КНИЖНЫЙ РАЗВАЛ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2000
Марина Тарасова
Счастливый билет на “Титаник”
…Человек идет под моросящим дождем или под неярким северным солнцем, ощущая “медвежье объятье родины”, в пространстве “от заячьей губы — до волчьей пасти”. О чем он думает, почему забредает на “чудовищную новостройку на берегу Москвы-реки”, замечает определенные реалии окружающего бытия?
Поэзия Владимира Салимона — поэзия ответов.
Я сверху вниз
разглядываю шпиль, карниз,
балкон, площадку, галерею.
В петлю просовываю шею….
От Франсуа
все — поголовно — без ума.
Поэзия предметом восхищенья
была в эпоху Возрожденья.
Поэт, чья муза выпестована нашими днями, свободно перемещается во времени, постоянно перезаряжает камеру, останавливает мгновенье, потому что оно скорее горько, нежели прекрасно, и дальнейшее… молчанье, тождественное смерти.
И Провидения рука
столь ощутима,
что пули пролетают мимо.
Они проносятся во тьме
со свистом,
ужо чеченским террористам
сидеть в дерьме.
Ирландцы. Баски. Палестинцы.
Сойти с ума —
с таким зверинцем
не напастись дерьма.
Создание “образа врага” так укореняется в человеке, что равнодушие к чужому страданию легко и быстро перерастает в агрессию.
Для В. Салимона нет неодушевленных предметов — все говорит и дышит в его стихах; жизнь дерева или цветка — маленькая мистерия; ему ненавистен геноцид над людьми и целыми народами.
Мастерски выписанные подробности, детали имеют решающее значение в стихах В. Салимона: “В потемках чиркнул серной спичкой, а электрической дугой, элементарней, чем отмычкой, вскрыл угол неба надо мной”. Противоречие между сложной гармонией природы и более простой (как всякий порок или изъян) дисгармоничностью человеческого бытия разрешается поэтом в пользу природы. Его отношение ко Всевышнему — строгое, трезвое, ответственное.
Законоуложенью вопреки —
законам Божьим —
стал буреломом, бездорожьем,
щербатым берегом реки.
…………………………..
и мы наблюдали, оставшись одни,
сошествие Духа Святого.
…………………………..
Неведом нам дальнейший ход событий.
Но — Бог судья.
Но “нельзя даже про Бога сказать, что он часто бывает. Наоборот, обыкновенно по большей части его не бывает”, — писал Лев Шестов в страшном 1919 году.
Зримое чудо, вечное движение природы для Владимира Салимона неизмеримо выше многих опосредованных истин. Читая книгу новых стихотворений “Бегущие от грозы”, явственно ощущаешь, что настоящий поэт с возрастом мудреет, но не иссякает в
нем святое изумление:
То тварь дрожащая ползет.
То гад морской крылами бьет.
Гудит. Бушует. Колобродит.
А то, что с ними происходит,
Не поддается в двух словах,
подобно ветру в волосах,
подобно грому в небесах —
ни описанью,
ни пониманью
при всей любви к естествознанью.
Вспоминается ахматовское “из какого сора…”. “Но если мир настолько болен, что впору сдать его в утиль, я верю — из небытия для новой жизни возродится, на радость нам — из вторсырья золотоглавая столица”.
Название книги “Бегущие от грозы”, наверное, раскрывается в стихотворении в вечных беженцах, переселенцах (“албанцев иль чеченцев, евреев, многоопытных в вещах”…):
Но я запомню раз и навсегда,
как виденное мною многократно:
куда бегут, откуда — непонятно.
Хотя нам неизвестен их маршрут,
однако ясно — что бегут.
Какой нелицеприятный портрет времени, враждебного человеческой душе. Времени, в котором она, Душа, обязана найти свою нишу. Мне трудно привести пример более авторской, личностной лирики, поэзии, где лирический герой так сильно и полно сливался бы с самим поэтом.
Салимон — мастер уже полузабытой в нашем стихотворчестве лирической миниатюры. Его разностопные ямбы — своеобразный графический рисунок и синтаксис — содержательны, так интонационно богаты, что маленькое стихотворение становится выразительным, объемным. “Мир под оливами премудрым грекам лишь доступный”, но “Господь соскучился по самым лучшим веселым плясунам”.
Бок о бок гремят друг о дружку,
как кружка о кружку —
беда неизбежна.
Грядущая ночка бездонна, безбрежна.
Библейские реалии, озвученные сегодняшним днем, не приземленны, а свежи и поэтичны.
В столб соляной превращена,
быть может, Лотова жена
подобно сказочной фигуре —
садово-парковой скульптуре.
Поэт и его ипостаси обитают в “Предместьях Рая”. Этот раздел книги предваряет почти булгаковская картинка.
Куда бы это мы летим
во тьме кромешной
и, пролетая над Манежной,
колечками пускаем дым.
Лично мне, в такой большой по объему книге, не хватает любовной лирики, но это, возможно, не входило в композицию, в авторскую задачу.
Во времена культовой стихотворной чернухи несомненно радует позитивность книги Владимира Салимона, его зоркость, насыщенность стихов. Самодостаточность поэзии и ее избранника-поэта. Выстраданный и подкрепленный иронией оптимизм.
На милость Божью без нужды
не уповая,
все получу сполна я,
по полной мере за труды:
и кнут, и пряник,
и лед, и пламень,
путь крестный и надгробный камень,
билет счастливый на “Титаник”.
Владимир Салимон. Бегущие от грозы. Новые стихотворения. М.: Золотой век. 1999.