Сергей Гонцов
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2001
Сергей Гонцов
«Здесь, в печальной Тавриде…»
Об антологиях можно сказать прежде всего то, что бывают среди них счастливые исключения. Представляется, что рассматриваемая книга — "Прекрасны вы, брега Тавриды" — из этого ряда. Ибо за нею — Крым, в пространстве русской поэзии спорящий разве что с Кавказом, спорящий на равных, а врозь или вместе — они уступают только несравненному "северо-западу". Но тут — особенная стать, дуновенье Востока, Эллады с примесью западного "духа пытливости и духа скромности".
Есть что-то поучительное и наставляющее в этой книге, которую выпало нам прочесть в конце тысячелетия, вбирающей в себя стихи о Крыме русских поэтов XVIII — XX веков. Но в основном и к счастью — это превосходное домашнее чтение на рубеже эпох, славный подарок, оглядка, впрочем, неизвестно куда. Может, в будущее?
Как тут не процитировать самое, пожалуй, знаменитое "крымское" четверостишие ХХ столетия:Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка
успела:
— Здесь, в печальной Тавриде, куда нас
судьба занесла,
Мы совсем не скучаем, — и через плечо
поглядела…Четыре строки — точно из другого мира, фрагмент странного эпоса, по случаю ритмически ухваченный предпоследним поклонником гениального Батюшкова, чья "Таврида" мирно располагается в антологии рядом со стихами Семена Боброва, над которым Батюшков истинно потешался. Впрочем, и тот и другой представляются теперь знатными учителями…Да и четыре строки Осипа Мандельштама, процитированные выше, сильно отдают Батюшковым, как и пушкинская "Нереида", о чем сам Пушкин с удовольствием говорил. А хозяйка с бутылкой меда — должно быть, русская муза, лишь в Тавриде являющаяся видимым образом.
Таврида остается недостижимой; как некий колоссальный материк — она не помещается ни в какие книги; поэзия прирастает Крымом, но только не Крым, поэзией. В конце тысячелетия внезапно сделалось ясно, чему противостоим и сколь колоссальны наши споры с жизнью или с основанием ее, устроенным этим вот — чудовищным веком, а то и тремя-четырьмя предшествующими. И дом, и очаг могут раствориться, как крымский берег, и вот уж мы все в скорбном жительствовании на ч у ж б и н е, унося печальную Тавриду с собой; в печальную Тавриду без растерянности превращая какие угодно проселки. Вот один из уроков чтения этой книги. "Здесь, в печальной Тавриде…" — это уже везде, хоть на смиренном и царственном северо-западе: нашем, не обходившемся никогда без утонченного и схоронившегося в глубину времени юга. Не зря же на берегах Волги, где читаю антологию стихов о Крыме, по соседству, в усадьбах воспитывались будущие русские адмиралы и мореплаватели.…И снова ты в трюмах проносишь мастику
и хлеб
Для новой Эллады… —это один из авторов антологии, поэт Николай Тряпкин, родившийся за поворотом великой русской реки.
Второй же урок медленного антологического чтения, вырастающий из первого, взгляд на то, что противостоит этой, окаменевшего нечувствия жизни, столь явно и ярко выраженной в магических деталях крымских пейзажей (где Крым — некий архетип жительствования где бы то ни было).…Загадочное было в этой страсти
Из года в год писать одно и то же:
Все те же коктебельские пейзажи,
Но в Гераклитовом движеньи их… —Георгий Шенгели — о Волошине, культовой и одновременно сиротской фигуре новой Тавриды. Оглядка на "Гераклитово движение" и на распрю, создающую всё, — вот чисто бергсоновский вопрос: какое будущее является тут причиной киммерийского прошлого и настоящего?
Три века поэзии не стоят Тавриды. Но, воссозданная с такой ясной и веселой страстью, древняя земля стоит этой высокой поэзии, собственно, являясь ею.
Остается сказать, что данная книга представляется бесконечной, если ее читать внимательно, превращаясь в уютный дом, разорванное только мыслью тесное кольцо существования. Если же перелистывать антологию бегло (многие стихотворения хорошо известны), то будешь заворожен звучанием драгоценных имен: Анненский, Заболоцкий, Случевский, Фет, Полонский, Тютчев, Державин, К. Р., по-своему абсолютные Зенкевич, Хлебников, Нарбут, Набоков… Нет смысла продолжать список великолепных имен.
Стихи, сочиненные "около современности", поражают либо особенным сиротством, заброшенностью и нездешней дерзостью, либо — мелькающими без конца названиями населенных пунктов Крыма, гор, улиц, лощин, забегаловок… То-то мы побыли здесь, укоренившись духом в марсианском пейзаже Тавриды нынешней! Не беда, что Чуфут-Кале кочует из стихотворения в стихотворение, а если нет Чуфут-Кале, то есть — Чатырдаг, Карадаг, Аюдаг, Ай-Петри, Ялта, Коктебель, наконец. Написал же Шенгели в 1936 году в стихотворении "Маке": "Я не поеду больше в Коктебель". Как бы за всех обозначив тогда и моно-время и конец всяких мнений, разговоров, мыслей… Но едут и пишут! Впрочем, крымскую антологию можно и нужно читать еще и как роман. С любовью, разлукой, войнами (антологию украшает одна из лучших поэм о последней войне — "Четыреста" Ю. Кузнецова), со странствиями по чужбине посреди опасностей и бед, с пребыванием во чреве кита и с возвращением в Ниневию для исполнения воли Божьей.
Составитель антологии "Крым в русской поэзии" поэт Владимир Коробов подарил нам книгу, принципиально не завершенную. Замечательно, что в ней чего-то нет.______________________________
Прекрасны вы, брега Тавриды: Крым в русской поэзии. Составление, предисловие, примечания В. Б. Коробова. — М., 2000.