Стихи
Лев Смирнов
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 5, 2000
Лев Смирнов Символы, знаки, намеки Мария Мария, Мария… Как сны эти жарки, Как грозной Вапнярки немыслимы сны! Святая в тельняшке, вакханка в кожанке, Богиня в сполохах гражданской войны. Откуда ты в эти края залетела С наганом в руках, из былых Афродит? Твое непорочное, гибкое тело И порох, и славу, и гибель таит. Славянка с неистовым нравом гречанки, Кто острых твоих не пугался стремян? Сам батька Махно за тобой на тачанке Гонялся по гибельным скифским степям. Сперва с Первой конной в походы ходила, Потом у дроздовцев снискала успех. Кого полюбила, того погубила, И шашка твоя их запомнила всех! Не красных и белых, а наглых и смелых, Крутящих усы по колена в крови. В каких небывалых, бескрайних пределах Развеялся морок той страшной любви? Вся нежность твоя — это ярость, и страстность, И боль, и презренье… Но нет ей цены! В кожанке, беспутная, в лентах крест-накрест, Бессмертная похоть гражданской войны. * * * В дни исторического краха, В дни бичевания порока Любой из нас, дрожа от страха, Легко сойти мог за пророка. Перед лицом самой эпохи, Перетряхнуть грозя анналы, С трибун кричали Архилохи И завывали Ювеналы. Старик вздыхал и малолеток В ответ на эти инвективы, И под знамена всех расцветок Сдвигались шумно коллективы. Людское море клокотало — Сплошные смерчи и экстазы, И от трибун за два квартала Летели буйственные фразы. Но ощущали все как будто, Что эти дни пройдут, как небыль, И все в одно проснутся утро И над собой увидят небо. Развеется угар эпохи, Затихнут гулы и обвалы… Кем станут наши Архилохи? Кем станут наши Ювеналы? Клеймо В детстве небесную высь вместо Бога любил, Все порывался незрелой душой за предел… А впереди серый лось одиноко трубил, А позади пароходик уныло гудел. Людям не в тягость, наверное, и не в укор Жил на земле я, в свой лучший уверовав час, — Но в мое детство глядел уже чей-то в упор Гиблый, и черный, и нечеловеческий глаз. В теле моем вырастала и крепла душа, Вся заходясь от могучей земной красоты… Но обступали ее, все живое круша, Скрепы, узилища, обручи, цепи, кресты. И зависала над тихими руслами рек, И над землей, и над робкой моею душой Чудо-звезда… Думал: хватит ее на весь век, Но оказалась она не моей, а чужой. Вот я пред вами — не нищий душой, не богач, В малом — хитрец, а в большом — несусветный простак. Не испытал ни особенных бед, ни удач, Жизнь свою прожил — а все в ней не то и не так! Высь поднебесную с детства всем сердцем любил, Что ж мне теперь напоследок осталось любить? Серый мой лось запропал, пароходик уплыл, В слабой руке от звезды только рваная нить… Буквы Сложу искусное, не наспех, А люди сморщатся: — Тщета! — Сложу простое, курам на смех, А все воскликнут: — Красота! Сто раз попробую и двести, Отвергну все, начну опять И буду складывать, как в детстве, И древность слов припоминать. Во имя любви — Хочешь, бочку поставлю вверх дном? — Хочешь, прыгну на землю с сарая? — Об одном, об одном, об одном Говорят, от смущенья сгорая. О, хвастливая детская страсть, Что, влюбленных лепя из подростков, Может розу из сада украсть И все знаки сорвать с перекрестков! Я и сам, от любви без ума, Расточая волшебные силы, Поджигал в своем детстве дома И выдергивал крест из могилы. На глазах у лукавых тихонь, Чьих насмешек не зря опасался, Я глотал смертоносный огонь, На веревке в колодец бросался. Жил красиво. Герой и злодей. Рисковал своей жизнью высоко. Улетал на крылах лебедей, И ни страха не знал, ни упрека. Всё — во имя Любви! Столько дней, Столько лет — вплоть до Фета и Блока… А любви-то и не было. Ей До меня еще было далёко. Серебряный век Как ни бунтует затравленный разум, Как ни противится дух, — Век наш серебряный, сгинувший разом, Носится в небе, как пух. Холод застенков и тьма подворотен, Тысячи дыб и голгоф Не сокрушили жемчужных полотен, Дивных мелодий и строф. Мир превратился в сплошное кладбище И приуныло добро… Только еще стало звонче и чище Старых искусств серебро. Три революции, три катастрофы, Плач о любви и добре… Только всего и остались те строфы, Черные на серебре! Зрелость Стала природа — с безбрежьем полей, С сизою дымкою дальней — В чем-то раскованней, проще, светлей, В чем-то темней и печальней. Зрелости, видно, достигла она, Звездной поры сокровенной. Стала и ей в полной мере слышна Музыка целой вселенной. Каждой ветлой средь туманных завес, Каждой волною в потоке Стала ловить она с темных небес Символы, знаки, намеки. Не позабыла и душу людей: Миф потеснив замогильный, Сделала чувства людские грубей, Тоньше, подвижней, мобильней. Жизненный век удлинила она, Зная, что жизнь — дорогая. Знания черпать велела до дна, Умственной бездной пугая. Страждет природа, над нами склонясь, Словно сестра милосердья. Что еще хочет придумать для нас — Общую смерть иль бессмертье? Будто бы шепчет: — Смотри и дивись! — Будто бы брезжит ночами Смутным намеком на новую жизнь В безднах гремучих над нами. Будто готовит нас к звездным гостям, К нечеловеческим ликам, К новым страстям, к небывалым вестям И к испытаньям великим…