Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2002
Владимир Корнилов умер 8 января.
Наш верный и любимый автор — в “ДН” не только регулярно появлялись его стихи, здесь была опубликована, пожалуй, самая значительная его проза — повесть “Девочки и дамочки”.
Поэт, которого рекомендовала в Союз писателей Анна Ахматова.
Один из авторов знаменитых “Тарусских страниц”.
Человек, имевший мужество в советские времена выступать в защиту преследуемых властями за инакомыслие (и А. Синявского с Ю. Даниэлем, и
А. Сахарова, и многих других) и публиковаться в “тамиздате”, за что — по совокупности — и был исключен из Союза писателей и отлучен от своих читателей вплоть до 1986 года.
Человек с идеалами и принципами, что так редко и непопулярно в наши прагматичные времена, имевший мужество сказать: “Считали: все дело в строе,/ И переменили строй,/ И стали беднее втрое/ И злее, само собой.// Считали: все дело в цели,/ И хоть изменили цель,/ Она, как была доселе,/ За тридевять зе-
мель.// Считали: все дело в средствах,/ Когда же дошло до средств,/ Прибавилось повсеместно/ Мошенничества и зверств.// Меняли шило на мыло/ И собственность на права,/ А необходимо было/ Себя поменять сперва”. (Эти стихи открывают десятый, последний его сборник стихов “Перемены”, вышедший в прошлом году.)
Владимир Николаевич позвонил в начале декабря. Я обрадовалась — думала, он закончил статью, над которой для нас работал. Оказалось — звонил попрощаться (максималистски требовательный к себе и другим, он был при этом поразительно деликатным, благодарным и теплым человеком). И предложить новые стихи. В привезенном дочерью конверте была объемистая стопка стихов и записка: “…Было бы совсем морально тяжело, летом успел написать что-то вроде книги (уже после “Перемен”), и недавно в “Литературной газете” напечатали семь стихотворений (примерно 250 строк). Помня о Вашем предложении, надоедаю еще половиной оставшегося стихотворного хозяйства”.
Владимир Николаевич успел увидеть отобранные нами стихи и добавить еще несколько, успел позвонить: “У меня не было в жизни такой большой подборки…” Номер журнала выйдет к сороковинам.
“Я люблю вас, от вас уходя”, — написал он в одном из прощальных стихов. Он ушел. Нам остается боль — эти его стихи и наша боль от того, что его больше нет.
Наталья Игрунова
>Пролог Не итогом, а только прологом Оказались и жизнь и судьба. Убежавшим с уроков пророком До сих пор ощущаю себя. Правда, напрочь изношено тело, А другого, — увы! — не дано, Но беспечности нету предела И доверчивости — заодно. Что томило меня, то осталось Полстолетья с довеском спустя... Перед миром — я рухлядь и старец, Перед словом — все то же дитя. Стих Кто его родня? Гитара? Лира? Песнопение или молитва? Или он изгой, проклятье мира, И с ним рядом петля и поллитра? Выскажусь, предтечам не переча, Он дитя не лиры, не гитары, Не молитвы. Он лишь точка встречи С тем, что никогда не прилетало. Отходная Последняя нелюбовь Условье наших смутных дней... Баратынский Господи, до чего ж настырна И настойчива, и смела: Обложила с фронта и с тыла, Возомнила: ее взяла. Разрешение всех загадок, Разрушение всех цепей, Дай прожить дней моих остаток Без назойливости твоей. Но, решив, будто всех мне ближе, Пристаешь в ночные часы. Хорошо хоть, в упор не вижу Ни косы твоей, ни красы. Отвали! Ну чего прилипла? Поживем хоть немного врозь. Отвали! — повторяю хрипло, Голос мой ослабел от просьб. Ни любви никакой, ни страсти У меня ни в одном глазу. Но не вечно мужское счастье — Скоро сам к тебе приползу. Ворон Не грози мне смертным приговором, Я хоть хворый, но еще живой, Не кружи, нетерпеливый ворон, Над моей бедовой головой. У тебя зрачки чернее дегтя, Твой окрас трагически красив, Но скажи, чего достигнешь, когти Синие свои в меня вонзив? Присуха Маловато чего достиг, Мучась присухой в келии — Вместо глазури — покрыл свой стих Траурной пастой гелевой. И ни жива, да и ни мертва, Скрадывая все мелочи, Вдруг почернела моя строфа, Точно квадрат Малевича, Вся закосневши, вся затвердев... — Ну-ка с такою выбеги За волнолом или за предел В водовороты лирики!.. 11 декабря 2001 Глазами клоуна Усесться б на поребрике Да расчехлить гитару, Но нету слуха-голоса, С того и не пою. На рифмы и на реплики Меня едва хватало, А нынче лишь для хосписа Готовят жизнь мою. Куда ушла гармония — Навряд ли кто ответит, Но всё ж, куда-то канула — Не соберешь концы. Ласкали, как ладонями, Меня любовь и ветер, А нынче держат ампулы Да с морфием шприцы. Запел бы — нету голоса... Теперь стал слабым-слабым, И знать уже не ведаю, Что встречу впереди. Но только вместо хосписа, Наркотиков и ампул С негромкою победою Позвольте мне уйти. Золотое Разновидностей не перечислить: Золотое сеченье стиха, Золотое сечение мысли И высокого, и пустяка. Золотое сеченье надежды, Золотое сечение мук И в сиротстве полночном, как прежде, Снова речью становится звук. Стиснул губы? Еще крепче стисни И сильнее еще береги Золотое биение жизни, Выходящей из левой руки. Место Хорошего — понемножку, Точнее — всего пустяк... Отправимся в путь-дорожку, Не век же торчать в гостях. Но в домовине тесно, Поместишься там с трудом, И странно, что это место Пришло к нам от слова дом. Чистота Двустворное окно — два на два — Светло, огромно и квадратно, И небо через два стекла Размыто синькою слегка. Не на поле Аустерлица — Под наволочкою из ситца, Весь день блаженствую, увы, Не поднимая головы. Лежу всех тише и всех ниже И напоследок четко вижу На подоконнике цветы И небо редкой чистоты. Старый топчан Упирался, как мог. С укором Двери скрёб и все стены скрёб — Кабинетом и коридором Выносили тебя, как гроб. Тридцать лет и еще три года Верою-правдою мне служил И такого не ждал исхода Для себя и своих пружин. Был я злобным после попойки, После ссоры вряд ли хорош — Ты терпел, за что на помойке Догоришь либо догниешь. К черту — преданность, к бесу — гордость! Сам закон бытия зловещ: Послужи и придешь в негодность, Все равно — человек ты, вещь... Потому во времени скором, Не особенно и скорбя, Кабинетом и коридором Пронесут меня, как тебя. Заново Если за семьдесят с чем-нибудь лет Не одолел расстояния, Не было, значит, не будет и нет Смерти, и нет расставания. Значит, печей и чертей нет в аду — Зря вы чернуху нам лепите! — А безмятежно скользят по пруду Лебеди, лебеди, лебеди... И потому-то ничуть не страшись Непоправимого самого: Непостижимая движется жизнь Всюду, повсюду и заново. Происхождение Аристократы, древние греки, Храмы и статуи — это не мы. Мы человеки, полукалеки, Мы для сумы, а верней — для тюрьмы. С суши на море, с моря на сушу Нас не тащил хитроумный Улисс. Не бороздить нам Эгейскую лужу И не царить средь всемирных кулис. Нам безразлично, что вешать на древко... Вытащив нож, мы бухтим по душам... Вождь и пророк у нас каторжный Федька И предводитель наш из каторжан. Дорога Через Житомир на Пензу, То есть не по прямой, Ночью, горланя песню, Ехал ровесник мой. Что его в путь толкало, Вряд ли сказать бы мог — Видно, душа алкала Самых кривых дорог. Ветер ныряет в поле, Чист и прохладен мрак. Словом, не всё равно ли Ехать куда и как? Пенза или Житомир — Не разглядеть в окно, Жив, а, быть может, помер, В общем-то, всё равно. Требуется немного: Небо и в нем луна, И по душе дорога, Ежели цель темна. Боль (Короткая поэма) 1 Был он вчера с микроб, Нынче уже в зените... В смертном свело соитье Лайнер и небоскрёб. Это начало века И десяти веков, Это мечта и Мекка, Битых силовиков, И мегатонны боли Всюду, в любой стране... Всё это поневоле Отозвалось во мне. 2 Боль. Боль. Сверхболь... Похоже, Вырыт войны топор. Так отчего же, Боже, Ты допустил террор? Праведное ли дело — Ввергнуть в неравный бой Немолодое тело И молодую боль? Гордая диверсантка — Ей неохота жить, Но, разъярённой, сладко Всё вкруг себя крушить. Пара зарядов мощных — Замысел чем не прост? — И полетел, как мост, Старческий позвоночник... Болью прошит, похожим Стал я на решето... Боже, прости, но все же Хоть объясни, за что... 3 Как полукровок, отпрыск Жертв, а еще — громил, Я не билет, а пропуск Выпросил в этот мир На откидное место В самый последний ряд... Мир как театр, но с детства Напоминал мне ад. С детства душа болела Ночью и даже днем; Сердце мое и тело Вечно смущал погром: Шла слобода на гетто, Гетто — на слободу. Прятать в себе всё это Было невмоготу. 4 То ли терзая грудь, То ли спасая душу, Я изнутри наружу Рвался — да толку чуть... И оттого тревога Зрела весь век во мне... Но до чего ж убого Было в моей стране: В грозном своем злосчастье, Бредя опять войной, На две неравных части Разделена; в одной — Блок, Пастернак, Есенин; Бред — во второй и страх... И для себя в стихах Я изыскал спасенье. Жизнь променяв на лиру, (Жаль,— не на волшебство!..) Я для сего стал мира Не от мира сего. 5 Дьяволова работа! — Хоть и ценою в грош, А не пошлёшь в болото — Сам туда с ней уйдешь. Вся на разрыв аорты И заодно — души... Зря ли признался гордо: Пишущие — бомжи... Жмурики краше в морге!.. Всё у нас вкось и вкривь. Роемся на помойке Ритмов, словес и рифм. ... Жалкую жизнь влачу, Но в языковой яме Я не слова ищу — Скрытую за словами Тайну, но не секрет... Мало она витальна, Всё ж во Вселенной нет Истины выше Тайны. 6 С фронта открыт и с тыла, Ветром продут насквозь... Сумрачный, как горилла, В рифму писал уныло И чересчур всерьёз... Всё ж ты меня любила, Славно с тобою было И одиноко врозь. Время, сжимая в пясти, В пыль нас могло б стереть, Но оставалось счастье Всё ж сообща стареть. Где ж вы, любовь и радость, Радостная любовь?.. Хворый, могу стать в тягость, В тягость мне станет боль. Зла и неизлечима (Главное, то, что зла...) — С близкими разлучила, С дальними развела. Мало чего изменишь, Стал я давно не тот: Гнет меня сволочь-немощь, Боль меня мука бьет. 7 Двинет то здесь, то там — В левый, то в правый бок, Носится по тылам, Как партизанский полк. Хрена ее возьмешь, Эту не извести: Вся ее сила-мощь В неуловимости. Свой позвоночник-мост Не возведу опять... Вскоре откажет мозг Думать и рифмовать. Ведать бы наперёд, Что предстоит-грозит, Что напоследок ждёт Невыносимый стыд. 8 Помощи ниоткуда Ждать и уже не жду, Всё же унять не худо Эту мою беду. С детских годов неловкий, Реже, чем большинство, Просьбой о жизни легкой Я донимал Его. Впрочем, Душа Живая, Мало того, что Бог, Сам бы, чего желаю, Он догадаться б мог. ...Жизнь стала вроде гроба, Даже еще тесней. Сердце частит, хвороба Прет изо всех костей. Прежде, чем катафалку Тронуться в бодрый путь, Господу контрамарку Не позабыть вернуть. Деревья ...дерево пою... О.Мандельштам Из даров Господних Прочно и давно Сердцу соприродно Дерево одно. В листьях или в хвое — Хоть пилил-строгал — Обожал живое, А не матерьял. Может быть, и звери Хороши, но всё ж Нету им доверья, Ибо с ними схож. Но зато деревья В центре и в глуши, Дарят удивленье И восторг души. Ни сосны, ни клена Тайны не постиг, Потому влюбленно И гляжу на них. Кривая До свиданья! До лучших времен — Не скажу, ибо лучше не будет, И поклясться могу, умудрен, Будут лучшие — нас позабудут. Жизнь для будущего — ерунда, И для нынешнего — не сахар. Потому-то еще никогда Я не квохтал над ним и не ахал. Не хитрил, не химичил, себя Прямо с кожей от благ отрывая, И меня, все равно как судьба, Всякий раз вывозила кривая. Свет от лампы Свет от лампы — отнюдь не коварный — Не назвать мне «прости и прощай»... Маловаттный, к тому ж прикроватный, Он приносит не только печаль. Не проходит ознобом по коже, Он ведь — успокоение весь, В нем всего и милей, и дороже, Что со мной он и полностью здесь. Всё, как есть, перепуталось ныне, И недели длинней, чем года, И сильней, и тревожней, родные, Я люблю вас, от вас уходя. Все стихотворения написаны в 2001 году (Примеч. автора.)