Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2001
ГУАМ, ГУУАМ, ГУТУАМ и… Россия
Сегодня в моде тема “южной дуги” — нестабильности, опоясывающей Россию на огромном пространстве от Украины до Киргизии. Степень опасности происходящих там процессов оценивается по-разному, что предполагает и несовпадение мнений по поводу того, какой быть российской политике в “ближнем зарубежье” и как “ближнее зарубежье” должно отвечать на нее.
Тревогу у многих аналитиков вызывает украинско-закавказский сегмент этой дуги. И не столько самим фактом наличия там нестабильности (кого этим сейчас удивишь?), сколько стремлением новообразованных государств преодолеть ее без участия или в ущерб интересам России. Один из главных источников подобных подозрений — деятельность союза ГУАМ{{Аббревиатура, образованная из заглавных букв названий стран: Грузия, Украина, Азербайджан, Молдова.}}, геополитическая суть которого заключена, конечно, в первых трех буквах (не в обиду Молдове будет сказано).
Изначально ГУАМ был декларирован как интеграционная структура для реализации экономических и коммуникационных проектов в рамках идеи связать Европу, Кавказ и Азию транспортной магистралью. Даже в таком, казалось бы, безобидном качестве ГУАМ вызывал у Кремля настороженность. Основанием для нее могло бы быть уже одно то, что возник некий альянс, граничащий с европейской Россией и беспокойным Северным Кавказом, а также контролирующий акваторию Черного и Каспийского морей.
Но важнее другое. ГУАМ отстранился от России и противопоставил себя предложенным ею интеграционным моделям (в частности, СНГ и Договору о коллективной безопасности). Впрочем, возможно, и это не стало бы сильным раздражителем для Москвы, если бы не явная ориентация на США, ЕС и НАТО, сопровождаемая недвусмысленными заявлениями о необходимости дополнить экономическое сотрудничество военным. Любое направление этого сотрудничества — будь то охрана нефтепроводов, миротворческие миссии, борьба с сепаратизмом и, тем более, оборона от России — воспринимается в Кремле как прямая угроза. Ибо речь идет не просто об антиимперской или националистической риторике, которую можно понять и извинить внутриполитическими, чаще всего предвыборными обстоятельствами, а о конкретных, проводимых в жизнь планах замены российского военного присутствия западным. Не говоря уже о финансовой, информационной и культурной экспансии Запада.
Как бы символическим обрамлением этой политики представляются проводимые не где-нибудь, а в Вашингтоне “саммиты” ГУАМа, где звучат упреки в адрес одного “старшего брата” и благодарственные молебны в адрес другого. Характерные штрихи к общей картине антироссийской “глобализации” на южной периферии бывшего СССР вносит обмен челночными визитами между западными руководителями, с одной стороны, украинскими и закавказскими, с другой. Прессе об этом сообщают ровно столько, сколько подлежит огласке и необходимо для поддержания иллюзии открытости.
Присоединение к ГУАМу Узбекистана, лишь чуточку изменяя звучание этой аббревиатуры (ГУУАМ), существенно расширяет ее геополитический подтекст. “Южная фронда” пополнилась еще и крупным центрально-азиатским государством, одним из ведущих региональных игроков. Чтобы целиком замкнуть “оборонительную” дугу, остается встроить в ее закаспийскую лакуну Туркменистан. Учитывая “внеблоковый” статус данного государства, соответствующую заинтересованность Запада и ряд других факторов, нельзя исключать, что в конце концов у ГУУАМа и его спонсоров найдутся аргументы, давлению которых Ашхабад не сможет сопротивляться, или соблазны, сопротивляться которым он попросту не захочет. Тогда слабонервная часть российской политической элиты окончательно попадет под власть панического синдрома “враждебного окружения” и начнет настаивать уже не на адекватном, а на асимметричном ответе.
Между тем гневаться на страны ГУАМа (или ГУУАМа) — занятие для Кремля непродуктивное. Они делают не больше того, к чему их принуждают обстоятельства, и меньше того, что заслуживает определения “открыто враждебная России позиция”. Руководители Грузии, Азербайджана и Украины во многом оказались заложниками запутанной постсоветской ситуации. Искать выход из нее у них было полное право в условиях, когда сама Россия не знала, что делать. В известном смысле Кремль собственными руками создал ГУАМ. Своей неспособностью предложить альтернативные варианты коллективного выживания в экономической, военно-политической, идеологической и культурной областях. Своей неготовностью к подлинно демократическому партнерству в системе СНГ. Своей несбалансированной внешней политикой и невразумительной внутренней. Строго говоря, государства-основатели ГУАМа объединились не против России, а во имя собственного спасения. Вольно или невольно применяемая ими по отношению к Москве тактика мелкого фола, торга и шантажа, как бы это ее ни нервировало, принципиально не меняет целей союза. Или точнее — не меняло до сих пор. Но нет никаких гарантий, что так будет всегда.
В настоящее время обостряется многостороннее соперничество за лидерство в организации постсоветского orbis terrarum. Участники ГУУАМа, похоже, очертили для себя географическую зону ответственности за решение данной проблемы, руководствуясь, разумеется, своими национальными интересами. И в этом нет ничего страшного или противоестественного. Не будет большой беды или казуса и в том случае, если, паче чаяния, план “ГУУАМизации” прилегающих к России территорий провалится под тяжестью несоразмерности поставленных задач со средствами их осуществления.
Ведь не факт, что идея сдерживания России служит более привлекательным мотивом, чем заинтересованность в ней. А внутриструктурные связи столь прочны, что обеспечат устойчивость альянса, невзирая на его экзотичность. Для этого требуется целая система общих жизненно важных императивов. (Сырьевой трубы, протянутой от Украины до Центральной Азии, тут явно недостаточно.) Поскольку на данный момент такой системы не существует, ее придется создавать, и скорее всего — искусственно, что хлопотно и дорого. Едва ли у стран ГУУАМа найдется желание заниматься этим только из любви к “чистому искусству” коалиционного строительства.
Вопрос, однако, в том, какое направление примет политика Грузии, Азербайджана и Украины, если будет неуклонно расти их зависимость от Запада — куда более могущественного и амбициозного претендента на роль распорядителя советским имперским наследством. “Кривая” морального и материального давления США и ЕС на ГУУАМ, возможно, пойдет вверх. И не исключено, что она будет подниматься (хотя, конечно, не до бесконечности) по мере усиления тенденций к распаду этой организации. Во всяком случае такая динамика вполне вписалась бы в логику противодействия реинтеграционным тенденциям в СНГ.
На последнем — Ялтинском — саммите ГУУАМа вновь, как и прежде, прозвучала мысль о его сугубо экономических задачах. Если допустить, что и конфиденциальные беседы лидеров пятерки (четверки или тройки?) оставались в русле “трубопроводной” и торговой тематики, то этот факт не рассеивает сомнений по поводу оппозиционности ГУУАМа по отношению к ЕВРАЗЭС{{ Евразийское экономическое сообщество.}} — объединению с более широким и более выраженным геополитическим подтекстом.
Однако и без досужих предположений относительно содержания закулисных переговоров весьма настораживающим знаком выглядит состоявшийся в самый канун Ялтинского саммита визит в Киев не министра транспорта и энергетики, а министра обороны США. Тем, кто готов обманываться, американцы из приличия могли бы предложить версию о случайном совпадении этих двух событий, но они посчитали подобную щепетильность излишней, тем самым оттенив смысл вояжа
Д. Рамсфелда. Да и сам американский эмиссар ясно дал понять, что Вашингтону нужна Украина, однозначно ориентированная на Запад и НАТО. Поскольку размеры и военно-промышленный потенциал Украины объективно делают ее очень важным звеном ГУУАМа, заявление Д. Рамсфелда представляется применимым и к закавказским государствам. Там Запад располагает достаточно прочными точками опоры в лице двух видных оппонентов интеграционной политики Мос-
квы — Э. А. Шеварднадзе и Г. А. Алиева.
Превращение ГУУАМа в полнокровный военно-политический блок, интегрированный (и даже не интегрированный) в западные силовые структуры, неизбежно спровоцирует ответную реакцию России, в том числе в виде укрепления контр-блока из лояльных к ней государств. Тогда стихийное нарастание напряженности на юге бывшего СССР обеспечено. Обеспечено оно и в том случае, если ГУУАМ, опираясь на поддержку Запада, станет демонстрировать сверхагрессивное поведение на транспортно-энергетическом рынке. Деструктивна и массмедийная составляющая антироссийской политики. Какие бы сиюминутно-пиаровские мотивы ни лежали в основе публичных выпадов против Кремля, существует грань, до которой он готов их терпеть и оправдывать, даже когда российское общественное мнение настроено менее снисходительно.
В Киеве, Тбилиси и Баку скорее всего осознают, что их усердие в возведении любого подобия “санитарного кордона” по внешнему периметру южных границ России чревато неприятностями, ограждать от которых Запад будет их лишь до тех пор, пока это не станет для него слишком обременительным и опасным.
Есть причины думать, что Турция и Иран также не заинтересованы в том, чтобы их отношения с ГУУАМом воспринимались Москвой с подозрением. Анкара и Тегеран стоят перед лицом угроз, для предотвращения которых им необходима как максимум помощь России, как минимум — ее лояльность. Кроме того, ирано-турецкие антагонизмы являются не только достоянием истории, но и во многом обусловливают современную расстановку сил на Среднем Востоке. Это дает Кремлю больше “игрового” простора на Кавказе, позволяя маневрировать, комбинировать, посредничать. Ввиду естественно-исторических причин и сравнительно недавно возникших обстоятельств, ни у кого нет столь широкой, как у России, свободы выбора в этом регионе. Но зато ни на ком другом не лежит более тяжкого груза ответственности за последствия ошибочного выбора.
По большому счету, хаос в постсоветском лимитрофе не нужен никому. Он не выгоден экономически и пагубен политически. В долгосрочной перспективе отсутствие системного начала не устраивает даже тех, кто сегодня разрушает его в надежде на краткосрочный выигрыш. Это оптимистичное допущение стоит иметь в виду как средство против паники, но не как стимул для благодушия. Зловещие образы внешних врагов, рождаемые маниакальным сознанием некоторых российских политиков, представляют такую же крайность, как и бытующее мнение, будто союзы вроде ГУУАМа — не более, чем химеры, не достойные внимания.
Москве следовало бы честно отдать себе отчет в том, что возникновение ГУУАМской дуги — это закономерная расплата за ту иерархию внешнеполитических приоритетов, которую предпочел Кремль в 90-е годы. Мы не беремся судить, тем более в категоричном тоне, имелись ли реальные и продуктивные альтернативы избранному курсу, учитывая карнавальную атмосферу внезапного окончания “холодной войны”. Пьянящая сила этого “праздника истории” подняла к кормилу власти людей с явным дефицитом стратегического мышления, способного достойно ответить на глубоко интеллектуальный по сути вызов переломной и беспрецедентной эпохи. Драма отягощалась столь же очевидным профицитом безнравственности и хищнических устремлений. Все это дополнилось легким помутнением рассудка на почве неистового причащения к общечеловеческим ценностям и воинственного отречения от своего “азиатского провинциализма”. Впрочем, многие тогда впадали в неофитский экстаз космополитизма с такими же совершенно практическими целями, с какими они сегодня бросаются в верноподданническую экзальтацию великодержавного свойства.
Страны ГУУАМа оказались между Россией, которая пугала их своей внутренней слабостью, компенсируемой периодическими всплесками имперских амбиций, и Западом, который сулил щедрое вознаграждение за выход из сферы российского влияния. Похоже, инстинкт искушения взял верх над чувством страха, что, между прочим, означает косвенное признание лидерами ГУУАМа по крайней мере одного знаменательного факта: Россия стала цивилизованной державой, соблюдающей международное право и суверенитет своих бывших “колоний”. Кроме того, упрекать “фрондеров” за прозападную ориентацию при том, что сама Москва придерживалась ее так долго и безраздельно, едва ли справедливо.
Сегодня Россия медленно, но верно возвращает себе пока скорее моральный статус вменяемого государства, заслуживающего уважения спокойной и сбалансированной внешней политикой. Это в какой-то степени лишает ГУУАМ ряда стимулов к единению. Тому свидетельство — недавний Ялтинский саммит.
В экономическом базисе союза, никогда, впрочем, не отличавшемся прочностью, появились новые трещины. Весьма проблематично превращение Украины в транспортный коридор для доставки энергоресурсов с востока на запад, как проблематичны и шансы Азербайджана стать вторым Кувейтом. В Киеве начал активно лоббировать собственные интересы российский бизнес, выдвинувший несколько крупных взаимовыгодных проектов. Дышит на ладан, чтобы не употребить более сильный образ, идея создания в рамках ГУУАМа зоны свободной торговли. Судя по всему, разногласия между Баку и Ашхабадом по поводу нефтяных месторождений на Каспии, вышедшие именно ввиду своей особой остроты за границы экономического спора, надолго снимают с повестки дня вопрос об активной форме партнерства Туркменистана с ГУУАМом. Тяготится своим, пусть даже символическим, участием в альянсе Молдова, у нового президента которой есть заботы поважнее.
В последнее время все чаще говорят как о вполне реальной перспективе — о возможности образования из пяти прикаспийских государств мощного регионального объединения с хорошими видами на выход в широкие просторы мирового хозяйства. И с точки зрения защиты жемчужины Каспия от стихийного хищнического разгула суперигроков на глобальной “шахматной доске”, трудно придумать лучшую геополитическую охрану, чем Казахстан и Туркменистан на востоке, Иран на юге, Россия и Азербайджан на севере и западе.
Если Баку не мечтает о статусе изгоя в каспийской “пятерке”, ему понадобится помощь от Москвы в вопросах, затрагивающих жизненно важные интересы Азербайджана. Разумеется, эта помощь может быть предоставлена на определенных условиях. Учитывая ряд факторов, включая огромное влияние России в регионе и сложные отношения Баку с Ираном и Туркменистаном, у Азербайджана есть неплохие шансы попасть в изоляцию, если он станет слишком открыто фрондерствовать против России. В конце концов придется выбирать, что важнее — членство в ГУУАМе или в РАКИТе (почему бы не назвать так новую структуру по начальным буквам названий государств — Россия, Азербайджан, Казахстан, Иран, Туркменистан)? В экономическом плане ГУУАМ для Азербайджана — это вопрос о том, куда и как транспортировать нефть, а отношения с каспийской “четверкой” — это вопрос о том, чтобы иметь что транспортировать. Подобные вопросы заставляют еще раз тщательно взвесить их на весах внешнеполитической стратегии.
Существуют и весомые политические причины для резкого ослабления антироссийской направленности ГУУАМа. Спровоцированная Западом целая серия украинских “…гейтов” объективно сближает официальный Киев с Москвой, отказавшейся подогревать эту шумиху. В структурах исполнительной власти на Украине людей прозападного склада сменили фигуры, считающиеся лояльными России.
Виды на успех тех, кто уже сегодня претендует стать первыми лицами в Грузии и Азербайджане, во многом зависят от российского фактора, что заставит учитывать его в предвыборной и послевыборной стратегии. Ибо по существу никто из вероятных кандидатов не обладает опытом и авторитетом нынешних руководителей закавказских государств и вытекающей отсюда большей свободой действий. Но даже им, с их незаурядными макиавеллиевскими дарованиями, все труднее сдерживать растущее внутреннее напряжение в своих странах, где абсолютно реален полный структурный распад — политический, социально-экономический, территориальный. Нечем успокоиться и тем, кто благодушествует по поводу локальных масштабов этого процесса. Он никогда не останется уделом только одного государства: его широкое “инфекционное” воздействие ощутимо уже сейчас и будет расти дальше.
Кто бы осмелился предположить еще несколько лет назад, что богом забытое Панкисское ущелье (на границе Грузии и Чечни), где тбилисское руководство затеяло рискованную игру против России, станет мощным источником дестабилизации внутригрузинской ситуации и рассадником вируса сепаратизма уже не на российской, а на грузинской земле?
Между тем, у федеративной Грузии есть еще Абхазия, Южная Осетия, Аджария, Джавахетия, Мингрелия, а также районы компактного проживания тюркского населения на границе с Азербайджаном. Среди жителей этих областей растет, помимо социального недовольства своим убогим существованием, еще и недовольство своим “нетитульным” положением. А люди, готовые эксплуатировать антигрузинские настроения, не думая (или, напротив, хорошо продумывая) о последствиях, всегда найдутся.
Удастся ли правящей (в узком и широком смысле понятия) элите Грузии, внутренне расколотой и погрязшей в коррупции, удержать “негрузинскую” или не вполне “грузинскую” периферию под контролем центральной власти, в которой “центрального” только и осталось, что название? Скорее всего помощь извне понадобится в том или ином виде.
Кто в состоянии и кто захочет ее предоставить — еще один больной вопрос. Если за это возьмется только Россия, то нет уверенности, что ей одной, при всем ее влиянии, такая задача окажется по плечу. Но если это будет сделано без России, в обход России, и, тем более, против России, то есть уверенность, что общеполитическое развитие Грузии и всего Закавказья примет катастрофическое направление.
Крупномасштабная помощь (а в иной просто нет смысла) Запада, которую ему придется превращать в политически и экономически рентабельное предприятие, создаст на южных границах России сферу полноправного иностранного присутствия. Никто не убедит Кремль в том, что в этом присутствии нет и никогда не появится антироссийского подтекста, сколько бы в Москве ни делали вид, будто удовлетворены соответствующими успокоительными заверениями европейских и американских лидеров. Россия не останется безучастным наблюдателем “спасения Грузии” по западным рецептам и западными докторами.
Запад, прекрасно понимая ситуацию и не горя желанием ссориться с Россией, семь раз отмерит, прежде чем с головой окунаться в грузинские проблемы.
Совершенно наивно предполагать, что всего этого не видит Э. А. Шеварднадзе — политик тонкий, прагматичный и многоопытный. Именно его неординарные профессиональные способности, как можно надеяться, подскажут ему такую политическую линию в отношении ГУУАМа, которая поможет этой организации эволюционировать в структуру, открытую для плодотворного взаимовыгодного сотрудничества с другими интеграционными объединениями в рамках СНГ. Если же Э. А. Шеварднадзе представляет себе будущее ГУУАМа совершенно иначе, то придется уповать на трезвомыслие его преемника, которому благорасположение России по меньшей мере не повредит ни до, ни после его прихода к власти. Вряд ли он, при наличии практического склада ума, станет пренебрегать возможностью заручиться поддержкой Кремля.
Не намного лучше обстоят дела в Азербайджане, где кажущееся и относительное спокойствие держится на личности Г. А. Алиева — искушенного в искусстве компромисса мудрого советского аппаратчика. Но и его талантов уже сегодня не хватает на решение одних проблем, консервацию других, упреждение третьих. Ни на йоту не сдвинулся в позитивном смысле нагорно-карабахский вопрос. В любой момент могут активизироваться сепаратистские претензии лезгинского населения Северного Азербайджана. В свое время А. Эльчибей неосторожно привел в ярость Иран идеей о необходимости выведения североиранских тюрок из-под юрисдикции Тегерана и воссоединения их с “братьями-азербайджанцами”. Уже при
Г. А. Алиеве подлили масла в огонь споры о нефтяных месторождениях и опрометчивое оповещение Баку о том, что бывшие советские республики договорились определить статус Каспия без участия Ирана. Москва поспешила дезавуировать это заявление. А Тегеран ответил открытой военной демонстрацией против Азербайджана, явно намекая на возможность вооруженного конфликта. Турция (член НАТО) предъявила Ирану ноту протеста с предупреждением, что нападение на Азербайджан она будет рассматривать как casus foederis{{Договорный случай, то есть ситуация, при которой вступают в силу статьи международного договора.}}. В Тегеране это не произвело ни малейшего впечатления. На фоне такой невозмутимости не очень удивляет прозвучавший со стороны иранской дипломатии настоятельный совет Вашингтону не лезть не в свои дела. Иранцы как бы демонстрируют, что они никого и ничего не боятся. Об этом косвенно говорит и их жесткая позиция по поводу такого варианта размена территориями в южном Закавказье, который лишил бы Иран общей границы с Арменией.
В последнее время аналитиков беспокоит вероятность крупного конфликта в Закавказье (скорее всего в Нагорном Карабахе) и втягивания в него внерегиональных держав. Прогнозы включают даже сенсационный сценарий перерастания этого конфликта в Третью мировую войну.
Логика благоразумия вроде бы исключает апокалиптическое развитие событий. Ни армяно-азербайджанская распря, ни все запасы каспийской нефти (пусть они даже простираются до ядра Земли), ни другие проблемы кавказско-каспийского региона не стоят мировой войны. Однако это — рассудочный посыл. Им, кстати, руководствовались многие оптимистичные наблюдатели в 1914 году — именно тогда, когда реальное течение жизни восстало против рассудка так внезапно и жестоко.
Во всяком случае для всех участников “большой игры” на Кавказе есть повод задуматься. В том числе и для Баку. Нужно ли осложнять свои проблемы еще и оппозиционной по отношению к России политикой? Сейчас налицо признаки осознания бакинским руководством негативных последствий такого подхода. Тут дело еще в актуальном вопросе о “престолонаследии”, решить который Г. А. Алиев хочет вполне традиционным для Востока образом. Россия, приходящая в себя после оцепенения 90-х годов, может сыграть не последнюю роль в определении исхода избирательной кампании в пользу того или иного кандидата.
Одним словом, краткосрочные политико-экономические выгоды и основанные на них дипломатические, по преимуществу прозападные, приоритеты для Закавказья, похоже, уже исчерпывают себя. Пора намечать стратегические цели на более длительную перспективу. От этого выбора будет зависеть подлинное национальное возрождение закавказских народов.
Вышеуказанные обстоятельства делают вполне реальной перспективу перехода от конфронтационной к интеграционной модели взаимодействия ГУУАМа с Россией и ее партнерами по СНГ, ДКБ{{Договор коллективной безопасности.}} и ЕВРАЗЭС. Известные высказывания президента В. В. Путина на этот счет являются по сути приглашением к многостороннему, многоуровневому и многофункциональному сотрудничеству на пространстве бывшего СССР. Со стороны России это — жест доброй воли, призванный помочь ГУУАМу сделать шаг навстречу. И что важно — шаг ответный, нисколько не ущемляющий достоинства альянса, скорее подчеркивающий его значимость.
Однако не все так просто. Есть факторы, помимо западных интересов, способствующие не только консервации ГУУАМа в его нынешнем качестве, но и эволюции союза в неблагоприятном для России направлении. Несмотря на потепление российско-украинских отношений, до серьезных подвижек пока далековато. Киев не устает твердить о своей внешнеполитической многовекторности, которая на деле зачастую сводится к плохо скрываемому евроатлантическому и натовскому акценту. У Запада имеется свой неплохо организованный и влиятельный кадровый резерв в украинских институтах власти, готовый резко активизироваться в урочный час. В целом стараясь не испытывать терпение Кремля вызывающими демаршами, Л. Д. Кучма в то же время отказывается даже обсуждать тему о присоединении к российско-белорусскому союзу и тем самым посылает в ЕС и США недвусмысленный сигнал. Недавно заключено соглашение между оборонными ведомствами Киева и Вашингтона.
ГУУАМ “плох” еще и тем, что сам факт его существования придает в глазах Москвы подозрительный характер тем действиям участников альянса, которые, по крайней мере субъективно, вовсе не направлены против России. В международной политике иногда не так важен сам смысл поступков одной из сторон, как восприятие этих поступков другой стороной. К примеру, в нынешних переговорах между Киевом и Ашхабадом о поставках туркменского газа на Украину нет ничего предосудительного — обычные хозяйственные связи. Но Кремль (в свете общего направления деятельности ГУУАМа) может увидеть здесь очередное свидетельство укрепления южной геополитической дуги в ущерб России. Да и, по правде сказать, объективно так оно и есть.
Настойчиво просятся в западные интеграционные (включая военные) структуры и другие (помимо Украины) члены ГУУАМа. По ряду соображений, включая снобизм и некую брезгливость Запада к Востоку, этих ходатаев до сих пор не слишком вежливо держат на пороге евроатлантического дома, не пуская внутрь. Но перспектива войти туда остается предметом торга и рычагом воздействия на страны ГУУАМа. На сегодняшний день Россия не в состоянии предложить им равнопривлекательную альтернативу, не говоря уже о более привлекательной.
Последовательные попытки упрочить ГУУАМ как средство “сдерживания” России предпринимает руководство Грузии, отстаивающее идею расширения союза за счет Румынии и Болгарии. Официальный Тбилиси хочет, среди прочего, обзавестись помощниками в деле урегулирования абхазской и юго-осетинской ситуации. Для этого предполагается максимально “интернационализировать” проблему территориальной целостности Грузии, апеллируя (в данном конкретном случае) к принципу главенства идеи государственного суверенитета над идеей национального самоопределения. Явно или подспудно наличествует намерение минимизировать участие Москвы в решении вопроса, а еще лучше — вообще устранить ее как сторону, считающую, что технология этого решения более сложна, чем то видится из Тбилиси.
Здесь позволительно заметить: интересы Грузии, несомненно, требуют уважения, игнорировать их совершенно недопустимо, ибо это грозит полным расстройством хрупкого равновесия в Закавказье, что в конечном счете никак не устраивает соседние государства. Вместе с тем и грузинским лидерам следовало бы учесть: политика, которая строится исключительно на стремлении жестко обусловливать отношение Тбилиси к той или иной державе степенью ее готовности поддерживать любые методы борьбы с сепаратизмом, весьма рискованна. Такая политика чревата результатами, прямо противоположными ожидаемым.
Это касается и международной стратегии Баку, в значительной мере зависимой от нагорно-карабахской проблемы. Выстраивание Азербайджаном своего внешнего курса в жесткой увязке с тем, кто и насколько готов стать союзником Баку против Еревана, крайне сузит набор его дипломатических средств, которые в данном случае только и могут принести успех. Политика силового разрешения спора с открытой апелляцией к Турции и НАТО автоматически приведет к образованию контркомбинации, где Россия просто вынуждена будет присутствовать в том или ином качестве. Крайне сомнительно, что Запад пойдет на конфронтацию такого масштаба. Если он всерьез и надолго заинтересован в каспийском сырье, то ему абсолютно незачем развязывать там войну. Создание управляемых очагов напряженности, быть может, оправдывает себя на стадии решения вопроса о путях доставки нефти. Но эта тактика теряет всякий резон при наличии уже проложенных и действующих трубопроводов. Зачем гигантской транснациональной корпорации поощрять военные действия в районе прохождения магистрали, по которой течет ее нефть?
Не следует также исключать активизации попыток Баку включить Нагорный Карабах в число объектов посреднической и миротворческой деятельности ГУУАМа. Это направление тоже не обещает успеха, пока оно будет осуществляться в рамках международной структуры, противопоставленной России и все более отчетливо акцентирующей свою прозападную ориентацию.
Молдова — с ее Приднестровьем — тоже не прочь использовать ГУУАМ в антисепаратистских целях. Поскольку, однако, у нее нет особой уверенности в эффективности этого инструмента, она предпочитает делать ставку на “проверенные” европейские организации вроде ОБСЕ, ЕС и т. д.
Пожалуй, пока единственным результатом “деятельности” ГУУАМа по защите суверенитета и территориальной целостности стран-участниц можно считать объединение сепаратистских сил в виде Ассоциации непризнанных государств. Это опасно осложняет ситуацию на постсоветском пространстве, усиливая блоковое противостояние и, как ни странно, ослабляя позиции противников сепаратизма в российской политической элите.
Откровенно говоря, сегодня трудно установить, что меньше (или больше) устраивает Россию — взаимопонимание и слаженность внутри ГУУАМа или разброд и шатание. Чтобы иметь с альянсом конструктивные отношения, нужна его управляемость, предполагающая внутреннюю, “коалиционную” дисциплину. А с точки зрения политики развала ГУУАМа извне, единство союза является помехой.
Возможно, это прозвучит несколько неожиданно на фоне сказанного выше, но нам представляется, что в условиях продолжающего находиться в расщепленном, дезорганизованном состоянии пространства бывшего СССР существование
ГУУАМа не так уж бесполезно для России. Пока Кремль не будет в силах взять на себя всю полноту ответственности за структурирование этого взрывоопасного геополитического материала, часть ее можно “делегировать” таким объединениям, как ГУУАМ (если, конечно, он не намерен становиться военным союзом против России). Да и даже при наличии соответствующих материальных предпосылок для России было бы нерационально сосредоточивать слишком много руководящих функций в своих руках. Эффективность любой интеграционной единицы достигается балансом между “централизмом” и “регионализмом”, административной “диктатурой” и “демократией”, коллективным принуждением и свободой.
Как знать — нет ли уже сейчас оснований прогнозировать переход “российско-гууамских” отношений в русло тесного партнерства и постепенной интеграции. Не стоит желать ГУУАМу быстрой и внезапной кончины, ибо она непременно спровоцирует усиление хаотических тенденций, и еще не известно, какие в таком случае векторы победят во “внешних политиках” Баку, Тбилиси, Ташкента и Кишинева. Лозунг “чем хуже — тем лучше” хорош для смутного времени, каковым и были 90-е годы. Но для созидания, чем, надо полагать, Кремль теперь и занимается, такая формула абсолютно непригодна.
Непросты отношения ГУУАМа с Западом, который представлен не только Соединенными Штатами, но и разноликой Европой. Американцы и европейцы неоднозначны в своем восприятии происходящего на постсоветских просторах. Одним там по-прежнему нужна “мутная вода”, другим — порядок. Среди последних есть такие, кто не имеет ничего против того, чтобы этот порядок навела Россия, разумеется, при условии соблюдения их интересов. Не предвидится возражений, если часть этой задачи сможет выполнить ГУУАМ.
Запад понимает: одно дело иметь на постсоветской территории разрозненные точки опоры в виде отдельных государств, другое дело — площадь опоры в виде союза или союзов государств. Понимая это так же хорошо, ГУУАМ и предлагает себя в данном качестве. И, конечно, не безвозмездно. Одним из основных пунктов в выставляемом счете будет оставаться оплата расходов по борьбе с “русским империализмом”. До тех пор, пока Россия соответствующим поведением не лишит эту идею всякой актуальности.
Идет некий политический торг и между членами ГУУАМа, интересы которых далеко не во всем созвучны. Для Тбилиси, Баку и Кишинева проблема сепаратизма более злободневна, чем для Киева и Ташкента. Поэтому приоритетные цели ГУУАМа видятся из разных столиц по-разному. Грузия, Азербайджан и Молдова хотят, чтобы значительная часть усилий альянса была сконцентрирована на этой проблеме. Украина и Узбекистан предпочитают получить компенсацию даже за моральный вклад в сохранение территориальной целостности своих союзников.
И, наконец, — о самом неприятном. Сегодня — для России, завтра, скорее всего, — не только для нее. Налицо признаки, указывающие на то, что Грузия, Азербайджан и Украина заходят за опасную черту. Мы говорим о военных учениях НАТО в районе Поти — самых масштабных в истории подобных предприятий в акватории Черного моря. Место их проведения и деятельное участие в них трех из пяти государств, входящих в ГУУАМ, — скверное знамение (дай Бог ошибиться!). Тбилиси, Баку и Киев вполне осознанно (предположить иное в такой очевидной ситуации трудно) дают себя увлечь на стезю, где должно подвергнуться испытанию терпение Москвы, отнюдь не беспредельное.
Независимо от того, что лежит в основе этого коллективного недружественного к России демарша — ошибка, блеф или что-нибудь еще — Кремль будет вынужден реагировать на реалии, представляющие потенциальный вызов безопасности России. Ясно одно: такого рода “учения” формируют “холодный фронт” в общей картине потепления международного климата в Европе.
Благоразумие и прагматизм лидеров ведущих держав оставляют надежду на превращение бывших советских республик в пространство мира, доверия, благополучия. Эта историческая задача обязывает все заинтересованные стороны не скупиться в проявлениях сдержанности, терпимости и взаимоуважения. Западу необходимо понять, что бесконечное расширение сферы его ответственности, в том числе путем включения в нее территорий, не принадлежащих к традиционному ареалу западного присутствия, принесет лишь вред.
Суть дела ведь вовсе не в том — хотят или не хотят игроки на постсоветском геополитическом поле толчеи и беспорядка. Суть дела в том — кто, как и какого рода порядок будет наводить. И, конечно, — ради чего. Хорошо бы найти такой ответ, который привел бы международную ситуацию к материальному и моральному равновесию, чтобы не оставить повода ни для победной эйфории, грозящей помутнением разума, ни для чувства унижения, чреватого жаждой реванша. На постсоветской шахматной доске игра соперников ва-банк всегда будет игрой на обоюдное поражение, при котором обычно торжествует третья сторона.