Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2002
Вячеслав Глебович Куприянов родился 23 декабря 1939 года в Новосибирске. Окончил Московский институт иностранных языков в 1967 г.
Первая публикация стихов в 1962 г. Автор поэтических книг «Жизнь идет» (1982), «Дайте договорить» (2002) и других. Переводчик немецкой поэзии (Гельдерлин, Рильке). Много переводил поэтов Латвии, Армении и других республик СССР.
Лауреат Европейской премии по литературе в Югославии. Член Союза писателей России и Сербии. Живет в Москве.
* * * Полутона Платона В Исповеди Августина Разумно и благосклонно Проходят мимо Плотина. Платон в полутьме заката, Но песня его не спета, Он весь в Эроте Сократа, Он полон идеей рассвета. И, сеть свою в суть забросив, Себя в осененных числя, Ловит философ Лосев Внезапные проблески мысли. Вознесены в итоге Над суетою бренной Все, кто мыслил о Боге, О времени и о Вселенной. А ты — никто, ты во мраке, Готов уже выплакать очи... Не верь — неизвестность — враки, И тьма — лишь идея ночи! И пусть себе лиходеи Здесь властвуют над умами, Плодя пустые идеи, — Не меркнет небо над нами! * * * Кто-то ломится в культуру С наглостью черновика. Вдруг тебя заметят сдуру И прославят на века. Надо только оказаться Вовремя среди своих И на ниве подвизаться, Где возделывают стих. Тут ввернуть словечко кстати, Там сказать белиберду, Привязать себя к цитате И остаться на виду. И нести без остановки Редкостную чепуху, Есть различные уловки, Как держаться на слуху. Пустяковый труд на вес-то, Просто вовремя успеть Показать такое место, Что стеснительно смотреть. Вот тебя, как бочку, катят, Вот качают на руках! Тут поддержат, там подхватят На заморских языках. И уже пришла известность, Бредни обратились в быль. Неизящная словесность Утверждается как стиль. Философические письма (Чаадаев) Письмо первое Когда же, наконец, чело человека озарится лучом высшего разума, ведь мы уже всем своим XX веком преподали не один великий урок миру, мы, самая сухая часть суши, омытая самыми сырыми морями, мы, народ, омытый морями собственной крови, чужой крови, когда, наконец, мы найдем способ связаться с тем, что было до нас и что будет после нас, немота наших лиц, блаженно уравновешенная ложью чужих уст, скоро ли сменится долгожеланным необщим выражением озаренного мыслью человеческого чела — когда, наконец, дайте ответ сумасшедшему затянувшегося неудачного века. Письмо второе Мы неосторожно поселились здесь, в этом жестоком безнравственном климате, и нам во избежание большего зла надлежит из глубин заветной мысли восходить на европейский, якобы, уровень деликатного вкуса, ибо мир не сочувствует ничему глубокому, но благоволит к видимому духу порядка. Значение народов в роде человеческом лишь их духовной мощью определяется, а не тем завидным шумом, который они вольно или невольно производят. Круг свободы, в который нас загоняет рабство, отнюдь не расширяющаяся вселенная, а сужающийся и нас поглощающий омут, который сводит нас вечно к одной и той же самосветящейся точке, которая и есть геометрическое место всех ожиданий восхода нового солнца, куда до сих пор с нетерпением смотрят Пифагор, Зороастр, Сократ и Платон, попытайтесь и вы не отвращать взора от этого завещанного всеми ожиданиями света. Письмо третье Возможное и необходимое перерождение нашего существа должно опираться на силы разума, заключенные в нем самом. Сердце, вопреки физическому своему состоянию, духовно остается одним и тем же, необъяснимым, тогда как разум в себе мы постоянно открываем, доводя мелькнувшую мысль до неугасимой идеи. Однако опора внутри нас лишь тогда выдерживает напряжение духа, когда осознана поддержка, которую может нам дать лишь опора вне нас, и главный вопрос нашей жизни и места ее во вселенной в том, как открыть внутри нас действие верховной силы. Вот и следует прежде всего преодолеть искажение картины мира, в котором повинен только наш искусственный, озлобленный разум, извращающий суть предметов и заслоняющий видимостью свободы четкость границ в абсолютном порядке вещей, подчиненном искомому верховному разуму, потому совпадение наших посильных помыслов с руководством верховной силы единственно восстанавливает реальность духовного порядка, позволяя нам избежать виртуального зла и сотворить посильное благо, общее всем временам и странам, благо, хотя и во имя человека, но не человеком вымышленное. Письмо четвертое Превращая высшее Существо в Землемера мы низводим его до нашего уровня это наш ограниченный разум упираясь в бесконечное Божественное отсекает нам доступные числа и мы ни на меру не приближаемся к очевидности в нас заключенных моральных действий. Вечное смешение конечного с бесконечным видимого с невидимым ощутимого с необъятным эта необоснованная принудительность лишь повредила нравственные начала. Нам ничего не дает природное всемирное тяготение не будь ей силы противной Первотолчка или Отталкивания и отсюда миры параллельные в одном из них зиждется наша свобода воли в другом же побудительная внешняя сила Мы существа удаленные отнятые от высшей реальности мы не устаем от своих заблуждений как будто все идеи рождаются в нас через внешние чувства тогда как заочная область духовного вообще вне времени и пространства но только в самой идее времени и от идеи времени можно прийти к идее движения вообще умственного или нравственного с о е д и н е н и е вот причина действия человека соединение силы случайной с высшей силой точно также притяжение действует лишь в союзе с отталкиванием Но Божественная власть никогда не попирает нашу свободу ибо мы не имеем полного сознания этой власти. К несчастью человек понимает иначе свою свободу и созидает вместо космоса хаос мы производим ужасные опустошения в недрах творения и не только деяниями но и душевными устремлениями мы идем вразрез мировому порядку * * * Роберт Грейвз, старый английский поэт, В гостинице «Европейская» в Варшаве Ногой с размаху достает дверную притолоку И говорит мне — А ты так можешь? У нас в России Таких старых поэтов нет, Что могли бы ногой с размаху И сказать молодому поэту — А ты..? Поэт у нас в России Может сказать поэту помоложе — Ты так тоже сможешь, Тоже станешь членом Союза. В России мало поэтов Доживают до старости. Был один, да и тот Сказал Пушкину Явную чепуху — Вот кто заменит Державина! Варшава, 1975 Страх Я боюсь что страшное еще вернется из прошлого я боюсь что страшное еще нагрянет из грядущего я боюсь настоящего страха боюсь что страх уже не поможет * * * глядишь вперед своими очами грешными видишь как по капле накапливают океан для всемирного потопа надеясь выйти сухими из этой воды как высекают искру за искрой для мирового пожара надеясь на этом нагреть руки тайно сколачивают ковчег роют бункер обещают явно воздушные замки спешишь очнуться оглянуться назад увидеть закрытыми глазами вместилище жизни лес игру русалок и рыб в еще чистых речках под золотым сечением солнца океан-море рождает богиню любви из пены и вот уже кто-то как посуху идет по смиренным волнам голоса детей из детского сада над могилами предков шумят сады тишина в садах академа еще скрывает древо познания добра и зла райский сад так идешь оглядываясь в грядущее