Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2002
В одной из весьма популярных некогда песен, которая по праву может быть отнесена к разряду “старых песен о главном”, звучали слова: “Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой”. Они невольно всплывают в памяти, когда обращаешься к тому, что на рубеже XX и XXI столетий происходит в России с правом наций на самоопределение.
Из руководства либерального “Союза правых сил” (СПС) президенту Российской Федерации был в свое время представлен план урегулирования чеченской проблемы, содержащий предложение официально отказаться от принципа самоопределения наций как отжившего свое тезиса, придуманного Лениным. В ходе парламентских слушаний в Госдуме РФ “О проекте Федерального закона “Об основах государственной национальной политики в РФ” на этот закон возлагалась и задача разрешить противоречия, содержащиеся в Конституции РФ, которая “не могла погасить колоссальную инерцию национализма, подчас воспринимаемого как право наций на самоопределение вплоть до образования самостоятельного государства”.
Резко противоречиво обозначаются позиции и в среде научно-политической элиты. Во время одного из заседаний высокопредставительного Совета по внешней и оборонной политике выступавший с докладом Е. Примаков напоминал, что “в мире на территории 150 государств проживает 2500 народов и этнических групп. Если каждая заявит свои права на образование собственного государства, воцарится хаос”. Ему возражал В. Никонов: “Никто не может поставить заслон тяге к самоопределению наций, поскольку она неизбежно станет и уже становится одной из доминант в международных отношениях. Размножение государств идет полным ходом: после окончания Второй мировой войны их насчитывалось всего 50, сегодня только под крышей ООН — 190, а в будущем, не исключено, их будет порядка 500”. Позднее Е. Примаков уточнил, что призывал не душить самоопределение, а только препятствовать насильственному переделу сложившихся многонациональных государств.
Тем временем, пока идут эти споры, обучающимся в Российской Академии Государственной службы при Президенте Российской Федерации уже не первый год внушают, что “провозглашение права народов на самоопределение, затем закрепленного в документах ООН, до определенного периода служило делу прогресса… Вместе с тем в дальнейшем оно стало деструктивным принципом, разрушающим не только колониальные империи, но и многонациональные федерации, а на настоящем этапе и многонациональные государства… …право народов на самоопределение не тождественно праву на государственный суверенитет”1.
1 Шуверова В. Д. Государственный суверенитет и право народов на самоопределение. Учебное пособие. М., 1997, с. 18-19.
А население России, две трети которого, по данным опроса начала 90-х годов, плохо представляет себе значение понятия “самоопределение”, внимает раздающимся с экранов телевизоров призывам политической элиты отменить фарисейски выдвинутое Лениным “право наций на самоопределение вплоть до отделения”. Так что уже не только “пахнет грозой”, но подчас и громы гремят, и молнии сверкают.
Все это побуждает обратиться к вопросу о праве наций на самоопределение, весьма важному применительно как к настоящему времени, так и к будущему, особенно в свете развивающихся процессов глобализации.
* * *
Обращение к прошлому потребуется для того, чтобы выяснить, из чего можно и нужно исходить в настоящем и будущем, и для того, чтобы предостеречь от бытующего у нас стремления “наступать на те же грабли”, и для того, чтобы не позволять политикам, что называется, “наводить тень на плетень”.
Начнем с последнего, связанного с деятельностью В. И. Ленина, но не только. В действительности он не являлся ни автором формулы, ни основоположником принципа “право наций на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства”. Возникновение идеи национального самоопределения связано с эпохой Просвещения, с Великой Французской революцией и основанием независимых США в XVIII веке. Сам термин “право наций на самоопределение” оформился в 70-е годы XIX века и впоследствии вошел в установки либеральных и социалистических движений. Причем и тогда, и особенно в 1918 году этот принцип использовался великими державами как инструмент международного соперничества и обеспечения угодного им мироустройства. РСДРП изначально восприняла решение, принятое в 1896 г. II Интернационалом и гласившее, что “он стоит за полное право самоопределения всех наций”.
Ление подчеркивал, что право наций на самоопределение — это право на отделение и образование самостоятельного государства. Но рассматривал это как принципиальную установку, а не призыв к действию. Последнее определяется конкретно-исторически.
Ленин отмечал: “Мы за право отделения (а не за отделение всех!)… Отделение вовсе не наш план… В общем мы против отделения. Но мы стоим за право на отделение ввиду черносотенного великорусского национализма, который так испоганил дело национального сожительства, что иногда больше связи получится после свободного отделения!!!”1
В прошлом уже предпринимались попытки отказаться от “права наций на самоопределение”, причем шли они из стана убежденных борцов за народные интересы (например, революционных социал-демократов Польши, части российских большевиков). Побуждали к этому либо опасения (справедливые), что используют его “не те”, а именно — буржуазные националисты, либо расчеты на то, что назревающая мировая революция приведет к тому, как писал поэт, “чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем”. Однако прошедшие с тех пор десятилетия, в ходе которых решались проблемы становления независимой польской государственности, взаимоотношений России — Польши, России — Латвии, подтвердили значимость права наций на самоопределение.
В рамках данной статьи нет возможности, да и необходимости подробно останавливаться на истории вопроса, однако выделить, с чем пришло мировое сообщество к началу XXI века, представляется важным.
А оно, отвечая на бурные вызовы складывающегося после Второй мировой войны нового миропорядка, зафиксировало свою позицию по этому вопросу в ряде документов Организации Объединенных Наций, Международной Организации Труда, в международных пактах и декларациях, в региональных соглашениях,
а также в международных неправительственных декларациях.
Уже в Уставе ООН (1945 г.) внимание акцентировалось на том, что межгосударственные отношения должны строиться “на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов”2.
1 Ленин В. И. ПСС, т. 48, с. 234—235.
2 Организация Объединенных Наций. Сб. документов. М., 1981, с. 144.
Резолюция Генеральной Ассамблеи (ГА) ООН в 1960 г. зафиксировала: “Все народы имеют право на самоопределение; в силу этого права они свободно устанавливают свой политический статус и осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие”1. Это положение в дальнейшем повторялось во всех международных документах. Причем, предписывая всем государствам “уважать право народов и наций на самоопределение и независимость”, ГА ООН в своей резолюции (1965 г.) подчеркивала, что “это право должно осуществляться свободно и без какого-либо внешнего давления и при полном соблюдении прав человека и основных свобод”2.
В резолюции ГА ООН 1970 г. определялись варианты осуществления этого права: “Создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним, или установление любого другого политического статуса, свободно определенного народом”. Подчеркивалось при этом, что государства должны “воздерживаться от любых насильственных действий”, лишающих народы их права на самоопределение, а народы, добиваясь осуществления своего права на самоопределение, “вправе испрашивать и получать поддержку в соответствии с целями и принципами Устава Объединенных Наций”. В то же время указывалось, что содержание резолюции не должно истолковываться как “санкционирующее или поощряющее любые действия, которые вели бы к расчленению или к частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, соблюдающих в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов”3.
1 Организация Объединенных Наций. Сб. документов. М., 1981, с. 573.
2 Там же, с. 453-454.
3 Там же, с. 466, 467.
В “Заключительном Акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе” (Хельсинки, 1975 г.) формула “право на самоопределение” фиксируется вновь и тесно увязывается с задачей сохранения территориальной целостности государств.
Всемирная конференция по правам человека (Вена, 1993 г.) в своей Декларации называет важным “эффективное осуществление этого права”, а отказ в праве на самоопределение нарушением прав человека”, резолюция ГА ООН 1985 г. обращает внимание на то, что он может повлечь за собой ситуации, ведущие к “массовым и грубым нарушениям прав человека, народов”.
* * *
С принятыми международными резолюциями и декларациями необходимо считаться, однако они недостаточно конкретизированы и оснащены необходимыми механизмами действия, а потому вызывают разногласия, споры, расхождения позиций. Их полюсами являются, с одной стороны, абсолютное отрицание такого права, с другой — его же фетишизация. В рамках этих полярностей располагается целый спектр подходов и толкований. Сами крайности сходятся в том, что ведут к отказу от серьезного анализа, от стремления к преодолению сложностей на пути правового совершенствования и осуществления самоопределения народов.
Между тем эта проблема приобрела во второй половине ХХ века особую актуальность. И не только в связи с результатами Второй мировой войны, процессами деколонизации, но и как отражение и выражение процесса “этнического ренессанса”, который нарастает во всем мире. Самые разные народы проявляют желание сохранить, упрочить или восстановить свойственное им своеобразие. Даже государства, где такого рода тенденций издавна не было, ратуют за свою частичную или полную самостоятельность (например, Шотландия в Великобритании или провинция Квебек в Канаде).
Можно, конечно, ссылаться на “смутьянов”, негодовать по поводу “этнического мародерства”, “гиперэтнизма”. Однако давно замечено, что ссылки на “смутьянов” в отношении катаклизмов, совершающихся в общественной жизни, ничего толком не объясняют, а понимание происходящего и его перспективы катастрофически затемняют. (В результате власти предержащие с трудом и слишком поздно, как в феврале 1917 г. в России, понимают — “это не бунт, а революция”.)
Между тем для народов право самоопределяться означает свободу выбора, основу такого их существования и развития, какое они сами предпочитают, вплоть до того, быть им или не быть, фактически или формально (так, например, ныне в России из народа мордва появились народы эрзя и мокша).
В этой связи примечательна ситуация в Испании, которая по конституции является государством автономий. Требование включить в конституцию страны положение о праве народов на самоопределение, отстаиваемое умеренными националистами Страны Басков, категорически отвергается Мадридом. Между тем для оппозиции это не лозунг, а приведение закона в соответствие с международным правом, что имеет и важное социально-психологическое значение. Один из баскских политиков выразил его так: “Я не хочу разводиться со своей женой, с которой прожил всю жизнь. Но и не желаю, чтобы закон не признавал за мной права на развод”. Многочисленные опросы в 2000 году показали, что в случае референдума за независимость в Стране Басков проголосовали бы лишь 20-30% жителей, а свыше 70% поддержали бы требование большей автономии.
Вообще та деструктивность, разрушительность, на которые ссылаются в поддержку своих требований сторонники ликвидации или выхолащивания идеи самоопределения народов, во многом связана с курсом властей предержащих, стремящихся, не избегая и применения силы, воспротивиться даже ограниченной деятельности по использованию народами, проживающими в полиэтничных государствах, соответствующего права.
Все это говорится не в оправдание ни негативных последствий, с которыми нередко связана реализация самоопределения народов, ни лидеров, его осуществляющих, но об этом речь впереди.
В отличие от навязчивого стереотипа, ныне бытующего в российских СМИ, где самоопределение народов зачастую подается как однократный акт провозглашения их независимости, оно — сложный, комплексный, протяженный во времени процесс преобразований: политико-государственных, экономических, социальных, культурных. Дело осложняется еще больше, если самоопределившийся народ присоединяется к иному независимому государству или объединяется с ним. Тогда возникают новые проблемы интегрированного развития общегосударственного комплекса.
К тому же, поскольку самоопределение народов согласно международному праву неотделимо от их равноправия, за ним не только закрепляется высокий статус, но и его осуществление подчиняется важным объективным требованиям. Оно должно быть самоопределением всего народа, а не “за чужой счет”, и внутри, и вовне. Равноправие должно соблюдаться и по отношению к иным народам, их государствам, и к той или иной системе государств, в рамках которой осуществляется самоопределение, и по отношению их к мировой системе в связи с глобальными проблемами — например, экологическими, — стоящими перед человечеством. Соответственно самоопределение народа(ов), при том, что оно осуществляется свободно, не может быть односторонним актом. Механизм осуществления равноправного самоопределения по сути своей должен быть консенсусным, что не исключает противоречий и конфликтов, но их консервация, а тем более разрастание порой заводят в тупик. И в системе международного права “право на самоопределение” не является неким абсолютом.
В реальной практической деятельности все это весьма сложно, тем более, что разработка, координирование, уже не говоря об осуществлении тех или иных правовых норм в данной сфере, оказываются не просто на стыке, но и в области столкновения противоречивых интересов государств, народов, их лидеров. Поэтому-то, как отметил однажды видный деятель большевистской партии и правительства Украины В. Затонский: “Принцип самоопределения наций очень хороший, пока дело касается Индии и Египта… но слишком непонятный, когда приходится решать все эти вопросы на разных окраинах вроде Украины…” Сложность состоит еще и в том, что подчас самоопределение пытаются свести к сугубо территориальной проблеме.
В результате события зачастую обретают конфликтный характер (Квебек, Шотландия — исключение), достигающий и уровня военного столкновения. Но даже если дело не доходит до войн, сам процесс самоопределения, к сожалению, нередко приносит новую конфликтность, обретает взрывоопасность.
Кроме того, оказывается, что осуществление права народов на самоопределение, особенно когда речь идет о создании отдельного независимого суверенного государства, не сулит им, по крайней мере в ближайшем будущем, не только ожидавшегося “рая земного”, но и сколько-нибудь значительной всеобщей экономической и социальной выгоды. С этим столкнулось и население бывших республик СССР, ставших независимыми государствами. Например, в Украине социологические опросы, проведенные в 1998 г. Институтом социологии Национальной Академии Наук Украины и фирмой “Социс-Гэллап”, показали, что, хотя 47% респондентов твердо считали СССР империей, а только 15% твердо этого не считали, лишь 18% постоянно не жалели о том, что прекратилось его существование. Ко времени опроса 52% сожалели об этом, а еще 14% — и сожалели, и не сожалели.
Противоречивость, конфликтность процесса обретения независимости оказывается чреватой громадными потерями, в том числе и человеческих жизней. Дестабилизируется международная обстановка. Это и подталкивает порой выступать против права самоопределяющегося народа “на отделение”. Но на самом деле речь должна идти лишь о том, что право народа свободно самоопределиться относительно своего государственного статуса не означает “независимо ни от чего”, его нельзя абсолютировать.
Решение конкретной проблемы самоопределения требует взвешенного рассмотрения заинтересованными сторонами вопросов объективной обоснованности, подготовленности к тем или иным действиям, в том числе и вопроса о формах, методах осуществления самоопределения, его “цене”, последствиях и перспективах. Причем, как уже говорилось, с учетом интересов и прав не только непосредственных участников акта самоопределения, но и опосредованно связанных с ним государств, регионов, континентов, всей мировой общественности.
В связи с этим существует необходимость определить критерии соответствия притязаний на самоопределение реальному положению дела, особенно когда ставится вопрос об отделении. Как отмечают специалисты, сложились разные подходы к вопросу о критериях. Одни считают, что основанием для отделения может быть плебисцит, решение, принятое путем референдума. Другие полагают его недостаточным, а обязательным считают соблюдение ряда условий: наличие четко определенного народа и территории; наличие веских причин; способность данного народа к здравому управлению, в том числе к обеспечению прав новых меньшинств, а также контроль за возможными пагубными последствиями для внешнего мира.
По-видимому, справедливо, когда рассуждающие об обоснованности притязаний на самоопределение народов склоняются к тому, что главное здесь — демократическое волеизъявление. Беда в том, что в ходе плебисцита, референдума, даже при демократичности их проведения, воля народа будет выражена весьма условно и относительно. Адекватному выражению ее мешают недостаточная осведомленность широких слоев населения, заведомая многозначность формулировок, по которым должно быть высказано общественное мнение, манипулирование им, диктат в процессе его формирования и т.д., а также и значительная изменчивость мнений. Все это имело место при проведении референдумов и опросов в СССР о сохранении Союза и о независимости входивших в него республик.
“Право народов на самоопределение”, включая и образование самостоятельного государства, по международно-правовым нормам признается не за всеми этническими общностями. Например, оно не принадлежит этническим группам, которые называют “коренными народами”. По международному праву таковыми являются аборигены, автохтонное население и их потомки, которые сохраняют свой особый образ жизни (например, народы Севера в России). Признав за ними групповые права, конвенция Международной Организации Труда (1989 г.) одновременно указывала, что использование в ней термина “народы” не означает, что к ним применимы права, которые обычно связывают с этим термином.
Право на самоопределение обычно не признается за этническими группами, которые считаются на территории своего проживания “национальными (этническими) меньшинствами”. Даже не будучи там количественно меньшинством, они являются, как правило, частью своего этноса, обладающего своей территорией и национальной государственностью в другом месте. К меньшинствам относятся также и этнические группы, меньшие, чем этническое большинство в государстве, находящиеся там в недоминирующем положении или обладающие этнокультурной спецификой и желающие ее сохранить. Не признается право на самоопределение за диаспорами.
Вопрос о применимости права на суверенитет и самоопределение к меньшинствам в контексте международного права относится к наименее ясным и отрегулированным, что чревато возникновением конфликтов. Так, например, в Сардинии движение за отделение этого острова от итальянского государства обосновывает свои притязания тем, что сардинцы — самостоятельная нация, хотя официально они — лингвистическое меньшинство в составе итальянского народа. Большую остроту приобрел вопрос, являются ли “национальным меньшинством”, обладающим ограниченными правами по сравнению с “народом”, сербы в Боснии, албанцы — в Косово, армяне — В Нагорном Карабахе.
Проблема реализации права народов на самоопределение осложняется противоречивостью, заложенной в сочетании, взаимоувязке интересов и прав личности и коллектива — в данном случае национального, в неизбежности вопроса о примате тех или других. Возможно искажение основного критерия, утверждающего, что высшей ценностью является человек, а не этнос. Однако необходимо учитывать и органичную взаимосвязь между защитой прав индивида — и народа. Нередко дискриминация человека ведет к осознанию им своей национальности, особенно если это дискриминация по национальному признаку. Как блестяще определил знаменитый польский поэт Юлиан Тувим, общность евреев идет не от крови, которая течет в их жилах, а от крови, которая течет из жил. Кроме того, многие из прав человека, в том числе и право выбора, возможность самоопределения, по ряду параметров являются коллективными, и индивид осуществляет их через посредство народа как его частица, соподчиняя себя целому. Г. Старовойтова писала: “Я посетила Абхазию, Южную Осетию, Нагорный Карабах, Приднестровье, Чечню, Палестину, Ольстер, Квебек. Повсюду можно встретить удивительную солидарность индивидуумов с группой, к которой они принадлежат… Люди умирают не столько за свою землю, сколько за сохранение своих уникальных особенностей на Земле”, готовы жертвовать жизнью во имя “сохранения своей этничности”.1 Вот почему отрицанием права народов самим определять свой политический статус, пути и способы своего развития сложных проблем, стоящих перед человечеством, не решить. Запрет и отрицание способны породить лишь сопротивление и безоглядное отстаивание своего права.
1 Старовойтова Г. Национальное самоопределение: подходы и изучение случаев. СПб, 1999, с. 13, 15.
Сложность в осуществлении права народов на самоопределение заключается еще и в том, что происходит сакрализация государственного суверенитета и в сознании тех, кто его добивается, и в сознании тех, кто этому противится. Но для самоопределяющихся народов не всегда оптимальным является обретение полного суверенитета. Ведь существует суверенитет внешний и внутренний, существует суверенитет ограниченный: частичный, разделенный, двойственный, функциональный. Претензии самоопределяющегося народа могут быть разными: жить в отдельном самостоятельном государстве, входить в конфедерацию, быть членом федерации, иметь статус ассоциированного государства, входить в общее государство — федеральное вовне и конфедеральное внутри, быть членом кондоминиума, когда два признанных государства, объединяясь, обладают совместным суверенитетом над определенной территорией, которая формально не принадлежит ни одному из них. Какие-то варианты могут больше устраивать данный народ, чем “полный суверенитет” без учета его последствий.
Кроме того, оптимальным решением в определенной исторической обстановке может явиться обретение прав автономии — территориальной или национально-культурной. В качестве мер, позволяющих снимать особую напряженность в сфере национальных взаимоотношений, в международной практике рассматриваются также асимметричные государственные отношения и множественная гражданская принадлежность. Первые, особо важные в случае, когда дело касается “разделенных народов”, заключаются в установлении прямых отношений между государством (например, Албанией) и значительным по численности, но негосударственным образованием в составе другого государства (албанцы — в Македонии). Второе — опирающееся не на этническое, а на гражданское толкование национальности — допускает двойное или двухуровневое гражданство, когда в международном паспорте указывается принадлежность и к государству, и к его составной части либо принадлежность к этнической группе фиксируется особым документом.
Ту или иную форму народ имеет право избрать свободно и самостоятельно, но реализация этого права требует согласования с другими народами, в особенности когда речь идет об образовании отдельного независимого государства. Отсюда и стремления, попытки выработать базисную модель условий, правил консенсуса и варианты для разных ситуаций.
По оценке ученых из близкого к ОБСЕ Центра Европейских Политических Исследований (ЦЕПИ), на Кавказе “имеются предпосылки для конструктивного компромисса при условии, что участники переговоров убедятся в необходимости обратиться к моделям XXI века, основанным на высокой степени независимости и множественной территориальной юрисдикции”. Например, применительно к НКАО речь может идти либо о статусе высокой степени автономии в составе Азербайджана, либо о создании конфедерации с ним, либо об образовании с ним “общего государства”, либо о кондоминиуме с Арменией и Азербайджаном. Предложение о создании общего государства фигурировало также в качестве вероятного способа урегулирования конфликтных отношений между Республикой Молдова и самопровозглашенной Приднестровской Молдавской Республикой. Причем урегулирование конфликтов стремятся осуществить, привлекая к этому внешних посредников.
Однако участие “сильных мира сего” — держав и международных организаций — в урегулировании конфликтов, касающихся самоопределения народов, даже в роли посредников, далеко не всегда приемлется участниками конфликта, особенно той стороной, от которой стремится отделиться ее часть. В качестве обоснования этого ссылаются на противоречие с закрепленным ООН “принципом невмешательства государства во внутренние и внешние дела других государств”.
Но порой при осуществлении самоопределения случаются такие катастрофические события, такое беззаконие и насилие творятся по отношению к самоопределяющейся стороне, что соблюдение “принципа невмешательства” превращается в парадокс и внешнее вмешательство для предотвращения массовых убийств или голода приобретает определенную легитимность.
Однако вмешательство, направленное против насилия, не должно само оборачиваться гуманитарной катастрофой для народа, правители которого не считаются с правами другого народа, как получилось в Косово. И вообще ООН, ее Совет безопасности, а не правительства тех или иных государств и их региональные организации (НАТО) должны решать, необходимо ли вмешательство и каковы должны быть его формы.
К сожалению, очень многие из печальных сторон реализации права на самоопределение народов оказываются на совести руководства существующих полиэтничных государств. В большинстве случаев потому, что в области этнических отношений не соблюдали принцип последовательного демократизма, проводили дискриминационную политику и тем самым после многих лет долготерпения и жалоб провоцировали глубокое народное недовольство. Потом насилие против протестующих вызывало ответное действие. Так происходит во многих местах, “опять вы, гордые, восстали за независимость страны”.
Иное, демократическое отношение к самоопределению не сопряжено с насилием, даже если оно чревато большими осложнениями для властей (например, референдум в Квебеке, грозивший, в случае его удачи для сторонников самостоятельности, распадом Канады).
Разумеется, нельзя отрицать и пагубного стремления к крайностям, которым грешат иные руководители движений народов за самоопределение. Изгнание беженцев, “этнические чистки” несовместимы с самоопределением.
В свою очередь, ведущие мировые державы порой вмешиваются в конфликты, явно или закулисно, не в интересах прав человека, народа, не на пользу мировому сообществу, а в собственных своекорыстных целях, зачастую без ясного представления о происходящем и без учета последствий. Межгосударственные противоречия и “соревнование” главных держав сказываются и в подходах ОБСЕ к вопросам самоопределения народов, и в документах других организаций, например в “Пакте стабильности для Кавказа”, разработанном специалистами из ЦЕПИ.
Вообще комплекс проблем, связанных с “правом народов на самоопределение”, пронизывает общественную жизнь со времени возникновения этого понятия. Как справедливо отмечал М. Коралов, “все те проблемы… за которые яростно сражается ХХ век, были отмечены и весьма проницательно разработаны на рубеже XIX-XX столетий”, “политологию предвоенной и предреволюционной Европы… было бы справедливо рассматривать сегодня как своего рода “лабораторию идей”, которые вскоре пошли в серийное производство, в массы, разумеется, переживая при этом метаморфозы, неизбежно связанные с промышленной эксплуатацией”. Они сказываются в опыте ХХ века на всем его протяжении, в “чрезвычайно сложном опыте, потому что на наших глазах справедливость мгновенно превращается в несправедливость, черное — в белое, агрессоры превращаются в тех, кого необходимо защищать”1.
1 См. Грушкин В. Д. Право народов на самоопределение: идея и воплощения. М., 1997, с. 161, 162.
Такая сложность, противоречивость, изменчивость процессов, связанных с самоопределением народов, очевидно, свойственна не только прошлому и настоящему. Она уже ныне прорастает и в будущее.
* * *
Роль и судьба “права народов на самоопределение” в будущем окажется в непосредственной и опосредованной связи с процессами глобализации в силу ее воздействия на все стороны функционирования и развития общества. На наших глазах начался устремленный в будущее процесс, ведущий, по-видимому, человечество в новое качественное состояние: взаимной открытости, общности, слитности. Причем и обитателям нового “общежитья” предстоит в ходе глобализации и свойственной ей гомогенизации сделаться иными.
Под вопросом оказываются: национально-этническая самобытность народов (ибо люди, их составляющие, гомогенизируются), государственные границы (ибо они оказываются прозрачными), государственный суверенитет (ибо он лишь мешает мировому процессу глобализации), государственная власть (ибо глобализация идет, не считаясь с ней), специфика экономического, политического, социального, культурного развития стран, преобразуемая потоком глобализации.
Разумеется, в такой ситуации народы не столько могут самоопределяться, сколько их “определяет” сама сила глобализации. Тогда, возможно, и их право на самоопределение теряет всякий смысл, особенно если речь идет о том, чтобы самим определять свой государственный статус, да и экономическое, политическое, социальное, культурное развитие? Воистину: “Все сметено могучим ураганом”. К тому же в качестве компенсации в ближайшие четверть века предсказывается мощный подъем благосостояния на базе ускоренного экономического роста.
Однако, не ставя под сомнение объективность и силу нынешней тенденции к развитию “всемирности” человеческого общества, не следует, наверное, упускать из виду и противоречивость процесса глобализации, различную степень его проявления во времени (процесс это длительный), так что многое в национально-государственном переустройстве на путях общемировой консолидации будет, как это видится даже с апологетических позиций, завершаться лишь в XXII веке. Поэтому, говоря о “праве народов на самоопределение”, следует, думается, иметь в виду прежде всего сравнительно недалекое будущее, непосредственно вырастающее из настоящего. А оно даже в области экономической еще не обеспечит всемирной связанности. Ведь ныне круг стран, вошедших в глобальную экономику, кроме “западного ядра”, невелик, вообще глобализация лишь коснулась многих стран и далеко не все ощутили ее воздействие. Тем не менее в глобализирующемся мире умножаются опасности разного рода. К тому же процесс глобализации в силу того, что главным мотором его выступают США, американизирован, а это вызывает определенное сопротивление и в “ядре”, и на “периферии”.
С сопутствующими глобализации невзгодами в обозримом будущем придется иметь дело современным государствам. Соответствующая роль международных (всемирных) организаций в смягчении конфликтов зачастую недостаточно эффективна. Ее “перехватывают” организации региональные, в первую очередь НАТО, а это чревато новыми противоречиями. Так что народам мира совсем не стала пока безразличной государственность, в рамках которой проходит их жизнь.
Да и решать сложные проблемы “вхождения” новых народов в глобальную экономику предстоит их национальным государствам. Без этого вряд ли удастся успешно справиться с задачами (в частности, и России).
Между тем, как отмечают исследователи, глобализация размывает фундамент власти национальных правительств, несущих прямую ответственность перед населением своих стран. Но маловероятным оказывается и формирование надгосударственных институтов, объединяющих все основные страны и даже “ядра” глобализации. Получается, что человек оказывается незащищенным ни своим слабеющим государством, ни воздействующими извне силами, связанными с процессом глобализации, ни демократическими наднациональными институтами. И у человека естественно возникает желание обеспечить себе самозащиту, а в этом смысле нет ничего понятнее и ближе, чем национальные общности, тем более, что ущемление своих прав на путях новой всемирности человек чаще всего ощущает именно по национальному признаку. Следовательно, право народов на самоопределение продолжает играть ведущую роль в самозащите и развитии человека.
И все же, вопреки этому, возражения против разумности права народов на самоопределение не прекращают звучать, а в качестве аргументов используется и опыт действительно порочной “гуманитарной интервенции” НАТО в Югославии, и мнимая неизбежность грядущего хаоса от возникновения многих новых государств. Выше уже шла речь о неправомерности отождествления “самоопределения” лишь с “отделением”. Кстати, и оно может вести не к дроблению, а — в противоположность этому — к созданию иных, полиэтничных, государств. “Мелкие национальные группы” — это не субъекты права на самоопределение, а само право, как уже говорилось, небезусловно, что препятствует, очевидно, также и появлению “сотен квазигосударств”. А вот стремление реализовать заложенный в нации потенциал, обеспечить себе место в мировом сообществе — это коренная проблема в связи с глобализацией. Потому что место в мировом сообществе не может автоматически определяться общим прогрессом, да и он сам зависит от вклада в него всех народов. Единство в многообразии — такова, очевидно, формула, по которой должно бы идти формирование глобализирующегося мира, тем более, если исходить из того, что он должен быть гуманизированным. Но это относится и к проблеме гомогенизации, сопротивление которой проявляли почти все народы мира в конце ХХ столетия. Так же, очевидно, будет в обозримом будущем. Поэтому нельзя выступать против права народов не самоопределение, как и отождествлять его с лозунгом, призывом к самоопределению. Наличие этого права — залог обеспечения возможности реализовать заложенный в нации потенциал, а для каждого члена человечества — быть полноправным и равноправным человеком. Так, думается, будет до тех пор, пока существуют народы, а может быть, очень долго и в их грядущем “едином человечьем общежитье”.