Стихи
Инна Кабыш
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2000
Инна Кабыш
Золотое сеченье
13 сентября 1999 года* Диме Быкову 1 Димыч, это смешно: мне оформили визу в дни, когда я готова вернуть свой билет. Мир летит в никуда, бомбы падают снизу, а вверху гасят свет. Да, по сути, нет больше ни низа, ни верха: все смешалось, как в доме, не помню каком. На пороге — не помню какого там — века мой стишок — это шок, в горле ком. Потому что бессильны слова и нелепы, а которые в рифму — нелепы вдвойне, хоть мы знаем с тобою, что рифма есть скрепа. Но отнюдь не в кирпичной стене. 2 Тело заплывчиво. И коротка память у всех властей. Мало мне ока боевика, подрывника — частей. Когда от Москвы до пока вместишь дома нет без огня. …Господи, если ты их простишь, то не прощай меня. * День траура по жертвам взрыва первого жилого дома и день взрыва второго дома в Москве. * * * Весна уходит. Плачут птицы. Глаза у рыб полны слезами. Басё — А почему у тебя такие большие глаза? — Чтобы лучше видеть тебя. — А почему у тебя такие большие уши? — Чтобы лучше слышать тебя. Но чтобы лучше видеть и слышать, нужно иметь не большие глаза и уши, а большое сердце. А чтобы увидеть слезы в глазах у рыб и услышать, как плачут птицы, нужно не иметь, а быть. Быть сердцем. Сердцу ничего не нужно иметь, ибо сердце — это все. Это Басё. Золотое сеченье 1 Детство — зверушность, антоновка, птичность, эховый, аховый лес, детство — потерянная античность: Гектор, Геракл, Ахиллес. Пестрая карта, зеленая парта, мальчик, заноза, любовь, бедная Троя, победная Спарта и настоящая кровь, ибо разбиты враги и коленки, схвачены Гитлер и Ксеркс. Детство — прекрасные пашки и ленки в семьи играют — не в секс. Это когда за тобой огороды, а над тобой облака… Детство: идут на работу народы и проплывают века. Это — ошпарены солнцем, чумазы, тырим совхозный горох, взяты на краснофигурные вазы мастером строгим, как бог. Это навеки застыла в объятьях мать, и сгущенку сосут наши котята и младшие братья… Детство — бездонный сосуд. 2 Дача: клубничное жаркое детство, плюсквамперфект, почти мезозой, гений: ребенок с геном злодейства хищно охотится за стрекозой. Археоптерикс щебечет на ветке с рыжим охотником накоротке, и преспокойно, как в маминой сетке, груши-двойняшки спят в гамаке. Ночью на даче скрипят половицы, зябнет старуха на кресле-одре, шепчутся девочки-отроковицы, бродит смородина в красном ведре. Ночью растут позвонки и суставы, грудь набухает, как белый налив, в дальние страны уходят составы, в юность, и до посинения слив, до сентября, до начала мученья: море и солнце — дачный сезон. Это наш дом золотого сеченья. Южная ссылка: Пушкин, Назон. 3 Что в детстве означали гольфы? — весну, свободу, воскресенье, когда грядущие Голгофы покрыты мраком: во спасенье. Вот перед домом рубят ясень — летят скворешни, точно щепки: весенний день бездумно ясен, а на веревке птиц прищепки. И грязь в лесу по голенище, зато в оврагах — первоцветы, и хоть вокруг все голо, нище, мы — в глубине — уже поэты. Еще учителя грубят нам, но кружит голову сурепка, и есть за школой голубятня, где можно сладко, можно крепко и долго, где заснуть и спать бы — вольно империям кончаться! — а нам проспать до самой свадьбы да так — детьми — и обвенчаться. 4 Там мой жених погиб, свалившись с груши, в конце каникул, на излете лета… Там делались глаза мои все суше и наливались золотом ранеты. Там пирога давала я улитке: улитка ела, а пирог все цел был. И сука там лежала у калитки с двумя щенками, как трехглавый Цербер. 5 А за окнами дождь бранится, бьются листья о стенку лбом… Подростковая психбольница — отчий дом, семейный альбом. Надзирательница с ключами треугольными, врач-сатир, чай с казенными калачами — полоумный, недетский мир. Наши скомканные подушки, вен истерзанные жгуты, практиканты: зубрилы, душки… Третья правая — это ты: меж Кассандрою и Еленой. Группа девочек-голубиц. Бьются листья о наши стены с нетерпеньем самоубийц. По утрам раздается гулко злое цоканье медсестры (как тюремно словцо «прогулка»!). — Подымайтесь-ка, три сестры!.. Сраму, точно мертвец, не имешь, на пижаму надев пальто, ибо это судьба — не имидж, и тебе не судья никто. — И не нужно твоих лобзаний, мама, милая!.. Ну, не плачь… У меня миллион терзаний, а не то, что проблеял врач… Саратов Надежде Свиридовой 1 В лице народа наживу врага, когда не восхищусь тобою, Волга. Тебе не повезло на берега, как тем ногам, в чьей голове нет толка. Здесь причаститься хочется с утра, а в полдень утопиться. Иль напиться. У Сатаны обличье комара, и просто счастье, что комар не птица. Здесь в небеса возносится попса и падает на головы, увеча, здесь в горле ком, а в церкви — голоса, здесь русский дух, утративший дар речи. Здесь мат как ад… Кому я здесь нужна? Не в первый раз нас кинула Россия, но только здесь, как Стенькина княжна, я поняла, что значит ностальгия. Я поняла, что значит глубина, когда ни дна, ни берега, ни Бога — одна вода… Но разве я одна, когда мы вместе и ее так много? 2 Золотая провинция, где ж ты? Эта ль область Аидова, где бы не было вовсе надежды, если бы не Свиридова… Что коня!.. Что там, Господи, в избу, что там душу за други свою!.. проплывая немыслимой высью, свое место уступит в раю. * * * Кому много дано, тому мало позволено: вот и батька Махно обанкрутился с воли-то. Что невесел сидишь, президент Гуляй-Поля? Эк, ведь в самый Париж завела тебя воля! Да спасибо скажи, не на Красную площадь. Вон твои кореши, те закончили плоше. Ну а ты-то учён, хоть и каторгой порчен, но уж больно ты чёрн, в смысле гордый уж очень. Ты пойми, атаман, средь дебошей татарских: воля — это дурман, кандалы, хуже царских. Что тебе мужичьё? Пусть их тешатся вволю. У тебя-то — своё. Много можно лишь вору. Много может лишь зверь, нализавшийся в стельку. Пей в Париже теперь за Емельку и Стеньку. Ты их видел в гробу, и вольно ж тебе было променять их судьбу, словно мыло — на шило. Обойти все круги — и в аду, и пониже, — чтоб тачать сапоги в захолустном Париже. * * * Люби меня, Господь, такой как есть, — какою стала, вышла, уродилась: перед Тобой нельзя ни встать, ни сесть — лишь пасть, а к падшим призывают милость. И раз, и два, и много-много раз, пока могила сердце не остудит… Пока я здесь, прости меня сейчас вперед на вечность… Если вечность будет. * * * 1 А. В. Об жизнь земную изувечась, о всех, кто в ней — меж нас — гурьбой, я знаю, для чего мне вечность за гробом: чтобы быть с тобой. Здесь места нет, где быть нам вместе, но там, где ты мне будешь брат, нет места ревности и мести… — …Жаль только, с братьями не спят. 2 Дай мне руку… М. Цветаева Не сготовила ужин, не накрыла на стол: ты ведь не был мне нужен — ну пришел и пришел. И слова вроде к месту, да неймет голова: Я ж без места невеста, ни к чему мне слова. …Лишь когда между делом засучил ты рукав, Я у ног твоих села, часть благую избрав. 3 А звезда над вершиной березы зависнет, чтоб успела желание я загадать. Мое счастье теперь от тебя не зависит: ни забрать ты не можешь, ни дать. Ибо мир мой разрушен и дух мой разбужен, и над бездной своей в вираже я люблю тебя так, что и ты мне не нужен. …Только я загадала уже. 4 Не уважая правил, законы чту… Ты по себе оставил такую пустоту, что не видать поблажки, вмести весь свет. …С такой идут в монашки, кто не поэт. 5 Я любила тебя как могла: ноги мыла и воду пила, — и в те дни, когда ты был далек, так мне близок вдруг сделался Бог, хоть стопы оботри волосами, — потому что другими глазами я смотрела, разлуку терпя, в каждом — видя тебя. 6 Последним супом накормила и налила: святое дело. Дала подушку, бритву, мыло, до кучи — душу не без тела. Не так уж, в общем-то, и много, но, согласись, на дармовщину… Еще не ведая, что к Богу проходит путь через мужчину. 7 И золотой струится дождь с деревьев голых, словно жерди… Я не боюсь, что ты уйдешь, как дети не боятся смерти, беспечной бегая толпой. Я не боюсь — перед рассветом — что мы не встретимся с тобой на ТОМ, раз встретились на ЭТОМ. …Свет разрастается слепя. Что мне грядущие мытарства! — кто видел спящего тебя, все знает о Небесном Царстве. 8 Тебя со мной настолько нет, что ночью нас никто не встретит. Но потому и есть тот свет, что он не грея светит. * * * Любовь от века вне закона, безжалостны ее черты, любовь есть пир Тримальхиона среди всеобщей нищеты. * * * …Долбаный Бродский. Д. Быков Всякое царство берется силой духа, ладоней, ног… Ты не умеешь любить, мой милый. А захотел бы — смог. Так что ступай походи по свету белу — какой твой век! — много в нем чающих быть согрету женщин, детей, калек. Может, обрящешь что дорогое. Я же, пока не вер- нешься, найду что любить другое. Родину, например.