Стихи
Полина Иванова
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2001
Полина Иванова
He ищите человека…
У природы — перекур*Три стихотворения
1
Свое отчаянье отважно
вверяя прихоти пера,
пиши — а что — уже неважно.
Черкни: пора, мой друг, пора!Ожгись о ледяное ложе
и взвизгни, как бензопила:
Онегин, я тогда моложе,
я лучше, кажется, была!Прошелести, как рощи голы,
пока, галдя наперебой,
уже готовые глаголы
в тебе тусуются гурьбой,и немота в душе поет,
и та, попыхивая "Примой",
в петле болтается незримой
и быстрой ножкой ножку бьет,и скрип пера — как наказанье…
Все дело в том, что дело в том,
что эта жизнь — иносказанье
о той, которая потом.И длить молчание несложно,
пока в крови, как алкоголь,
не перебродит эта ложь, но
пока глаголется — глаголь!2
Февраль. И всюду — белизна,
как упаковочная вата.
Но далеко до плагиата,
хоть и блистательна блесна.Ледком окована и ленью
велеречивая река.
И оттепели, к сожаленью,
не намечается пока.Мертва сговорчивая рыбка.
И сам сюжет уже сугуб.
И идиотская улыбка
который год не сходит с губ.Любви все возрасты покорны.
И, подтверждая правоту,
подобно горсточке попкорна,
глаголы курвятся во рту.3
Как ни верти — зима, по всему.
Плюс ко всему — темно.
Можно маяться на дому,
можно — пойти в кино.
Можно вчуже пойти на риск
и грабануть Госбанк.
Можно даже в подборе рифм
смело пойти ва-банк.Уши ватою заложить.
И, не вникая в них,
основательно заложить
в сквере за воротник.
Умозрительно закусить.
Красочно закосеть.
Но с натурою совладать —
и петуха не дать.И даже уже не пуская в ход
фомку и дымоход,
напрямую, а не в обход,
через парадный входв кухню паузника войти
около девяти…
Ибо отсюда, как ни верти,
выхода — не найти.
* * *Господня заповедь вовек
жива, вовек не устареть ей.
И безусловно, каждый третий
благоразумный человекотца и мать своих оставит,
и собутыльников турнёт,
и факс-модем себе поставит,
и круто въедет в Интернет.И будут марочные вина,
и будет смокинг от Кардена,
и поцелуй под Мендельсона,
и аква-фреш, и боди-спрей.И кока-кола, и бандана.
И "Голден-леди", и "Рексона".
И будут двое — плоть едина:
его затылок и дисплей.
Нам с Анютой1
Он нас любил. А мы с Анютой
любили тонкие духи.
Белье ажурное. Верлэна.
А не стихии от сохи.Всего-то, чтоб была свеча.
Свеча простая, восковая.
Без позы — по столу стуча,
"Гоп-стоп" истошно завывая.Словцо сюрное "Эльсинор".
Гитару. Сумерки с камином.
И Иоганна Себастьяна
токкату с фугой ре минор.Павлинье в зеркале перо,
и книгу Иова, и выпить
"Роше", шампанского бутылку
в связи с женитьбой Фигаро.А не чего-то не тае,
где хали-гали-пара-трупов,
плюс никакое выраженье
лица в салате Оливье.И чтоб не пальцем колупали,
а нарезали ананас
спецьяльным ножиком. И чтобы —
любили мы — любили нас.Он ж нас любил. Еще, быть может,
оно угасло не совсем,
но пусть он больше не приходит
сюда печалить нас ничем.2
Он нас любил. Еще, быть может,
оно угасло не совсем,
но пусть он больше не приходит,
а то мы с голоду помрем.Любви все возрасты покорны.
Но право слово, господа,
ведь это что ж это такое —
омлет из десяти яиц?!Как тут не вспомнить с тонкой грустью
о пользе бденья и поста,
и что покоя сердце просит,
и что не те уже лета,и как ни жми сцепленье-тормоз —
не напасешься колбасы,
и все идут без перебоев
неумолимые часы,и вот обеденное время
уж надвигается, грозя
так круто вдарить по карману,
что, ну, никак уже нельзяне возопить: "Еще не вечер!
Взойдет она! Товарищ, верь!" —
и симпатичного соседа,
любя, не выставить за дверь.
ДочериПрости, дитя телеэкрана,
где — от амброзии до "фанты" —
стезя бездушия пространна,
легки беспечности пуанты, —но в этой обуви Ниобе
не по себе, ища опору.
Пускай она потомству впору
да маме жмет (причем на обе).
Зимние строфы1
Натурально, морозильник.
С неба сыплет бакалея,
в силу заповедей зимних
ободряюще белея.Мельтеша над Белым домом
и над Белыми Столбами,
над отечественным дымом
и народными толпами.Чья задача основная —
срезать крылышки эпохе,
под шумок напоминая
о смирительной рубахе,с хитрецой больничной прачки
демонстрируя с изнанки
срамоту тотальной спячки,
коллективной бессознанки,где теперь ее прелаты —
кто событья торопили —
обитатели палаты
интенсивной терапии.2
Что до автора хорея —
после бала никакая,
где-то там, как птаха, рея,
в остальное не вникая,к этой борзости снаружи
расположена спиною,
отгорожена от стужи
капитальною стеною,лепотою архетипа
сражена не в бровь, а в око,
говоря короче, тупо,
безобразно одинока,как урвать кусочек мяса
у мистического змея
без облома — ни бельмеса
с бодуна не разумея,нехотя блюдя седьмую
заповедь десятислова
Моисеева, зимую,
говоря короче, клёво.
* * *Замордована рутиной,
эпатируя эфир,
тая тушкою утиной
в верхотуре горних сфер,от стряпни да постирушки
(сверхзапарочки — короч.)
опосля ударной кружки
улепетывая прочь,норовя обосноваться —
где ракита да река,
чтоб ловчее — бесноваться,
ладить замки из песка, —жаль, душа, в разгаре гребли
(будто было — что терять),
по пути все те же грабли
проглядела вдругорядь.Вот и зрит в речныя воды
раскуроченным челом
вместо Статуи Свободы —
дева старая с веслом.И торчит на видном месте,
и себя же материт,
вся пунцовая от злости,
а во лбу фингал горит.Чтоб, уймя в груди пожары,
дали деру втихаря
разбитные ухажеры,
тридцать три богатыря,и скипнул под сенью зонта,
позабыв про ferre I amour,
в направленьи горизонта
с ними дядька Черномор.И, на время заглянувши,
все нутро перевернувши,
ну а трахнуться — струхнувши,
чтоб отчалил, наконец,телом — чуть не потонувши,
но душою — отдохнувши,
мушьим крылышком махнувши,
насекомый сорванец.
Себе, из зазеркальяКто до дыр ободрана как липка,
кто судьбой обобрана, — vivat! —
чей "Плейбой" от измороси слипся,
чей плезир простудою чреват,что, как сыч, таращишься в пространство,
без надежды что-то углядеть, —
возликуй! Ты выглядишь прекрасно!
Экстерьер — ну, просто — обалдеть!Но пускай наперсницы — толпою,
и отбоя нет от упырей,
и дитя, любимое тобою,
вроде бы глядит уже добрей,и вокруг — лихая мясорубка, —
мне ты тем не менее поверь:
Это — о д и н о ч е с т в о, голубка.
И оно — единственная дверь.
* * *1
Не ищите человека.
Не палите керосина.
Не тяните канители.
Отдохните, Диоген.
С виду — святости образчик.
Остальное — черный ящик.
И бессильны в этом деле
хирургия и рентген.Рафаэль с Буонарроти —
ни черта на обороте, —
как шифровкою из Рима
сообщил еще вчера,
со счетов эпоху сбросив,
наблюдательный Иосиф.
И сие неоспоримо.
Все же прочее — мура.И не грех — определиться,
то ли в бочке поселиться,
в сердце вражеской столицы,
на тридцатом этаже,
то ли дать тому, с афиши,
кто тусуется на крыше,
и пристроиться повыше,
памятуя о душе.И хотя, само собою,
оборона круговая
хороша как таковая,
при атаке лобовой
проще сдать ее без бою,
но себе не наливая.
Может, вывезет кривая
и останешься живой.Не ищите человека.
Отложите пассатижи.
Канцелярия закрыта.
У природы — перекур.
Не датирую: все те же
два икса в итоге века.
Шлю разбитое корыто.
Вечно Ваша — Эпикур.2
Человек — это тот, кто причастен счастью —
частью сущего быть, и не худшей частью.
Отчего же, Господи, отчего же
сочтены лета его и его женесуразны дни и никчемны ночи,
и мертвы уста, и незрячи очи,
и теченье участи неминуче,
и вот это так и никак иначе!И скупою слезой небеса сочатся,
и туда отчаявшись достучаться,
втихаря подсевшая на колеса
и сама мольба его безголоса!И почто братва у него ворует,
а молва на тризне его жирует,
и на что ему эти счета, купюры,
на шута — шелка, на черта — гипюры!Человече, вскую права качаешь!
Наг исшел из чрева и наг отчалишь.
И нема в обороте у них, в нирванах,
ни валюты вроде, ни деревянных.И тебе не помогут, прошу окститься,
сколь хитро, форсируя воды Стикса,
рулевому ни золоти руки ты,
ни твои понты, ни твои прикиды.И тебя не скрасит в прямом эфире,
если верить ручной и стенной цифири,
где зарыта хроносова химера,
плутовство гримера и костюмера.Ибо как во гробе с любого бока —
то ни зги — по обе, то тьма глубока.
И с торца — все то же, что и с фасада:
позади — пальба, впереди — засада.Ибо пешим в ферзи не пройдешься ходом.
Ибо в этой связи, с таковым исподом,
ни гроша, сколь ты ни рисуйся фатом,
не возьмет на лапу премудрый фатум.И поэтому зри, человече, в корень.
И, великой воле его покорен,
делай ноги, а именно — шествуй мимо,
памятуя падшего херувима.Трепеща на тропах витиеватых.
Не ища ни правых, ни виноватых.
Не меняя фабулы, эпилога.
Чтоб легла стезя и была полога.__________________________________
Тексты взяты из недавно вышедшей книги Полины Ивановой "Ода улице" (М.: АРГО-РИСК, Тверь: KOLONNA Publications, 2000).
Полина Иванова родилась в 1965 году. Москвичка. Окончила Литературный институт. Первая публикация в журнале "Новый мир" — 1988, в подборке молодых авторов новой волны. Печаталась в "Арионе".