Леонид Костюков
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2001
Леонид Костюков
Магическая спираль
Начнешь привычно-заунывно: новая книга стихов молодого кемеровского поэта — и чувствуешь несовпадение каждого слова с действительностью. Нет, не только новая книга, но и названное по ней ("Неполное смыкание век") полное — вполне сознательный авторский каламбур — на данный момент собрание сочинений Сергея Самойленко. Да и молод он в том только смысле, в каком у нас молод каждый поэт, опоздавший за Евтушенко с Вознесенским. Молодость припоминается как оправдание немыслимого зазора между уровнем стихов и степенью популярности поэта, как попытка ответа на проклятый вопрос: если эти стихи так хороши, если они способны доставить столько удовольствия читателю, отчего читатель не ловит их жадным ухом, а довольствуется в лучшем случае суррогатами Пригова и Вишневского? Но тут мы неизбежно заговорим об искажениях культурного эфира — и лучше попробовать слегка исправить ситуацию, чем глубоко и со вкусом ее осудить.
Итак, увесистая, отчетная книга вполне зрелого поэта. Который формально признавался и фактически, видимо, является первым поэтом Кузбасса. Но и этот регионально-княжеский титул недостаточен и не вполне уместен. Опять же дело не в том, что Сергей Самойленко многократно печатался в московской "головной" периодике и известен внимательному читателю. Дело в том — и тут мы уже переходим собственно к корпусу стихотворений, — что монотонное одиночество российской провинциальной жизни, ее бесконечные зимы, чудовищная красота уловлены долгим, но как бы сторонним взглядом. В каком-то почти невозможном ракурсе нам дан лирический эпос, где предметом и темой является душа поэта с видом на окрестный ландшафт, но интонация ровно-объективна, эпична. Как если бы Миклухо-Маклай, глядясь в зеркало, констатировал, что стал мало отличим от папуаса. Глаз поэта фиксирует его же ладонь или ворону на соседнем телеграфном столбе как равноправные детали целого. Возникает редкая и, возможно, самая ценная форма эмоциональности литературного произведения — когда читатель задыхается от наплыва разнородных чувств и сетует на автора, что тот остается бесстрастен.Всю ночь шел снег вдоль моего окна,
пока я спал с открытыми глазами
в кровати, раскаленной докрасна,
колеблющейся в воздухе, как пламя…Стихотворения из первой по порядку книги в книге буквально велики: и по длине строки, и по высоте строфы, и по протяженности целого. Они требуют слов — и не могут не взывать к духу Бродского. В отличие от многих и многих эпигонов, копирующих бродский синтаксис и орнамент, Самойленко оказывается в изначально сходной с Бродским ситуации: он заговаривает одиночество, уставленную предметами пустоту, пытается словом пробить вещь. Если одним из традиционных приемов стихосложения является словесный повтор, гармонизирующий ход речи, то у Самойленко круг за кругом новыми словами излагается та же мысль, сообщается то же ощущение. Мы словно в самолете, раз за разом заходящем на посадку и вновь в отчаянии уходящем в небо (как тут не вспомнить ястреба!), — или как будто трем картинку на лотерейном билете в надежде увидеть под ней знаки выигрыша или хотя бы поражения.
В сущности, "Неполное смыкание век" — метафизически честный (тем и ценный) дневник человека, оказавшегося в тупике, но не человека тупика — отсюда зазор, отчаяние, неполное смыкание. Что-то вроде путевого журнала судна, затертого льдами.Потрачена жизнь, а вторая,
грех думать, не стоит гроша.
Обратной дороги из рая
ничья не сыскала душа.
Каких доказательств мне надо,
я сам не пойму до конца.
Химера небесного града
мерцает, мороча глупца.Ярким, временами ослепительным светом сменится мерцание в следующих книгах, "Угле зрения" и "Обратной перспективе". Но тут нельзя более игнорировать главный композиционный принцип книги.
Она, вопреки обычаям, построена от позднего к раннему, в обратной хронологии, так что духовный прорыв подчеркнуто ироничен и иллюзорен, за выход мы принимаем вход. Если же постараться глубже вникнуть в эту проблему, то мы увидим странное, искаженное время бытия, пронизанное разнонаправленными сосудами.Хорошо быть дальтоником в этой стране
кровеносной,
только б артериальную не отличать от
венозной…Лично мне ценнее остальных все же хронологически первая и завершающая сборник книга стихов "Обратная перспектива" — где находится палитра автора, его образцы чистых красок, из которых впоследствии сложатся узнаваемые картины жизни. Но чистые краски удивительнее.
Накрытый волной красноперой,
ты видишь, вжимаясь в песок,
как медленно, будто в повторе,
плывут облака в кровоток…Или:
Мне нечем утешить расшатанный маятник
клена,
в окно мое бьющий, как колокол дальнего
звона,
стекло прогибая напрасным размахом
упрека,
в последнюю ночь накануне урочного
срока…Именно в "Обратной перспективе" автор до опасного близко подходит к той точке, борхесовскому алефу, где наши чувства смешиваются и путаются, где слышен тенор звезды, где воздух пахнет огнем. Именно там, в своей алогичности, в своем диссонансе с материей времени и места, Самойленко вступает в равный диалог с гениальной русской поэзией ХХ века. Например, его стихотворение "Куст" достойно продолжает сквозную тему грозы, не уступая, по-моему, шедеврам Бунина, Пастернака, Заболоцкого…
Впрочем, на то и миллениум, чтобы разрушить монотонный цифровой прирост годов и свести конец с началом. На то и обратная перспектива, чтобы устанавливать сложные питательные связи во времени. Мы попадаем как бы в магическую спираль, разворачиваемую в двух направлениях. На то, наконец, и человек, чтобы не жить настоящим, а существовать сразу во многих временах._________________________
Самойленко Сергей. Неполное смыкание век. Стихотворения. Кемерово: Кузбасс-вузиздат. 2000.