисловие и рисунки Василя Быкова
Говорят, что эпистолярный жанр сейчас не в моде. Письма, которые в течение столетий служили чуть ли не единственным средством общения между людьми, уступают новым электронным средствам. Слово на бумаге все чаще меняется на визуальный образ — более богатый и доступный для восприятия. Если что и придерживается старых людских привычек, то это поэзия. Мысль и чувство не хотят исчезать из традиционных гутенберговских строчек, слившихся в человеческом сознании и пока еще не желающих расставаться друг с другом.
Да, поэзия не может обойтись без написанной (напечатанной) строки, поэтому Рыгор Бородулин полтора года писал стихотворные письма в Финляндию. Известно, что разлука обостряет чувства — к любимой, другу, Родине — иногда рождает стихи очень высокой поэтической мысли. В этом небольшой книжке немало самых высоких мыслей и самой высокой поэзии человеческого существования. Естественно, что прозаик в этом смысле не может соревноваться привычными средствами и выбрал не совсем традиционный способ диалога — изобразительный. Получилось не совсем гармонично и стилизованно (возможно, даже дисгармонично), но порой и в дисгармонии есть логика и привлекательность. Но в конце концов об этом судить уже не авторам,— пусть судит читатель, если такой встретится на нашем пока еще не совсем обезлюдевшем читательском пути.
Василь Быков
февраль 2000 г.
Говорят, что эпистолярный жанр сейчас не в моде. Письма, которые в течение столетий служили чуть ли не единственным средством общения между людьми, уступают новым электронным средствам. Слово на бумаге все чаще меняется на визуальный образ — более богатый и доступный для восприятия. Если что и придерживается старых людских привычек, то это поэзия. Мысль и чувство не хотят исчезать из традиционных гутенберговских строчек, слившихся в человеческом сознании и пока еще не желающих расставаться друг с другом.
Да, поэзия не может обойтись без написанной (напечатанной) строки, поэтому Рыгор Бородулин полтора года писал стихотворные письма в Финляндию. Известно, что разлука обостряет чувства — к любимой, другу, Родине — иногда рождает стихи очень высокой поэтической мысли. В этом небольшой книжке немало самых высоких мыслей и самой высокой поэзии человеческого существования. Естественно, что прозаик в этом смысле не может соревноваться привычными средствами и выбрал не совсем традиционный способ диалога — изобразительный. Получилось не совсем гармонично и стилизованно (возможно, даже дисгармонично), но порой и в дисгармонии есть логика и привлекательность. Но в конце концов об этом судить уже не авторам,— пусть судит читатель, если такой встретится на нашем пока еще не совсем обезлюдевшем читательском пути.
Василь Быков
февраль 2000 г.
* * *
Сум1 — националист,
Душа — космополитка,
А Родина —
Дом, где осталось детство.
Скворцов знакомый свист,
Грибных туманов свитка, —
Скитальцу
Никуда от них не деться.
Из всех дорог
Одна
Желанная — домой
У богача и бедного скитальца.
Ждет каждого она.
И без дороги той
Не дай Бог никому
Когда-нибудь остаться.
8 августа 1998 г. Ушачи.
* * *
Спартанцы, готовясь идти на войну,
Точили мечи,
Примеряли латы.
И стал со всеми в шеренгу одну
Спартанец согбенный,
Подслеповатый.
Его спросили:
— Куда ты такой?
Скривил спартанец в улыбке губы:
— Коль пользы нет от меня другой,
Пусть враг об меня
Меч хотя бы затупит…
Когда от удушья спасенья нет,
Когда злом насквозь
Даже рожь пропиталась,
Идут на смерть
И пророк, и поэт,
Чтоб меньше пуль у врага осталось.
27 сентября 1998 г. Минск.
* * *
Не помнят века наказаний всех,
И люди не ведают сами.
Где тяжкий грех,
Где не тяжкий грех —
Какими взвесить весами?
Пьянит
Невинной вины вино.
Гнетет немота изгнанья.
Тяжелее всех наказаний —
Одно:
Родиной наказанье…
28 сентября 1998 г. Минск
* * *
Огонь держали в железной клетке,
А он вырывался на волю,
Не гас,—
Легко срывался, как птица с ветки,
Метался в бездне ночей
И глаз.
Огонь тушили,
Но без успеха.
Огонь душили,
А он выживал.
А он в тишине растворялся, как эхо,
И тихо под стрехами выжидал.
Огонь никогда не умел виниться,
Всегда со светом был наравне.
…И все неурядицы и небылицы
Сжигали сами себя
В огне…
20 ноября 1998 г. Минск
* * *
А як будзеце мед-гарэлку пiць,
Успомнiще пра мяне:
А дзе ж тая сiрацiначка
На чужой старане…
Из белорусской народной песни.
Хотя совсем недалеко она, —
Та сторона, —
Но видится чужою.
Ведь не согрета собственной душою,
Домой сквозь слезы стежка не видна.
Грусть, на руку облокотясь, уснет,
Но сердце гложет боль, не отпуская.
И камень, как подушка, пуховая
На родине
И выше небосвод.
И мысль, как ласточка, летит домой,
Где туча с градом
Мнится хлебом с солью.
И остается лишь вздыхать застолью
По тем,
Кто не пришел на пир честной.
23 апреля 1999 г. Минск.
* * *
Может стать и родина чужбиной,
Мачехой
Для сыновей своих,—
Ложью их обвить, как паутиной,
Чтобы даже голос их
Затих.
Только родины вина ли это?
Грусть в душе осядет,
Боль пройдет.
Там, на родине,
Для встречи,
Где-то
Тихо мать-и-мачеха
Цветет.
И потянет душу нестерпимо
Вновь взглянуть
На родину свою.
Холодно печной трубе
Без дыма,
Без гнезда
Тоскливо соловью…
6 августа 1999 г. Ушачи
* * *
Смотрю на облака, —
Они, как дым,
Плывут по небу вслед за листопадом.
Наверно, хочется —
Печальным — им,
Чтоб глянул кто-то вслед
Прощальным взглядом.
Пусть от меня несут они поклон
Изгнаннику и другу на чужбине…
В грусть запахнувшись, догорает клен,
Дань золотом отдав
Родной долине.
Пастух небесный — ветер кочевой,
Дай тучам хоть на миг остановиться,
Дай насладиться
Светлой тишиной,
Которая в изгнанье
Другу снится.
5 октября 1999 г. Минск,
10-я больница
* * *
В челне тоски отчалило тепло
И уплыло.
Пахнуло холодами.
С ветрами,
Убеленное годами,
Устало спорит ворона крыло.
В душе не угасает теплый свет.
Пред ним бессильна грозная стихия.
Еще идут последние,
Сухие,
Листки-открытки из минувших лет.
В них что-то смутное про листопад,
Про весны,
Что шутя отшелестели.
Душа теплеет.
Холодеет взгляд.
Все зримее гусиный клин метелей.
6 декабря 1999 г.
Письмо последнее, не отправленное
Потрескивают пластинки старые,
Уцелевшие,
Как будто в печке дрова отсыревшие.
Из далекого прошлого —
Простуженного,
Завороженного –
Вытаивает и льется
Мелодия.
Проступает из-под снегов
Вязью
Забытых птичьих следов…
Как лемех, по черному полю
Гонит бороздку иголка,
В своей изначальности
Не зная еще о меже.
Воспоминанья хмелят и кружат
Тоскливо и долго,
На стерне безразличной
будничности
Колко
Босой душе…
31 декабря 1999 г. Минск
*«Лiсты у Хельсiнкi» МГА «Беларускi кнiгазбор», Мiнск, 2000 г. Публикуется небольшая выборка из книги
1 Сум (бел.) — грусть, тоска, ностальгия.