Стихи. С украинского. Перевод Владимира Сорочкина
Евген Маланюк
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2000
Перевод Владимир Сорочкин
Евген Маланюк
И все-таки начальный дух — Любовь!
С украинского. Перевод Владимира Сорочкина
Евген Маланюк — один из талантливейших поэтов украинской диаспоры двадцатого века.
Родился 20 января 1897 года в городке Архангороде (ныне Ново-Архангельск) на реке Синюхе.
Закончил реальную гимназию в Елизаветграде, учился в Политехническом институте Санкт-Петербурга, после Первой мировой войны закончил Киевскую военную школу.В 1917 году — старшина, адъютант генерала армии УНР Василя Тютюнника, в
1920-м — эмиграция: Польша, позднее — Чехословакия. В 1923 году в чехословацком городе Подебрады закончил гидротехническое отделение Украинской хозяйственной академии.Освобождение советскими войсками Праги в мае 1945 года заставило Евгена Маланюка выехать в США. Умер 16 февраля 1968 года в Нью-Йорке, похоронен в Нью-Джерси на кладбище Бавнд Брук, которое американские украинцы называют «нашим Пантеоном».
Книги стихотворений Евгена Маланюка: «Стилет и стилос» (Подебрады, 1925), «Гербарий» (Гамбург, 1926), «Земля и железо» (Париж, 1930), «Земная Мадонна» (Львов, 1934), «Перстень Поликрата» (Львов, 1939), «Избранные стихи» (Львов — Краков, 1943), «Власть» (Филадельфия, 1951), «Стихи» (Нью-Йорк, 1959), «Август» (Нью-Йорк, 1964), «Перстень и посох» (Мюнхен, 1972), «Избранное» (Киев, 1992).
Биография
1Всегда — наперекор, судьбе подставив плечи,
Всегда один, вокруг — музыка и простор.
Так, без отца, без вех, без стежки, без предтечи,
Так — напрямик — туда, где твой зажжен костер.Все слышать. Всем пылать. Быть всеединой болью,
Тем криком, что горит в кровавом спазме уст,
И знать, что предстоит — забвение, безволье,
И памятью веков — костей народных хруст.
2Так, позабыв про степь хмельную,
Что пахнет горькою травой,
Перепишу судьбу немую
На дикий камень вековой.Запечатлю нетленный образ
На сером цоколе времен,
И мудрость выглянет, как кобра,
Сквозь грани слов и пыль имен.Она все слышит, чует, знает,
Она предвидит каждый шаг,
И сноп огня глаза сжигает,
И не смолкает шум в ушах.Под этот взгляд забуду сроки
И не найду свои следы,
И только вижу — камни, строки,
И только слышу — шум беды.…Боюсь, что даже не замечу,
Как жизнь окончится моя,
И поплыву один навстречу
Потемкам сгинувшего дня.
3Жажду чашу испить до края.
Горше горького мёд беды.
Так нещадно, так ярко сгораю, —
Только видишь ли это Ты?Ветер всё, что давно забыто,
Прорыдает, как зверь в простор.
(Там надолго поникло жито,
Там поветрием черным — мор.)Ты одна — так легко и просто
Заставляешь гореть меня.
Я — кровавых дорог апостол
В вечереющей сини дня.Книга «Стилет и стилос» (1925)
* * *Навеки мы разжали руки.
Пустыня далью пролегла.
Ветрами вечными разлуки,
Степями морока и зла.То стылый день, то сумрак вешний.
Сады успели отцвести.
И с каждым разом крик «воскресни!»
Труднее мне произнести.Не возродить теперь словами
Пустую и слепую твердь.
И перед нами, и за нами
Лежит молчание и смерть.Книга «Земля и железо» (1930)
A.D.MCMXXXIIIИ ни сабли, и ни ножа
Не скрестить в завершающей сече!
Точно камень, мертва душа,
Стало черным пустое сердце.Нет уже хуторов и держав,
Только трупы во ржи, только трупы,
Да от хрипа кровавая ржа
Покрывает сведенные губы.Может, скажешь: взойдет? прорастет?
Между ребрами хат, по дорогам
Диким зелием степь восстает,
И хохочет над небом и Богом.Диким древним монгольским вытьем
Огласился простор небосвода,
И рассеялось пеплом житье
Под степными огнями свободы.Только солнце из-за облаков
Полыхает — пустое, чумное,
Освещая бессилье немое
Беспробудных веков.1933
Из «Черной Эллады»Памяти Петлюры
1
Уходили — за верстами версты,
За плечами хрипел Батый.
Серебрилась земли короста
От промерзшей насквозь воды.Сизой далью — чужая воля —
Завораживала седоков,
И мороз на теле Подолья
Сохранял письмена подков.
2В те горячие, злые годины
Неужели уснул Господь?
Страшно отпрыски Катерины
Истязали покорную плоть.Обнажались — постыдно и страшно —
Горе, нищенство и порок…
Почему ж от бесплодной пашни
Отвернулся тогда пророк?Почему не метнул десницей —
Белой молнией — благодать,
Запечатывая зеницы,
Чтоб о прошлом не вспоминать?..И вникая в созвучья земные,
Лишь отбой отыграл трубач,
Еле сдерживала Мария
Свой безудержный женский плач.25.05.1926
3Дня простуженная прохлада
Заслонилась туманной мглой,
И эпоха огня и чада
Пролетит сквозь нее стрелой.Зори вслед нам огнем пылали,
За верстой унося версту,
И горбато тянулись дали
От креста и опять — к кресту.И зиял горизонт, как яма,
И гудели ветра в ушах
Над оставленными полями,
Где гремел наш железный шаг.26.05.1926
Посвященные строфы
1Грохочет время, не смолкая,
Сквозь прах, горение и гром.
Лишь ты волынской Навсикаей —
На Икве, в свете золотом,
Лишь ты опять приходишь тенью,
Как мрамор Аттики ясна,
И все вокруг тебя — цветенье —
Эллада, солнце и весна.
2Так Одиссею, что испил до дна
Чужбины горечь пополам с бедою,
Открылся остров сладкою мечтою,
Чтоб стать мгновеньем призрачного сна,Где разливалась светом вышина
И ветер доносил игру прибоя.
Он был разбужен шумною толпою —
В кругу подруг к нему пришла она.Как ослепленный, взгляд мгновенно замер.
Все было так, как будто мертвый мрамор
Вдруг ожил, чтоб пред ним упали ниц!И жилки жизнью в нем зарозовели,
И запылали щеки, и зардели
Горячие уста и дым ресниц.
3Вы замужем уже, я это знаю.
Уже лежат морщинки на челе.
Я снова слишком часто вспоминаю
День на волынской солнечной земле.Потоки Иквы в шуме водопада,
И смуглость тел, и зыбкие следы
На берегу, и Вac — полунаяду,
Что, плавая, вздымает пыль воды.17.07.1940
СущественноеВозводит жизнь свой купол островерхий.
Для всех поступков — очередь своя.
Как вихрь, как грань, как вечный бег энергий,
Продляются мгновенья бытия.Сквозь готику сияет небо снова,
Цемент связует силу камня вновь.
И все-таки вначале было — Слово!
И все-таки начальный дух — Любовь!И в сердце, и в коллекторах моторов
Пульсирует, искрится вечный мост —
От хаоса до солнечных просторов,
От атома до самых синих звезд.15.10.1928. Книга «Власть» (1951)