Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2002
Вышел новый сборник стихотворений Зинаиды Миркиной: “Один на один”. Три книги за короткое время: “Мои затишья” (1999), “Потеря потери” (2001) и вот, в начале этого года — третья. Но поэт пишет всю жизнь одну книгу, доходящую до читателя по частям. Тем бо-
лее — поэт лирический. А лирика Зинаи-ды Миркиной интимна в самом глубоком смысле этого слова. Я бы назвал ее философской лирикой.
Я — вечно про одно и то же.
Но повторений быть не может.
Не повторился ни один
Листок на тысячах рябин,
Берез, дубов. Не повторенье,
А вечно новое рожденье
Всегда свершается в природе —
Все то же солнце вновь восходит
И песнь нехитрая моя
Есть непрерывность бытия.
Один на один — это степень открытости и доверия к каждому человеку, общение без посредников. Один на
один — это предстояние перед Богом, ибо только в таком соотношении и возможно предстояние. И вместе с тем это шаг, — если не дерзкий, то бесстрашный… Вспомним праотца Иакова, решительно шагнувшего навстречу неведомому Богу. Он оставался с Ним один на один — в мучительной схватке, которую лучше определить не как бойцовскую, а как родовую. Оставаясь наедине с Богом, человек каждый раз рождается заново.
Эта книга, как, впрочем, и все ее другие, — собрание сокровенных предстояний, каждое из которых — событие внутренней жизни. Заявляя с самого начала о такой близости, она отметает какие-либо сомнения ПО ЭТОМУ ПОВОДУ. Она не нарушит третьей заповеди, не произнесет имя Господа всуе. Она уверена в присутствии Собеседника, в общении с которым не бывает малозначительных поводов и необязательных слов. Чувство Богоприсутствия исключает суетность мысли и поведения. Это чувство невозможно доказать, оно вообще не раскрывается со стороны. Оно сугубо индивидуально и прикровенно. Заявляя о нем, человек близок к святости или к безумию.
Ее поэзия — стенограмма возвышенных и тайных переживаний. Для кого-то она просто буквы, для кого-то — уникальное свидетельство. Безыскусная, неизощренная в поэтических красотах, она как бы не заботится о своей внеш-ности, о впечатлении, которое может произвести. Чаще всего — простенькие рифмы, не претендующие на благозвучие. Беру наугад из одного стихотворения: тиши—слышат, вниди—видят, всецелым—тело и т.д. Традиционная просодия, ровный, без всякого нажима звук. Да и словарь… Нельзя сказать, что необозримый. Обыкновенный, как… у Рильке, одного из ее любимейших поэтов, которого давно и много переводит. Одним словом, не до красот…
Зато душа обнажена и чувствительна, как парус, послушный Духу, нисходящему свыше. Вся ее красота в послушании, в трепете, в податливости только этой силе. Красота души, одухотворенной и независимой от преходящих эстетических канонов.
Легкий дух, воздвигший скалы,
Необъятность в точке тесной…
Бог — покой среди обвала,
Дом — посередине бездны.
Невесомая твердыня,
Ветер, схваченный рукою,
Чувство бездны и пустыни
Среди дома и покоя.
Богообщение не гарантирует бытовой стабильности. Состояние священного ужаса и бесстрашного доверия бывают нераздельны. Это трудно понять, это можно только пережить. И вовсе не к пониманию обращена поэзия Зинаиды Миркиной, а к сопереживанию.
Например, ортодоксальному христианину покажется непонятной синкретически выраженная духовность. Миркина пишет: “Мы забыли, что Бог — безымянный. / Мы забыли, что имени нет / У отверстой зияющей раны, / У души, излучающей свет”. Для христианина Бог открылся в человеке и имеет конкретное имя, очень, кстати, расхожее в то время в Палестине. Для христианина Богоприсутствие персоналистично.
Но стоит ли выверять поэзию по линии религиозной принадлежности? Любая вера и вероисповедание в душе художника обретают гармоническое целое. Близкий пример — Николай Рерих. Своими красками он свидетельствует о целостности и непостижимой красоте мира. Его живопись убедительнее его религиозных трактатов.
То же самое можно сказать о суфийской поэзии в переводах Зинаиды Миркиной. Верная традиционной символике, она не утратила мистических озарений. Поэмы Ибн Аль-Фарида не воспринимаешь как проповедь прозелитизма. В них бездна искусства, игры, пьянящей неги и общечеловеческих страстей. Гармония переводима на любой язык, доступна любому вероисповеданию.
Но, как известно, поэзия не катехизис. В том числе и та, содержание которой по преимуществу религиозно. Поэзия вольна пренебречь конфессиональными диалектами. Она вестник экуменических сближений. Целостность и красота мира открываются поэту в Богообщении. Даже если рядом — неведомый Бог, имени которого не знали афиняне, современники апостола Павла.
Зинаида Миркина. Один на один. Избранные стихи: 1999—2000. — М.: Evidentis. 2002.