Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2002
1. По одной из последних концепций, хаос — это не отсутствие системы, а тоже система. Только в силу привычки мыслить мир в причинно-следственных связях, мы не понимаем, какая…
1.1. Открытая? Скорее всего. Что-нибудь одно к чему-нибудь другому присоединяется, как параграф к параграфу; цепь присоединений уходит в бесконечность, поскольку телеология здесь ни при чем. Творец дает такой системе первотолчок, дальнейшее происходит механически. И то, что Евгений Попов в своей модели с космическим упорством ограничивает количество параграфов каждой главы числом 3 — чистейший произвол.
1.2. Мультиагентная? Почему бы и нет. Агенты — носители системы старательно перечисляются в третьих параграфах глав: “Австралия, Австрия, Азербайджан, Албания (…) Эстония, Эфиопия, Югославия, Южно-Африканская Республика, Ямайка, Япония” (1.3); “Автомобили, авторское право, агитпроп, азартные игры, алкоголизм (…) эмиграция, энциклопедии, эротика, юмор, ЮНЕСКО, ядерное, ярмарки (базары, рынки), я (Евгений Попов)” (2.3); “Ф.Абрамов, В.Белов, Ю.Куранов, С.Бабаевский, (…) и мно-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-огие другие…” (5.3).
1.3. Литературная? Допустимо как… вариант. Евгений Попов уважительно величает Хаос “мастером”, на ста с небольшим страницах намекая, что шедевр — человеческая жизнь — не более чем набор анекдотов, в ней все бессвязно и случайно. Изложение этих анекдотов может сбиваться с разностопного дактиля (6.2): “Ночь миновала, восток заалел, как у Мао Цзедуна” на скоморошью частушку (7.2):
“КОЗЛОВ. (…) Эх, Русь!…
БАРАНОВ. Эх, гусь!
КОЗЛОВ. Это ты зачем?
БАРАНОВ. В рифму”,
а с нее — на новоэмигрантский волапюк (10.2): “И вот что в вас остается у разбитого корыта, так едина культура и спирит, которым вы так гордитесь с утра до ночи, как пьете водку”, по пути извлекая из памяти жанра множество литературных призвуков. Героя этих анекдотов могут звать Безобразовым — и ничего тут удивительного в том, что он ничем не связан с Аполлоном Безо-бразовым, героем одноименного романа Бориса Поплавского, представителя второго поколения писателей первой волны русской эмиграции. Более того, Поплавского Попов мог и не читать, вполне невинно давая “говорящей” фамилии героя то же толкование: без образа он. Вполне случайно освобождая своего героя от философской нагрузки, которую несет Аполлон Безобразов, — противоречивого единства аполлоничес-кого и дионисийского, которым мучим творческий человек. И так же, по логике открытой системы, награждая героя дополнительным толкованием фамилии, сибирским фольклорным: без образов живет (без икон) — безбожник то есть.
2. Мультижанровое произведение Евгения Попова можно читать и вдоль, и поперек (но необязательно). Разбивка глав на три параграфа не обязательно произвольна, как… космос может не противоречить хаосу, включаясь в него на правах подсистемы. Магическое число 3 как… выражение неопределенного множества, пришедшее из мифа, — не что иное, как… древнейшая попытка к космосу. А космос — не что иное, как… выгороженный участок хаоса, в котором люди навели свой человеческий порядок, именуемый культурой.
2.1. Если читать только первые параграфы глав, приглашающе выделенные полужирным начертанием, получится связное повествование с предысторией и небольшими ответвлениями, где агентов (в узком смысле) только двое — рассказчик и герой, о котором повествуется в третьем лице: бывший советский человек после перестройки слетал на шведский остров Готланд, купил там башмаки на липучках, а случайно встреченная в обувном магазине старая знакомая исполнила его эротическую мечту, после чего он сразу умер. Сия концептуальная смерть означает (означивает) полноту бытия, исполнение стремлений как… заполнение пробелов. Что с того, что стремления бывшего советского человека убоги? Поскольку образ (безобраз) собирательный, то и стремления эти воплощают то, чего был лишен массовый человек советской эпохи: до перестройки угнетал его железный занавес, отсутствие удобной обуви и секса. Как…-то не хочется давать им этическую или эстетическую оценку, поскольку масштаб личности задан без всяких соотнесений, в перечислительном ряду агентов — носителей открытой системы. Автор будто говорит: в огромном и разнообразном мире есть и такие единицы бытия, ради пополнения эрудиции вам можно знать еще и это. Знать это необязательно (как все на свете необязательно и случайно — хаотично); не нравится — не читайте (не живите). “Вот почему нам очень хотелось бы, чтобы читатель по-
нял — Безобразов отнюдь не иерарх, а всего лишь частица открытой мультиагентной системы, как и все мы, включая автора этого сочинения…”.
2.2. Вторые параграфы всех глав имеют центром выпуклый образ рассказчика, повествующего о себе в первом лице. “В студенчестве был пьян до посинения, с девушкой вышел со встречи Нового года 1968-го, где все валялись на полу, а она мне не дала”. Балагур-рассказчик сообщает это ра-
достно, взахлеб, не задерживаясь на подробностях, будто спеша рассказать все, чего не упомнишь и не расскажешь, так много в жизни всякого было, — в контраст постной повествовательности линии № 1. Этот набор анекдотов — о советском интеллигенте доперестроечного периода, вышедшего из народа, в народ и ушедшего. Анекдотов нарочито брутальных, советских антимифов (анти-советских мифов), выстраивающих советский антимир (антисоветский мир), с акцентами, неизбежно падающими на живучий и могучий даже в условиях отсутствия секса телесный низ (порождающее начало), да так болезненно, что вскоре после фразы “В космос теперь снова посылают всяких людей, а сортиров в тундре и тайге как не было, так и нет, в отличие от туалетной бумаги, которую, согласно провидческой русской пословице, теперь “хоть ж… ешь”” читаешь фразу “Вот, например, известный писатель Виктор Е., а также его друг, знаменитый рок-музыкант Борис Г. (…)” (там же), невольно “вчитывая” словарные основы того же стилистического ряда и в эти сокращения.
2.3. “…а Духовность, о которой ты сегодня столько много говорила, — это российский воздух, одним из составных элементов которого является изрядная порция веселящего газа, от которого вечно все в России пляшут, поют и занимаются не своим делом, как химик Бородин”.
3. Автор провоцирует (неленивого) читателя на разгадывание системы, как… кроссворда, на “вчитывание” (вписыва-ние) недостающих сегментов — в открытой системе любое присоединение возможно (но необязательно).
3.1. Можно, например, предположить как… вариант, что Евгений Попов Бориса Поплавского читал, и увидеть в пара-графах № 1 пародию на эмигрантскую ветвь литературы ХХ века и одну из многочисленных безнадежных попыток соединить ее с советской ветвью в ее лучших образцах, выраженной в параграфах № 2, в нечто целое — хотя бы синкретическим обрядом пародирования легенд и мифов всех времен и народов, в том числе и советского. “Откроем секрет — именно Безобразов подсказал философу Василию А. мысль о том, что Крым, не взятый большевиками, мог бы развиваться параллельно Советскому Союзу, как остров Тайвань в Китае, именно он нагадал политику Михаилу Г. так называемую перестройку, а также вдосталь потрудился над имиджем фантаста Александра К., который снискал себе славу пророка своей антиутопией, посвященной тому непреложному факту, что любой перестройке в России сопутствует невиданных размеров хаотический бардак, ставящий под вопрос само существование этого государства, которое никогда уже больше никуда не возвратится, как детство. И, конечно же, не кто иной, как Безобразов, научил глуповатого и малообразованного постмодерниста Евгения П. наново переписать один из романов И.С. Тургенева, чтобы дистанцировать нынешнюю мировую реальность от прежней и заработать на этом USD 1 000 000”. Но необязательно.
3.2. Основные приемы спасения читателя, затянутого в эту энтропийную систему, — парадоксальное сравнение и омонимический скачок. Развитие бесчисленных неожиданных “как” имеет в превосходной степени неожиданную кульминацию: “Как! Неизвестная птица, спикировав, какнула в очередной раз, но теперь уже непосредственно на меня”.
3.3. “Послесловие ученого человека” объясняет механический принцип, по которому открытая мультиагентная литературная система работает после перво-толчка. Это присоединенная к произ-ведению образцовая (предельно сочувственная, утверждающая, что произведение Евгения Попова — роман, то есть целое, которое больше суммы своих частей) авторецензия на него, подписанная именем вымышленного агента и обнародованная реальным агентом, журналом “Октябрь”, к которой присоединятся все последующие, которые пройдут в других профильных СМИ, в том числе и наша. Предел присоединениям поставит количество активных агентов.
Р.S.
Из фольклора советских музыковедов:
— Кто из великих русских композиторов был химиком, кроме Бородина?
— …?
— Чайковский.
— …???
— Он написал романс “Растворил я окно”.
Евгений Попов.
Мастер Хаос: Открытая мультиагентная литературная система с послесловием учёного человека. — “Октябрь”, 2002, № 4.