Книжный развал
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2000
Леонид Костюков
Я вам пишу — чего же боле…
Приобретя книгу Виктории Фоминой “Письмо полковнику”, потенциальный читатель наконец-то столкнется с феноменом, о котором уже немало наслышан, а именно с женской прозой. До сих пор в лице Петрушевской, Нины Садур, Татьяны Толстой, Токаревой, Горлановой мы встречались с некоторой постцветаевской ситуацией, экспансивным, активным и по существу мужским началом, для разнообразия облеченным в юбку, да и то не всегда. Женская проза возникла не как явление, а как тактический прием для лучшей атаки издательств и журналов, как, например, молодая узбекская проза юношей, не знавших узбекского, или международная организация женщин-логиков, не имеющих, впрочем, отношения к женской логике. У Виктории Фоминой сквозная героиня именно женщина, создание откровенно ведомое и зависимое. Она не волочит за собой забитую мужскую тушу. Не остановит на скаку коня и не войдет в горящую избу, лучше пококетничает с пожарником. Мужества у этой новой героини хватает лишь на то, чтобы с переменным успехом оборонять свою честь. И правильно — зачем женщине мужество?
Подлинная женственность прозы Виктории Фоминой определяет ее редчайшее в наше нервное время качество — неэкстремальность, даже, точнее говоря, антиэкстремальность. Читатель вместе с автором постоянно оказывается в разнообразных “горячих точках” и пограничных зонах литературы — от новейшей притчи до смычки прозы и эссеистики или достаточно откровенной чернухи, — но направление движения всегда центростремительное, а не центробежное, не на прорыв фронта, а как бы приручительное. Сильные слова, жесткие сюжетные ходы, эпатирующие детали — всё оказывается погруженным в некую смягчающую среду, всё приспособляется к жизни, а не к смерти.
(Особняком тут стоит рассказ “Маленький эксперимент” — по-настоящему жуткий. Можно поздравить автора с композиционной удачей: хорошо, что такой рассказ один на книгу, потому что несколько таких болевых приемов неизбежно девальвируют друг друга; хорошо, что он помещен в середину книги, потому что читатель успевает настроиться на совершенно другую волну и получает полноценный удар, а потом успевает прийти в себя.)
Проза Виктории Фоминой устроена так, что читатель ни на минуту не забывает, что имеет дело с опытом женщины. Мужчина здесь присутствует в той степени, в какой охватывается женским взглядом. Представьте себе тридцатилетнего кандидата биологических, например, наук, сидящего на кухне с подружкой. Представьте себе мысли и образы, бродящие в его голове. Теперь отделите от этого облака тончайший слой, уместный для внешнего выражения на этой кухне. Именно эти тончайшие слои кочуют по страницам Виктории Фоминой, приложенные к глазам, губам, плечам, костюмам и остальному. Естественная реакция читателя-мужчины — я не такой! Но художественная убедительность “Письма полковнику” делает наши возражения неокончательными. Пусть ты не такой, но в мир от тебя поступает ровно это. Поневоле задумаешься.
В единственном рассказе, написанном от лица мужчины, лирический герой дрейфует от одного конуса женского взгляда к другому, между романами пребывая в анабиозе. Виктория Фомина предельно честна; она пишет только о том, что видела и чувствовала, расширяя зону этого опыта не фантазией, а представлением. Представление уснащает мир Фоминой новыми деталями, но не меняет его основных черт. Не случайно женщины героя-мужчины оказываются до неотличимости схожи: ведь мы имеем дело с жизнью женщины-автора, лишь зеркально отраженной. Женщина тут одна (не считая вызывающе второстепенных “подруг”).
Идеологическая основа прозы Фоминой является преложением известной народной максимы всё фигня по сравнению с пчелами, а пчелы тоже фигня, где роль пчел играют, само собой, межполовые отношения. То есть политика, экономика, культура, воспитание детей, строительство дома, возделывание огорода, Бердяев, Къеркегор и т.д. как бы вообще не существуют или существуют лишь как повод знакомства мальчика с девочкой. Но как только мальчик изъявляет прыть выше средней, довольно скоро он становится утомителен и неинтересен. Уже он сам, его внимание есть только повод… для чего? для похода в кафе или покупки туфель? Нет — для воспоминаний, а говоря еще точнее, для отраженного интереса к себе и, в итоге, для движения по жизни, которое и есть жизнь. Можно долго говорить об ущербности этого мировоззрения в философском и нравственном отношении, но оно оказывается весьма и весьма конструктивным зрительно, операторски. Мы как бы фокусируем кадр по центру, а потом затемняем и размываем этот центр — и начинает полноценно играть фон. Самоценным становится боковое зрение, некая украдка взгляда.
Сама того, вероятно, не желая, Виктория Фомина ставит множество экспериментов. Например: можно ли приручить реалии нового времени? можно ли, никого не обижая, свести жизнь к ее эстетической стороне? можно ли, наконец, примирить самые разнообразные стилистики, прививая их к некоторой вполне доброкачественной лозе немного неопределенного вида? Ответы получаются не акцентированные, расплывчатые; тем более они ценны (потому что органичны).
Очевидно одно — не эмблематично, а сущностно утратив мужскую природу, проза в преломлении Виктории Фоминой утратила и культурные корни. Получилось, что все гражданские, философские и нравственные чаяния и метания великой русской литературы имели пол, и этот пол был мужским. Глубинный смысл прозы Фоминой так же легко найдет отзвук в любой культуре (румынской, конголезской, тибетской), как ее героиня пересекает границы в новой Европе. Какие-то ниточки языка волей-неволей тянутся к Толстому, Розанову или Битову, но все эти почтенные люди собраны вроде как за одним чайным столом, где не могут ни рассориться в дым, ни долго и горячо, глядя в чашку, излагать свое. Это неуместно. От них осталось только не хотите ли еще чашечку? — Благодарствуйте, я вполне сыт.
Что же до маркесовского полковника, так он ведь ждет пенсии, а не пространного письма о чуждых ему проблемах. Не ему и не его русским собратьям по ожиданию адресована книга Виктории Фоминой, а людям молодым, с нерастраченным запасом сил и чувств, не очень знающим, на что этот запас растратить, и из самого этого зависания ткущим новую философию жизни.
Бог в помощь.
Виктория Фомина. Письмо полковнику. М.: Подкова/ 1999.