Китай — мировая геополитическая проблема XXI века
Вадим Макаренко
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2000
Вадим Макаренко
Возрождение Поднебесной империи
Китай — мировая геополитическая проблема XXI века
Китай, наиболее сильный из соседей России, это последняя из великих древних цивилизаций, сохранившаяся до наших дней. Однако вопреки своему возрасту Китай развивается ускоренными темпами, успешно, казалось бы, воспринимая западную, чуждую ему систему цивилизационных ценностей.
В чем особенности современного развития Китая и каковы перспективы отношений России с могучим соседом?
Как организован Восток?
Усиление Китая необходимо рассматривать в контексте особенностей региональных отношений на Дальнем Востоке, где основным принципом организации геополитического пространства традиционно являлось иерархическое подчинение наиболее сильному государству. Китай
с каждым годом усиливается. Достаточно сказать, что уже сегодня он имеет валовой национальный продукт, близкий или равный американскому. А скоро он перегонит США. Представьте себе даже относительно модернизированный Китай, по численности населения равный десяти Япониям. В этих условиях указывать Китаю на европейские правила поведения с каждым годом становится все сложнее. Это станет практически невозможно, если Россия вдруг разделит позицию Китая.Ускоренная модернизация экономики, упрочение положения на международной арене означают возрождение Китая в его прежнем величии в качестве Срединного (центрального по значению для Дальнего Востока) государства. В отличие от России, где идея величия империи восходит к петровским временам (до этого речь шла скорее о религиозно-культурной исключительности — “Москва — третий Рим”), идея величия Китая культивировалась тысячелетиями. Комплекс “младшего брата”, сложившийся в отношениях СССР и КНР в 50-х — начале 60-х годов, несвойствен китайцам, и если какое-то время он имел место, то это время уже прошло. В отношении современной российской публики к Китаю просматривается абсолютный инфантилизм, поскольку, кроме полутора десятилетий совместного строительства социалистического лагеря, за всю историю русско-китайских отношений не было оснований недооценивать жесткость социальной структуры китайского общества и глубокую самобытность его цивилизационной природы. Возвращение Гонконга — важнейшая веха в историческом развитии Китая, завершающая период национального унижения страны
, начавшийся во времена опиумных войн (1839—1842).Авторитетные эксперты говорят об образовании “Большого Китая”, включающего не только Гонконг, но и Макао, Тайвань, Сингапур. Общий экспортный потенциал этих стран превышает японский и составляет около 474 миллиардов долларов, а общие валютные резервы — 263 миллиарда долларов — им нет равных в мире. Для сравнения: валютные резервы России колеблются от 6 до 20 миллиардов долларов, а экспортные операции составляют 38 миллиардов долларов
1. “Большой Китай” может вырасти в новую мировую супердержаву, которая в XXI веке оставит далеко позади и Европейский союз, и США. Мощь нового образования, базирующаяся на экономиках стран с преобладанием китайской нации, подкрепляется и доминирующими экономическими позициями зарубежных этнических китайцев (хуацяо) в странах Азиатско-Тихоокеанского региона.Это обстоятельство, наряду с экономическими успехами, безусловно, даст новый импульс национальным чувствам китайцев. В подтверждение можно привести пример Японии, которая после возвращения ей Соединенными Штатами Окинавы значительно жестче поставила вопрос о “северных территориях”. Возвращение Гонконга может быть воспринято Китаем как сигнал к усилению борьбы за остальные когда-то утраченные в пользу западных и северных “варваров” “временно не заселенные территории”. В частности, в ведущем еженедельнике китайской эмиграции в США “Шидзе чжоукань” появился призыв: “Возвратив Гонконг, выставим счет России”.
Что может означать этот призыв?
Основной заповедью военно-стратегического мышления китайцев являются слова Сунь-цзы — “вести войну, не сражаясь, побеждать, не вступая в бой”. Для этого типа мышления “борьба и сотрудничество, война и мир по сути неразличимы”
2. “Главное — не разгромить противника в бою, а нейтрализовать его до и вне боя, превратив сам бой почти в пустую формальность, скорее эффективную демонстрацию силы, чем решающее средство борьбы. Предварительное по времени и тотальное по охвату расстройство противника — его войск, тылов, общества и государства — зиждется на триединстве дезинформации, дезорганизации и оперативной дезориентации”3. Этот урок хорошо усвоен американцами, которые придают вопросам психологического доминирования первостепенное значение. Россия же отступает на восточном направлении во всех смыслах. Никто не может точно сказать, сколько китайцев уже укоренилось на российской стороне, а степень дезорганизации жизни на Дальнем Востоке предельно высока даже без участия внешних сил: достаточно указать на ежедневные отключения электричества и почти ежегодные взрывы крупных артиллерийских складов.Российская беспечность в отношении роста китайской мощи, в том числе и военной, не может быть оправдана надеждой на ядерное сдерживание Китая. Внесенная в российскую военную доктрину установка на возможность использования ядерного оружия первыми отражает исключительно реалии уходящего в прошлое противоборства с западными странами. Ядерное сдерживание Китая могут попытаться осуществить из своего далека США, но эффективность подобной политики весьма призрачна. Если нет оснований уповать на ядерное сдерживание, тогда что Россия может противопоставить Китаю?
1 Гельбрас В. Российское могущество прирастать должно Сибирью и Дальним Востоком // “Сегодня”. 1996. 31.01.
2 Зотов О. Евразия на путях в Китай: экзамен у Сунь-цзы // “Вестник Евразии”. 1996. N№ 1(2). С. 79.
3 Там же. С. 80.
Чье могущество будет прирастать Сибирью?
В отличие от экономически и демографически растущего Китая Россия откатывается из Сибири и районов Крайнего Севера и Дальнего Востока, обесцениваются ее колоссальные вложения в развитие этих территорий. Зона БАМа вновь может обезлюдеть уже в ближайшие годы. Россия ослабляет свои усилия по освоению территории, на которой находится 65 процентов ее нефти, 67 — леса, 85 — природного газа, 80 — золота и 95 процентов алмазов
1. И это при том, что Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) становится наиболее мощным экономическим районом мира, остро нуждающимся в сырьевых ресурсах. “В 1960 году доля Японии и Восточной Азии вместе составляла всего 4 процента мирового валового национального продукта, в то время как на долю Европейского экономического сообщества приходилось около 25 процентов. Сегодня же доли Восточной Азии и ЕЭС в мировом ВНП практически равны (немногим менее 25 процентов, т.е. приблизительно столько же, сколько и у Североамериканской ассоциации свободной торговли), но, в силу того что темпы экономического роста в Восточной Азии гораздо выше, эти показатели постепенно изменятся в пользу Азии”2.Для России важно удержаться на Дальнем Востоке, чтобы хоть в какой-то мере разделить экономический успех тихоокеанской Азии, но пока доля дальневосточных портов России в грузообороте стран АТР составляет лишь 0,7 процента
3. Ситуация способна ухудшиться многократно. Причина в том, что в ближайшие годы может обрести жизнь проект “Туманган”, о котором в широкой российской печати практически не писали до начала 1998 года, если не считать выхолощенных отзвуков из выступлений губернатора Приморья Евгения Наздратенко. А опасность действительно велика. Порт в устье реки Туманной способен отвлечь на себя основную часть грузов, ранее направлявшихся по Транссибу, и окончательно обескровить экономику Дальнего Востока и Сибири, если Россия не сможет стать не просто полноправным, а основным участником туманганского проекта. К сожалению, не только сил и средств, но и политической воли, да и простой сообразительности не хватает федеральному правительству, чтобы выправить крайне непростую ситуацию. Нужны изменения экономико-правового поля на Дальнем Востоке, чтобы стать вровень с соседями. Необходимо спешить, поскольку потеряны годы: ни Владивосток, ни Находка, ни Зарубино с его прекрасной гаванью не стали свободными экономическими зонами.Проект строительства китайского порта в устье реки Туманган отнюдь не химера. С каждым днем он набирает силу и вполне может быть реализован не только без России, но и вопреки ее протестам. В крайнем случае могут быть использованы обладающие огромным потенциалом порты Северной Кореи — Наджин, Чходжин и Сонбон, которые уже выделены в свободную экономическую и торговую зону. Неудивительно, что Северная Корея спешит открыться миру. В ноябре 1997 года в Китае состоялась сессия руководящих межправительственных органов туманганской программы. Кстати, в России после непродолжительного всплеска интереса к этой проблеме о ней снова “забыли”, чтобы не травмировать великодержавное сознание. В результате на 70 процентов колоссальных инвестиций (а в ближайшие 10—15 лет планируется инвестировать около 30 миллиардов долларов в развитие экономического района реки Туманной) достаточно обоснованно претендует Китай. России могут остаться только крохи, а главное — Транссиб может превратиться в рудиментарный аппендикс.
Демографические потенциалы Северо-Восточного Китая (провинции Хэйлунцзян, Цзилин, Ляонин и Внутренняя Монголия) и Приморского, Хабаровского краев, Амурской, Читинской областей просто несопоставимы. В 1984 году их население составляло 112,3 миллиона человек и 6,4 миллиона человек соответственно. К концу 90-х годов диспропорция усилилась — по данным Татьяны Регент, в то время руководителя федеральной миграционной службы, вдоль российско-китайской границы с российской стороны проживает 8 миллионов человек, а с китайской — 320 миллионов
4. Кроме того, на основном направлении хозяйственного освоения края, т.е. в бассейнах рек Сунгари, Уссури и Амур от его слияния с Сунгари, диспропорция еще больше, поскольку большая часть населения Северо-Восточного Китая сосредоточена в провинции Хэйлунцзян (главный город — Харбин), граничащей в основном с Приморским и Хабаровским краями (2,4 миллиона и 1,79 миллиона человек). Если в 1984 году численность населения провинции Хэйлунцзян составляла 33 миллиона человек, то в 1996 году — уже 70 миллионов. А на российском Дальнем Востоке другая тенденция — с 1989 года наблюдается устойчивый отток оттуда населения: с 1990 по 1996 год из региона выехало более 500 тысяч человек5, а по другим данным — около 1 миллиона. Но главные потери регион несет от снижения рождаемости, поскольку рост населения на Дальнем Востоке обеспечивался прежде всего естественным приростом населения.Российский шанс быстрого освоения Сибири за счет собственного демографического потенциала уже упущен. Громадный прилив населения, основой которого был мощный демографический рост в Европейской России, произошел в Сибири после начала крестьянской реформы XIX века. Миграция на Дальний Восток была далеко не спонтанным процессом. Российское государство приложило немало усилий, чтобы заселить восточную часть империи, имея в виду военно-стратегические цели. Мероприятия правительства России включали:
формирование казачьих войск вдоль границы с предоставлением казакам льгот и преимуществ;
переселение сотен тысяч людей из европейских областей России в Сибирь;
наделение крестьян землей, предоставление ссуд, продажа по низким ценам лошадей, сельхозмашин, семян и т.д.;
освобождение переселенцев от налогов;
прокладку железной дороги;
создание специальных органов, занимавшихся колонизацией Сибири: Комитета Сибирской железной дороги (в 1892—1904 годах только на переселение Комитетом было израсходовано до 30 миллионов рублей и устроено в Сибири до 400 тысяч новоселов), Переселенческого управления при Министерстве внутренних дел, Комитета по заселению Дальнего Востока из представителей всех ведомств;
льготные тарифы для переселенцев на железных дорогах и пароходах, организацию врачебно-продовольственной помощи переселенцам на пути их следования в Сибирь (57 врачебно-питательных пунктов).
Только в результате целенаправленной политики правительства территория Сибири окончательно стала русской землей. В 1797 году русских в Сибири было 575 800 человек, а коренных жителей — 363 362 человека. В 1858 году в Сибири уже насчитывалось 2 288 036 русских и 648 000 коренных жителей. В 1911 году население Сибири составило 9 366 335 человек, в том числе коренных жителей — 972 866 человек
6.В советское время численность населения Сибири увеличивалась медленно, сказывались социальные (коллективизация, репрессии) и иные (революции и войны) катаклизмы. В настоящее время население Сибири составляет около 26—28 миллионов человек. Это не соответствует ни задачам освоения природных ресурсов, ни военно-стратегическому значению Дальнего Востока для России. Даже у сравнительно доброжелательных соседей это порождает обоснованный вопрос: зачем русским огромные территории, когда они их не осваивают? По оценкам специалистов, южная зона Сибири вдоль Транссиба в довольно короткие сроки (5—10 лет) могла бы принять на постоянное жительство не менее 30 миллионов человек. Если же не будет изменена нынешняя крайне пассивная политика властей
, в Сибири, скорее всего, останется не более 8—10 миллионов человек. Многое указывает на то, что активной демографической политики не предвидится. Отменена даже перепись населения, планировавшаяся на 1999 год, таким образом, Россия утратила еще один признак высокоразвитой страны — проведение регулярных переписей населения.Падает промышленный потенциал Дальнего Востока, а его энергетические и сырьевые ресурсы во все больших объемах направляются в Китай. Лишь по Ковыктинскому проекту Китай с 2004 года в течение 30 лет должен ежегодно получать из Восточной Сибири как минимум 10 миллиардов кубометров газа, с 2005 года дополнительные 5—10 миллиардов кубометров газа согласна давать ему наша Западная Сибирь. Есть планы увеличения объема поставок газа с 2010 года до 30 миллиардов кубометров. Из Иркутска предполагается ежегодно экспортировать от 10 до 18 миллиардов киловатт-часов электроэнергии на протяжении как минимум 25 лет
7. Вопрос не в том, чтобы остановить эти проекты, а в том, как изменит столь неадекватное развитие соседних территорий общую ситуацию в Восточной Азии. Ведь миллиарды киловатт электроэнергии — это миллионы новых рабочих мест в северных районах Китая. Вряд ли есть смысл говорить об экономическом и геостратегическом симбиозе России и Китая на базе сибирских ресурсов и китайской рабочей силы, более опасного сценария, чреватого потерей Сибири, представить себе нельзя.Каково россиянам осознавать эту ситуацию? Александр Солженицын задается вопросом: “Как мы надеемся удержать полупустынную Сибирь, еще и брошенную нами в небрежении, незаботе, пугающей незаселенности, и особенно Дальний Восток, преступно содержимый нами как постылый и чужой? Да и войны не потребуется Китаю: польется — как уже льется, дипломатически облегченное при Горбачеве, — бесконфликтное «мирное завоевание», заселение наших пустеющих территорий сотнями тысяч, даже миллионами китайцев”
8. Для россиян вытеснение с Дальнего Востока скорее моральное поражение, чем вопрос жизни и смерти, другое дело для России, которая, безусловно, станет иной страной, потеряй она Дальний Восток. Сегодня плотность населения в Приморском крае 13—14 человек на квадратный километр (реально территория освоена слабее, поскольку значительная часть населения кормится от моря), городское население — 78 процентов. В Хабаровском крае — около 2,5 человека на квадратный километр, городское население — 79 процентов. Амурская область — около 3 человек на квадратный километр, 68 процентов — городское население. В Читинской области — около 3,2 человека на квадратный километр, 65 процентов — городское население. Невелико население, но поэтому и проблема, как прокормить его.В новых экономических условиях решить проблемы Дальнего Востока можно, лишь значительно увеличив численность его населения, чтобы эти территории стали самодостаточными и обладали внутренними ресурсами для устойчивого экономического развития, а если потребуется, то и для обороны. Если добиться повышения средней плотности населения в регионе в ближайшие 10 лет до 25 человек на квадратный километр, то численность населения этих территорий составит около 45 миллионов человек. Откуда их взять, если население России постоянно сокращается? Ясно, что покрыть эту разницу может только миграция извне. Прогнозируется, что число иммигрантов составит в ближайшие десятилетия около 15—20 миллионов человек. В результате, по прогнозам специалистов, к середине будущего века численность китайцев в России может достичь 7—10 миллионов человек. Вполне вероятно, они станут вторым по численности народом страны. Цифра скорее заниженная, чем завышенная. Особенно если учесть, что, например, в 55-миллионной Франции около 5 миллионов мигрантов-мусульман, то есть около 10 процентов от численности основного населения. Миграционный наплыв усиливается: “В одной лишь Московской области скопилось 400 тысяч мигрантов из разных стран”
9. Может быть, не дожидаясь аврала, перевести стрелки миграционных потоков, по крайней мере из дальнего зарубежья, на Восток?Российскому обществу предстоит в ближайшие десятилетия испытать огромное демографическое давление извне. Уже сегодня необходимо определить стратегию поведения и принять адекватные меры, чтобы поток иммигрантов окончательно не разрушил основы российского общества и русской культуры, изрядно подорванные в советские времена и в последнее десятилетие безуспешных поисков выхода из коммунистической утопии. Даже сейчас, когда крайне велик отток квалифицированной рабочей силы из России, усиливаются национальные фобии. Что же произойдет, когда с началом столь желанного экономического роста в страну устремится поток мигрантов не из бывших советских республик, а из дальней Азии и Африки. Русское население, привыкшее к плотной государственной опеке, может оказаться не готовым действовать в рамках жестких демократических процедур. Культурная автономия от государства — это основа современного этнокультурного развития в США и других развитых странах, но ясно, что, если в нынешних условиях русская культура будет конкурировать на равных с другими культурными традициями, она, скорее всего, потерпит поражение. Требуется целенаправленная государственная политика по контролю за миграцией и по развитию собственной культуры.
Миграционные процедуры прозрачнее, чем свободное взаимодействие культур. Их проще привести в норму. Если использовать практику национальных квот и проводить жесткий иммиграционный контроль, разработать строгие правила натурализации, выбрав среднее между американским, сравнительно легким вариантом натурализации и опытом стран, если так можно выразиться, “миграционного капитализма”, в частности Объединенных Арабских Эмиратов, где натурализация практически отсутствует, то можно обеспечить и определенные качественные, прежде всего социально неопасные, параметры этого пришлого населения. При этом еще актуальнее звучат слова Д. И. Менделеева: “…нам загодя надо (к сожалению, “загодя” не успели, придется в срочном порядке. — В. М.), во-первых, устраивать так свои достатки и все внутренние порядки, всю частную жизнь, чтобы размножаться быстрее своих соседей и всегда быть начеку, не расплываться в миролюбии, быть готовыми встретить внешний напор”
10.Рост населения важен еще и потому, что вместе с ним произойдет усиление инвестиционной активности на российском Дальнем Востоке, которая при наличии огромной ресурсной базы и достаточно подготовленного к промышленному труду населения дала бы неплохие результаты. Сегодня прежде всего из-за низкой экономической активности россияне не способны защитить лесные и рыбные богатства Дальнего Востока (и не только от китайцев). По этой же причине идет и переброска наших энергетических ресурсов в Китай. Безусловно, экономический рост на Дальнем Востоке стимулировал бы переселение сюда российского населения из европейской части страны и многих русских и русскоязычных из бывших советских республик.
Мощный региональный экономический рост на Востоке мог бы стать реальностью в течение пяти—десяти лет с начала реализации программы развития этой части России. Он обеспечил бы необходимый рынок для промышленности Сибири и Европейской России. Только обладая достаточным экономическим потенциалом на Дальнем Востоке, Россия сможет использовать преимущества своего экономогеографического положения в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Если этого не произойдет, то рост экономических связей с КНР (в 1998 году — около 7 миллиардов долларов), — а ставится задача довести объем товарооборота до 22 миллиардов долларов, прежде всего за счет осуществления крупных проектов, таких, как строительство газопровода в Китай или строительство и реконструкция соединяющих обе страны железных дорог, — приведет к массовому использованию китайской рабочей силы на стройках в России. В это время свои собственные рабочие будут бастовать в Анжеро-Судженске и других местах, блокируя железные и шоссейные дороги. Важно сделать так, чтобы инвестиции вели к росту занятости прежде всего россиян и стали основой увеличения численности населения Дальнего Востока. Шансы, правда, невелики. Уже сегодня значительные объемы строительных и сельскохозяйственных работ в Приморье выполняются китайскими рабочими, при этом немалая часть российского населения Сибири и Дальнего Востока привязана к неэффективным или переживающим глубочайший кризис отраслям (угледобыча, военно-промышленный комплекс). Это, естественно, крайне негативно сказывается на динамике демографического развития и на качестве населения этих районов.
1 Абазов Р. Политика России в АТР: смена парадигм // “МЭ и МО”. 1997. N№ 2. С. 29.
2 Гордон Ф. Г. Новые черты Атлантического альянса // “Шанс на выживание”, осень 1996. С. 9, 17.
3 “НВО”. 1997. N№ 24.
4 “НГ — РЕГИОНЫ”. 1998. N№ 8. С. 2.
5 “Сегодня”. 1996. 25.07.
6 Любавский М. К. Обзор истории русской колонизации. М., 1997. С. 469, 473, 487.
7 “НГ”. 1998. 9.10.
8 Солженицын А. Россия в обвале. М., 1998. С. 46. См. также: Россия и Казахстан: Стенограмма научно-практической конференции. М., 1995. С. 38.
9 Солженицын А. Указ. соч. С. 75.
10 Менделеев Д. И. Заветные мысли. М., 1995. С. 217.
Китаизация Приморья и Приамурья —
вздор или реальность?
Китаизация Дальнего Востока — не фантастика и не далекое будущее, свидетельство тому — активное проникновение китайцев в Приморье. Добровольная или вынужденная эмиграция — для китайцев естественный способ решения внутренних проблем, как в свое время это было и у россиян. Другое дело, что тысячелетиями миграция китайцев, чей традиционный образ жизни определялся выращиванием риса и других теплолюбивых культур, направлялась на юг и в страны Юго-Восточной Азии. В последние десятилетия все большая часть внутренних мигрантов устремляется на север Китая. К сожалению, в это же время активность российского освоения территорий к северу от Амура и Уссури существенно снизилась.
Китайские мигранты все чаще оседают на российской стороне. Отсутствие официальных данных о численности незаконных мигрантов из Китая порождает слухи, видимо, сильно преувеличивающие масштабы китаизации края. На конец 1994 года в Приморье находилось около 600 тысяч китайцев при 2,4 миллиона российского населения. Глава Хабаровской краевой администрации В. Ишаев, кстати переизбранный подавляющим большинством голосов в 1996 году, одним из первых заявил, что “сейчас осуществляется скрытая экспансия Китая на российский Дальний Восток, ущемляющая и унижающая россиян”
1. То ли еще будет!Многие прогнозы и установки на развитие отношений с Китаем строятся, исходя из развития Китая и России как параллельных миров, но трудно исключить вариант в той или иной степени добровольного или вынужденного синтеза, симбиоза территориальных, природных и людских ресурсов России и Китая.
Китай начинался как цивилизация Желтой реки — Хуанхэ, затем долгое время был цивилизацией двух великих рек Хуанхэ и Янцзы. Освоение китайцами (ханьцами) Маньчжурии началось лишь после 1878 года, когда был издан указ, разрешающий китайским женщинам переходить за Великую китайскую стену. Однако только строительство Россией КВЖД дало реальный импульс заселению Маньчжурии, особенно ее северной части. В начале 90-х годов XIX века в Северной Маньчжурии проживало около 1,5 миллиона жителей, а к 1914 году население возросло до 8,1 миллиона человек. В конце XX — начале XXI века бассейн Амура способен открыть просторы для роста китайской нации далеко за пределы второго миллиарда. Трудно предположить, что левая сторона Амура, а также та его часть, что протекает по российской территории, так и останется не тронутой лесопарковой зоной, особенно учитывая нужду Китая в энергетических и сырьевых ресурсах. Вопрос, не превратится ли Амур в реку Черного Дракона, как его принято называть в Китае, далеко не надуман.
Китайцы практически мгновенно могут заселить сравнительно небольшие с прекрасным, почти украинским, климатом земли Приамурья, географически являющиеся северной частью равнин бассейна реки Сунгари (провинция Хэйлунцзян). В Китае реализована пятилетняя государственная программа “уплотнения” в два раза населения прилегающих к Амуру провинций к концу века. В результате в этом регионе с китайской стороны уже сейчас проживает население, превосходящее по численности население всей России. Растет и колоссальный разрыв в демографических потенциалах обеих стран. Каковы будут последствия этого роста для России
?С начала XX века, когда впервые наметилась тенденция роста китайского населения в российском Приамурье, его численность ограничивалась весьма недемократичными способами: китайцы были лишены права селиться в приграничных областях (1886 год), приобретать земли в Амурской и Приморской областях (1892 год), в 1910 году был запрещен наем иностранцев на казенные работы
2. Динамика роста китайского населения Северной Маньчжурии и российского населения Приморья и Приамурья всегда была не в пользу России. И это при том, что царское правительство прилагало огромные усилия, чтобы заселить эти районы группами российского населения, которые были бы способны по своим навыкам составить конкуренцию и китайским и корейским иммигрантам. Например, чтобы полнее использовать рыбные богатства края, сюда переселяли эстонских рыбаков, для развития земледелия — украинцев и т.д. Тем не менее после Гражданской войны в СССР проживало около 100 тысяч китайцев. И если бы в 1937 году не была произведена превентивная высылка китайцев и корейцев с Дальнего Востока и других районов СССР, то этническая ситуация, по крайней мере на Дальнем Востоке, уже давно была бы иной.Времена избыточного демографического давления из Центральной России прошли, как и времена целенаправленной региональной демографической политики. При этом важно подчеркнуть, что, в отличие от современной России, где все демографические показатели ухудшаются, в Китае не удается остановить прирост населения, а возможно, и снята подобная задача, поскольку в 2000 году были отменены драконовские меры по ограничению рождаемости в Пекине. Основным направлением внутренней миграции китайского населения является массовый перелив избыточной рабочей силы из сельской местности, где число лишних людей достигает более 200 миллионов человек, в города. Как распределится этот поток, в значительной степени устремляющийся на северо-восток Китая, где и так уже около 7—8 миллионов безработного населения?
Более 100 тысяч китайцев покидают свою родину ежегодно, устремляясь в США, Канаду, Европу, ЮВА. В какой мере этот поток захлестнет Россию и наш Дальний Восток? В том, что этот процесс так или иначе заденет Россию, сомневаться не приходится. К тому же в России отсутствует развитая миграционная служба и разработанное миграционное законодательство, что упростит интенсивное проникновение китайского населения на российский Дальний Восток, хотя для китайцев пока более привлекательны европейские районы России. Дальний Восток станет привлекательным при массовой миграции, когда мигранты пойдут сплошным потоком. Россия больше не имеет тоталитарных инструментов управления межнациональными отношениями и миграционными потоками, ее участие в международных организациях еще более ограничивает ее в этом. Это особенно важно понять, поскольку проблема миграции уже давно стала головной болью многих высокоразвитых стран, которые широкомасштабная миграция превратила или превращает в полиэтнические общества со всеми вытекающими отсюда проблемами.
Ситуация отчасти напоминает ту, что сложилась на юге США, где миграционное законодательство и миграционная служба несравненно более развиты, чем в России. Тем не менее в последние десятилетия этот район с каждым годом становится все более и более испаноязычным, несмотря на усилия американских властей сдержать приток иммигрантов. Исследователи, оценивая все усиливающуюся латинизацию южных штатов, приходят к выводу, что экспансия мексиканцев может свести на нет результаты военной экспансии США в южном направлении в XIX веке. Возможно, американцы найдут выход из этого положения в экономической интеграции Североамериканского континента и в образовании большой американской нации. При этом вопросы миграции с юга еще долго будут порождать большие социальные, экономические и гуманитарные проблемы. Но, к сожалению, в конце XX — начале XXI века американцы — вновь образующаяся, формирующаяся, открытая нация, русские, наоборот, реликтовая, стремящаяся к самосохранению, изолирующаяся нация. В России происходит усиление ксенофобии, что весьма опасно в контексте отношений с демографически растущими соседями и общей направленности современных мировых стандартов на открытость национальных границ для перемещения людей и товаров.
1 “Сегодня”. 1994. 7.05.
2 Ларин А. Ретроспектива: Китайцы в России // “Миграция”. 1997. С. 23.
Особенный характер китайской иммиграции
Отношения китайских мигрантов даже с населением стран Юго-Восточной Азии складываются далеко не просто, несмотря на то что у них много общего в культуре и верованиях. Причина в том, что китайские иммигранты сохраняют свойственные им национальные особенности поведения и деловой практики. Противоречия китайских общин с коренным населением весьма существенны и связаны прежде всего с тем, что китайцы владеют непропорционально большой долей общественного богатства стран, где им удается укорениться. В частности, 60 процентов акционерного капитала Филиппин принадлежит этническим китайцам, составляющим 2 процента населения страны, в Камбодже это соотношение составляет 70 и 5, в Индонезии — 73,5 и 3,5. Считается, что 86 процентов долларовых миллиардеров Юго-Восточной Азии составляют этнические китайцы
1. Капитал китайской диаспоры охватывает практически все сферы национальных экономик, куда ему удается проникнуть: от мелкой торговли до крупных компаний. Структура капитала китайской диаспоры такова, что позволяет наиболее эффективно использовать все законные и незаконные методы получения выгод в стране пребывания. Большая часть средств, которые выжимаются из той или иной страны, направляется на историческую родину. За 1979—1993 годы капиталы этнических китайцев из Гонконга, Тайваня и стран Юго-Восточной Азии составили 84,6 процента всех инвестиций из-за рубежа в экономику КНР, а могли бы быть эффективно использованы в самих этих странах2.Влияние китайской диаспоры столь существенно и воспринимается местным населением настолько негативно, что не только порождает повседневные трения, но и неоднократно приводило к крупным антикитайским выступлениям: в Мьянме (1967 год), Индонезии (1960-е годы), в Малайзии (1969 год) и в Камбодже (1970-е годы). Дискриминация и антикитайские настроения влекли за собой реэмиграцию китайцев в значительных количествах из Индонезии (1965—1966 годы), Вьетнама (1975 год) и Лаоса (1975 год).
Рассчитывать, что отношения китайцев с российским населением Дальнего Востока будут складываться без трений, не приходится. Даже если в Россию приезжает, казалось бы, бедный китаец, который не может прокормить себя и свою семью на родине, он представляет свою общину или семейный клан и опирается на его экономический потенциал. Это ставит его экономически несравненно выше российских граждан, с которыми он конкурирует в сельской глубинке или на городском рынке. Китаец опирается и на больший капитал, и с большей свободой использует все возможности российской экономико-правовой ситуации, практически не опасаясь угроз, связанных с нарушением российского налогового и иного законодательства. “То же самое происходит в Казахстане и Киргизии… китаец, заключивший брак (хотя бы и фиктивный) с гражданкой Казахстана и получивший гражданство Республики Казахстан, пользуется весьма крупной финансовой поддержкой со стороны КНР (речь идет о сумме примерно в 30—50 тысяч долларов, вполне достаточной для собственного небольшого бизнеса)”
3. Результат экономической борьбы предопределен, победа будет за китайцами, поскольку силы изначально не равны, не равны и ставки — остаться в Китае означает для большинства вынужденных мигрантов жизнь впроголодь. Китайцам отступать некуда.Исследования показывают, что идет процесс адаптации новой волны китайской иммиграции в России. Опубликованы лишь локальные исследования. На примере Иркутска, центра гигантского региона, граничащего с Китаем, просматривается стремление закрепиться в России через смешанные браки, приобретение прав на постоянное жительство, приобретение недвижимости, а главное, путем создания устойчивых механизмов экономического функционирования в России — “китайские рестораны”, “китайские рынки”, “китайские кварталы”, “китайские деревни”, “китайская мафия”
4.Парадокс состоит в том, что в российском обществе слабы алармистские настроения по отношению к Китаю. Более того, многие российские китаеведы пытаются принизить степень потенциальной конфликтности складывающихся российско-китайских отношений. Тем не менее угроза существует, и России необходимо взять под контроль миграционные процессы на Дальнем Востоке, не дожидаясь, когда они начнут развиваться стихийно или, что еще хуже, под давлением Китая. Пока миграционное законодательство практически не действует. В частности, механизм выдворения незаконных мигрантов крайне громоздок и неэффективен. Чтобы запустить процедуру депортации, необходимо дважды задержать иностранца, документально оформить нарушение им правил пребывания в России, возбудить в связи с этим уголовное дело и обязать нарушителя под расписку покинуть пределы страны. И только на третий раз можно выдворять под конвоем в 48 часов. В 1999 году из Краснодарского края было выдворено 649 иностранцев, в том числе 389 китайцев и 236 корейцев, но реально до китайской границы под конвоем были доставлены лишь 3 человека
5.Российское общество настолько расколото и атомизировано, что практически не способно справиться с общественной ассимиляцией мигрантов, тем более китайцев, которые и в таком культурном тигле, как США, сохраняют свою обособленность. Для российского общества, которое все еще не может прийти к единству в вопросах о государственных символах или о месте захоронения императорской семьи, миграционное бремя может оказаться непереносимым и разрушительным. Задача не в том, чтобы заблокировать миграционные процессы — это практически невозможно, а в том, чтобы создать государственные и общественные институты, способные если не справиться с нарастающим миграционным прессингом, то, по крайней мере, смягчить шок от ускоряющихся этнодемографических перемен. Это самый серьезный вызов российскому обществу — главный вызов начала XXI века, поскольку оно поистине в плачевном состоянии. Крайне актуален призыв А. И. Солженицына: “Не закроем глаз на глубину нашего национального крушения, которое не остановилось и сегодня. Мы — в предпоследней потере духовных традиций, корней и органичности нашего бытия. Наши духовные силы подорваны ниже всех ожиданий”
6.Кроме постепенной, хотя и интенсивной, экономико-демографической экспансии нельзя исключать опасность не контролируемой со стороны властей массовой миграции в случае какой-либо катастрофы в Китае. Так, наблюдаемое сейчас глобальное потепление климата Земли может привести к засухам в междуречье Янцзы и Хуанхэ и вызвать массовый голод, спровоцировав несанкционированное массовое переселение китайцев в северные районы
7.Не стоит забывать, что наиболее мощные военные конфликты в человеческой истории были связаны с Великим переселением народов, да и европейская экспансия в мире на протяжении XV—XX веков подталкивалась и подпитывалась избыточным населением Старого Света. Сам Дэн Сяопин сказал, что в случае возможной политической нестабильности в Китае 500 тысяч китайцев выплеснутся в Гонконг, 10 миллионов — в Таиланд, 100 миллионов — в Индонезию (собственное население Индонезии — 203,4 миллиона человек.
— В. М.). Дэн Сяопин умолчал о том, сколько китайцев устремятся в Сибирь, на российский Дальний Восток, а также в западные страны8.Проблема Китая и в том, что его обеспеченность энергетическими, земельными и минеральными ресурсами значительно ниже, чем в среднем в мире. Его собственные ресурсы развития по научно-индустриальному пути практически исчерпаны. Избыточное население во все возрастающих количествах будет вынуждено покидать страну. З. Бжезинский особо подчеркивает тот факт, что “даже если ВВП Китая утроится, он будет входить в группу стран мира с низким уровнем дохода на душу населения, не говоря уже о том, что значительная часть китайцев будет все еще жить в нищете”
9. Под большим вопросом способность Китая поддержать быстрый экономический рост в дальнейшем. Все чаще Китай сталкивается с ограничителями экстенсивного роста. Разрушение экологии, дефицит ресурсов, прежде всего пашни, пресной воды, нефти и газа, принуждают к поиску новых источников роста.Если США испытывают относительную нехватку ресурсов главным образом из-за избыточного, расточительного потребления, то Китай испытывает абсолютную нехватку ресурсов для развития при низком уровне потребления. Это обстоятельство в ближайшие годы начнет оказывать тормозящее воздействие на экономическое развитие Китая. Несмотря на быстрый экономический рост, Китай, по существу, находится в состоянии “жесточайшего социально-экологического кризиса (вызванного демографическим взрывом), начавшегося в XVIII в., продолжающегося до сих пор и, не исключено, могущего стать зарядом динамита, способным взорвать биосферу Земли в XXI в.”
10.США крайне активны и даже агрессивны при защите свободного доступа к сырьевым ресурсам, и они обладают возможностями проводить свою политику за многие тысячи километров от собственной территории. Это часто вызывает справедливую критику в мире и в России. Но мобильность военной мощи позволяет США давить на наиболее уязвимые страны, независимо от их удаленности от американских границ. Кроме того, США обладают технологиями, которые можно обменивать на ресурсы, и, как бы ни оценивать экономические отношения между развитыми и отстающими странами, в любом случае они не нуждаются в военной силе для получения ресурсов. Китай в отличие от США не способен на экспансию в географически удаленном регионе. Китаю, даже если он станет мастерской мира, будет невозможно обеспечить обмен своей продукции на возрастающие в цене ресурсы.
Как должна вести себя Россия в этой ситуации, ведь реально Китаю доступны ресурсы Сибири и Центральной Азии? Как политики должны подготовиться к этой ситуации? Кого из сильных мира сего выбрать в союзники, а к кому относиться настороженно, с опаской?
1 Goodman D. Are Asia’s “Ethnic Chinese” a Regional-Security Threat? // “Survival”. Vol. 39. N№ 4, Winter 1997—1998. Р. 143.
2 Goodman D. Op. cit. Р. 143.
3 Национальная безопасность Казахстана: Проблемы и перспективы. М., 1998. С. 17.
4 Китайцы в Иркутске // “Миграция”. 1997. N№ 3. С. 8—12.
5 “НГ”. 2000. 18.04.
6 Солженицын А. Указ. соч. С. 159.
7 Россия и Казахстан. С. 38.
8 Гаджиев С. Геополитика. С. 102.
9 Бжезинский З. Китай — региональная, а не мировая держава // “Pro et Contra”. Зима 1998. С. 133.
10 Кульпин Э. Феномен России в системе координат социоестественной истории // Иное. Россия как предмет. М., 1995. С. 225.
Кто будет владеть Сибирью?
Безусловно, Россия нуждается в хороших отношениях с Китаем. Для обеих стран важно не допустить, чтобы какие-либо противоречия привели к вооруженному конфликту, а в случае, если это произойдет, важно предотвратить перерастание конфликта в полномасштабную неограниченную войну. Такая установка тем не менее не означает, что нужно закрывать глаза на возможные сложности в российско-китайских отношениях. В частности, не секрет наличие территориальных претензий к России у китайской стороны. Определение границы на Амуре в районе Хабаровска (участок в 32 километра по протоке Казакевича пока выделен за рамки процесса демаркации границы) — самая меньшая из территориальных проблем, хотя и она непроста.
Сейчас тема территориальных претензий редко поднимается в российской печати, но было бы ошибкой думать, что этот вопрос снят с повестки дня окончательно. Объем потенциальных территориальных претензий Китая к России и Казахстану весьма велик. Острова под Хабаровском (около 350 квадратных километров, а с прилегающим водным пространством — 450 квадратных километров) — это лишь наиболее раздражающая часть проблемы. Не следует забывать, что Приморье и Приамурье — это по времени одно из последних территориальных приобретений России (земли вошли в состав Российской империи на основании Пекинского договора от 1860 года). До событий на о. Даманском многие города Приморья, не говоря уже о реках, горных хребтах, имели только китайские названия.
Трудно сказать, удалось ли подписанием в мае 1997 года Московского соглашения о сокращении вооруженных сил в районе границ Китая с бывшими советскими республиками снять все пограничные вопросы. Пока же в ответ на заявления главы Приморской краевой администрации В. Наздратенко о недопустимости передачи Китаю 15 квадратных километров российской территории китайские представители замечают, что “китайские наздратенко” могут вспомнить о требованиях вернуть Китаю полтора миллиона квадратных километров, потерянных им в результате подписания неравноправных договоров с Россией
1. Существование данной проблемы подтверждают и мнения политиков. Например, слова Александра Лебедя: “Почему у дураков землю, которой они все равно распорядиться не сумеют, не отнять? Все равно или пропьют, или потеряют. И отнимут, глядишь”2. Видят это и за пределами России. Так, П. Беар в книге “Геополитика для Европы. К новой Евразии?” пишет: “Сибирь станет крупной ставкой ХХI века… Если Сибирь будет потеряна Россией, она не останется долго без хозяина. Ее богатства, как и ее стратегическое положение, делают ее объектом вожделения для тюрко-монгольского мира, граничащего с нею на юго-западе, Китая на юге, наконец для Японии, которая смотрит на нее с востока… От того, кто будет владеть Сибирью, зависит будущее мира и прежде всего будущее граничащей с нею Европы”3.Важно подчеркнуть, что страхи относительно китайской миграции существовали в России всегда, как и настороженное отношение к этой стране. Просто в начале века, даже после поражения в Русско-японской войне, никто не мог и подумать, что Китай когда-нибудь будет в состоянии что-либо отнять у России силой. Тем не менее и тогда опасения в отношении миграции китайцев были сильны. В 1908 году Петр Столыпин предупреждал: “Если будем спать летаргическим сном, то этот край будет пропитан чужими соками, и, когда проснемся, может быть, он окажется русским лишь по названию”
4. Угроза “желтого труда”, меры по борьбе с которой разрабатывались в России еще в начале века, была отодвинута и несколько позабылась. XX век оказался для Китая крайне сложным, хотя буквально накануне Синьхайской революции (1911—1913) китайская сторона начала, по мнению российского министра иностранных дел С. Д. Сазонова, борьбу за пересмотр своих как торговых, так и политических отношений с Россией, чтобы положить таким образом начало новой эре в договорных отношениях с державами Запада5. Революции, крушение империи, последующая региональная раздробленность, японская агрессия, коммунистический эксперимент — все это задержало развитие Китая на многие десятилетия и дало шанс для старта другим азиатским странам.Сегодня времена изменились. Позиция России чем-то напоминает китайскую в период Синьхайской революции. Не поэтому ли прекрасно вышколенный Станислав Кондрашов накануне визита российского министра иностранных дел в Китай процитировал высказывание о губернаторе Наздратенко одного из дипломатов: “Из-за этого чудака… мы можем подставить страну, и китайцы в будущем, чего доброго, оттяпают все Приморье”
6.Постановка вопроса “не буди лихо, пока оно тихо” невозможна в Европе, где сняты, в том числе и благодаря НАТО, территориальные проблемы — например, вопрос о принадлежности Германии Калининградской области или бывших немецких земель на западе Польши. При этом С. Кондрашов в той же самой статье рассуждал о натиске (?! — В. М.) НАТО и о заслугах российских дипломатов по подписанию шанхайского Соглашения об укреплении мер доверия в военной области на границе с Китаем и о “стратегическом взаимодействии в XXI веке” с Китаем. Некоторые исследователи, в частности С. В. Солодовник, действительно отмечают опасения США по поводу того, что может “возникнуть широкий континентальный геополитический пояс стабильности”, который включит Россию и Китай в качестве главных компонентов
7. Мысль о союзе с Китаем прорвалась в телевизионном комментарии Бориса Ельцина во время визита в Китай (10—11.11.1997), о сложении 1 миллиарда 200 миллионов китайцев и 150 миллионов россиян. Непонятно, правда, почему президент решил прибавить миллионы россиян к скоро уже полуторамиллиардному населению Китая, а не к Европейскому союзу с населением около 350 миллионов человек. А ведь в рамках ЕС положение России, по-прежнему крупнейшей европейской державы, значительно весомее, чем в связке с Китаем? В большой Европе как минимум половина населения славяне — Россия, Украина, Польша, Белоруссия, Чехия, Словакия, Болгария, постъюгославские государства. Удивительно, но идея славянского единства, иного, чем объединение под властью Москвы, полностью отсутствует в политическом мышлении нынешних российских политиков.Логика возможного российско-китайского сближения, если его мыслить не как тактику, а как стратегию выживания, может заключаться в стремлении некоторых российских политиков вернуться к ситуации начала 50-х годов. Тогда союз СССР с Китаем произвел неизгладимое устрашающее впечатление на Запад. “Ни до, ни после Западу не противостояла столь монолитная, исполненная решимости и владеющая стратегической глубиной на самом крупном — Евразийском континенте коалиция, примыкавшая к оси Москва — Пекин. На период 1949—1958 годов приходится величайшая поляризация сил в мировой истории, поляризация жесткая, при которой оба антагониста — Запад и Восток — были готовы почти на любые жертвы”, — считает историк А. И. Уткин
8. И шли: война в Корее, создание термоядерной бомбы, образование НАТО, перевооружение Германии и Японии и в целом переход отношений Запада и Востока в фазу “холодной войны”.В свое время Дм. Менделеев сочувственно относился к идее российско-китайского сближения, но в то время население Китая составляло 430 миллионов человек, а население России — 140 миллионов человек, и при этом темпы прироста населения в России были выше, чем в Китае. Однако главное препятствие к долговременному партнерству заключается в принципиально не совпадающих моделях культурно-цивилизационного развития России и Китая. Кроме того, обе страны нацелены на роль лидера и не намерены уступать друг другу, иначе их союз сложился бы еще в советский период. Тем не менее российский МИД активно пытается реализовать модель партнерских отношений с Китаем, хотя слышны замечания, что у России уже слишком много стратегических партнеров.
Столь существенная диспропорция в силе и мощи соседних государств, какую мы рискуем получить через 15—20 лет в случае России и Китая, крайне редка в мировой истории. Отчасти похожее соотношение потенциалов существует между США и Канадой (264 миллиона и 28,4 миллиона человек), Индией и Пакистаном (936,5 миллиона и 131,5 миллиона человек). Американо-канадская модель — это пример позитивного симбиоза двух близких по национальному составу и ментальности стран. Она могла бы служить моделью развития отношений России с Украиной, Польшей и Прибалтийскими странами, но вряд ли приложима к российско-китайским отношениям. Индо-пакистанские отношения — пример негативного, антагонистического соседства, основные противоречия которого связаны с глубоким культурно-цивилизационным противостоянием, что тоже дает основания для далеко идущих выводов (есть опасения, что такая модель может реализоваться в отношениях России и исламских стран). В каждом случае есть факторы, поддерживающие стабильность межгосударственных отношений и уравновешивающие разницу сил. В обоих случаях велика культурно-цивилизационная близость и противоположность соседних стран.
Уже сейчас было бы важно понять, какие именно факторы способны уравновесить диспропорцию потенциалов на китайско-российской силовой оси. Это тем более важно, что в отличие от евроатлантического направления, где Россия на востоке непосредственно на протяжении более четырех тысяч километров граничит с Китаем, и при этом между нашими странами нет мощных географических преград, таких, как, например, Тибет и Гималаи между Китаем и Индией.
1 Носов М. Российский Дальний Восток и Китай // Доклад в Московском центре Карнеги 28 июня 1995 г.
2 Лебедь А. За державу обидно… М., 1995. С. 409.
3 Цит. по: Вишневский Анатолий. Неизбежно ли возвращение? // “Знамя”. 1994. N№ 1. С. 186.
4 Цит. по: Савенков Ю. Ходоки из Поднебесной // “Известия”. 1997. 1.12.
5 Белов Е. А. Россия и Китай в начале XX века. М., 1997. С. 74.
6 “Известия”. 1996. 11.11.
7 Россия и Казахстан. С. 40.
8 Уткин А. И. Вызов Запада и ответ России. М., 1996. С. 271—272.
Этот дальний, дальний Дальний Восток
Надо сказать, что все эти проблемы многократно усиливаются оторванностью Дальнего Востока от “материка”. Транспортные пути, связывающие дальневосточные районы с европейской частью России или Уралом, не выдерживают критики, подвижный состав ветшает на глазах, плохая организация железнодорожных перевозок приводит к разрыву экономических связей с Европейской Россией.
Отсюда парадоксы дальневосточной экономики: много рыбы во Владивостоке, но ее нет в Чите, поскольку дорого доставлять железнодорожным транспортом. Другой парадокс — это явная уязвимость Транссибирской железной дороги в случае войны и отсутствие достойной ее альтернативы, да и ее ограниченная пропускная способность. Недостроенная Байкало-Амурская магистраль (только в 2000 году будет завершена проходка 15-километрового Северомуйского туннеля, недавно закончен мост через Амур), которая обошлась Советскому Союзу когда-то в 9,2 миллиарда долларов, сейчас, по сути дела, находится в заброшенном состоянии: ежемесячные убытки составляют 120 миллиардов рублей
1. Кроме того, максимальные усилия необходимо приложить к развитию водного транспорта Сибири и Дальнего Востока, без которого невозможно обеспечить экономическую эффективность перевозок в этом регионе. Сейчас нет даже такого обозначения Обь-Енисейский водный путь, соединявший когда-то Тюмень с Байкалом, но подавленный государственной железнодорожной монополией еще в конце XIX века. Та же история произошла и с шоссейными дорогами. Только в конце XX века завершается создание сети шоссейных дорог, охватывающих хотя бы весь юг Дальнего Востока.Автомобильная магистраль Чита — Хабаровск — Находка (около трех тысяч километров) свяжет Читинскую, Амурскую области, Хабаровский и Приморский края современным транспортом. Это не только экономические районы, столь долго необоснованно обособленные друг от друга, это еще и военные округа (Забайкальский, Дальневосточный военные округа, Тихоокеанский флот и соответствующие пограничные округа). Дорога улучшает транспортную инфраструктуру Дальнего Востока, хотя, безусловно, не сможет заменить БАМ. Вместо почти повсеместно убыточной добычи угля в Приморье (исключение составляют несколько открытых разрезов) и рабочих, и финансовые ресурсы следовало бы бросить на строительство и расширение дорожной сети.
В это время все более активное экономическое освоение северо-восточных провинций китайцами ведет к естественному развитию инфраструктуры в приграничных с Россией районах. В отличие от Транссиба, идущего вдоль границы, в Китае железнодорожные ветки идут из глубины страны. Работы продолжаются. Завершается строительство железнодорожной ветки Краскино (около района строительства порта Туманган) — Хуньчунь, идет модернизация участка
Гродеково — Суйфэньхэ. В Суйфэньхэ завершается строительство железнодорожного терминала, рассчитанного на переработку 3 миллионов тонн груза в год. Главный поток грузов — около 5 миллионов тонн в год — пойдет по железнодорожной ветке Махалино — Хуньчунь (провинция Дзилин/Гирин).Какие меры необходимо предпринять, чтобы изменить складывающуюся ситуацию? Необходимо всячески расширять и осваивать едва обжитую полосу, прилегающую к Транссибу от Новосибирска до Владивостока и Нерюнгри. Как минимум необходимо уже сейчас освободить людей, проживающих в этих районах, от любых федеральных налогов, поскольку, осваивая зону БАМа, они вносят бесценный вклад в укрепление восточных рубежей России. На развитие региона следует направить часть таможенных сборов с грузов, поступающих через дальневосточные порты, решение о которых было принято в марте 1993 года, а в мае 1994 года отменено. “Таможенные сборы в Приморье дают государству 3 миллиарда долларов ежегодно”
2. Если эти средства останутся на Дальнем Востоке, они не пропадут и для страны в целом — с началом экономического роста и Транссибирская магистраль, и БАМ будут крайне необходимы для разработки природных богатств дальневосточного региона.
1 “Сегодня”. 1996. 16.10.
2 “НГ”. 1997. 28.01.
Союзники России на Дальнем Востоке
Сегодня для России союз с Китаем не может быть равноправным, поэтому попытки представить отношения России и Китая как стратегическое партнерство, которого не удалось достичь даже во времена социализма, некорректны. Россия может говорить с Китаем на равных, только будучи частью евро-атлантического (западного) мира. Без этого, как справедливо констатирует З. Бжезинский, “Китай окажется старшим партнером в любой серьезной попытке России создать подобную «антигегемонистскую» коалицию”. Не отрицают это и лидеры российского военного истеблишмента: “Место выбывшей сверхдержавы все увереннее занимает Китай… На вершине мировой иерархии расположатся две сверхдержавы — США и Китай”
1.Все это не означает, что Россия должна отказаться от развития экономических и в целом добрососедских отношений с Китаем. Участие в строительстве АЭС, планы поставки газа и другие экономические проекты можно только приветствовать, чего, еще раз повторюсь, нельзя сказать о помощи в развитии современной боевой авиации или в становлении других отраслей военной промышленности. Не исключен и оборонительный договор с Китаем, на случай агрессии против него или против России.
Поиск союзников, объективно заинтересованных в сохранении российских позиций, своей собственной судьбой связанных с ней, — главная внешнеполитическая задача России. Она была осознана своевременно, но не было политических сил, способных реализовать ее.
Союзниками России в Азии и в АТР в целом без особой натяжки могли бы быть США, Европа и Япония. Они, безусловно, заинтересованы в том, чтобы Россия составляла мощный противовес китайскому влиянию на Дальнем Востоке. Особенно важны отношения с Японией, для которой Россия является важнейшим военно-политическим союзником в регионе. Российско-японские отношения в начале XX века были испорчены свободной конкуренцией за империалистический контроль над Китаем. Столкновение в войне 1904—1905 годов имело негативные последствия для обеих стран: Японию оно подтолкнуло к милитаризации и стало исходным пунктом последующей военной агрессии в Азии и на Тихом океане, а Россию — к социальным потрясениям первой, а затем и второй русских революций. Между тем Россия и Япония могли в начале века договориться о мирном разделе сфер влияния в Маньчжурии и, используя китайский рынок, получить реальные стимулы для собственного экономического роста. Сегодня Китай преодолел свою слабость, и России и Японии больше нечего делить в этом регионе. Нет существенных причин для конфронтации. Более того, сдерживание Китая и защита собственных законных интересов от возможных поползновений соседа является общей неотложной задачей. Хотелось бы надеяться, что дипломатический прорыв в Красноярске (1997 год) позволит придать позитивную динамику российско-японским отношениям.
Необходимость сближения с Японией давно требует пересмотреть вопрос о ничтожных по площади Южно-Курильских островах (около 5 тысяч квадратных километров), которые после прекращения идеологической конфронтации с США в военно-стратегическом отношении стали гораздо менее значимы для России. Острова в обмен на нормализацию российско-японских отношений и на японскую, а шире — западную экономическую помощь, столь необходимую для развития российского Дальнего Востока и Сибири, — вполне реальная модель российской политики в регионе.
Важно правильно оценить уступку союзниками японских Южно-Курильских островов Советскому Союзу. Этот дипломатический шаг сродни подарку данайцев, который привел к гибели Трои.
Очевидно, что приобретенные с согласия США Южно-Курильские острова на десятилетия заблокировали полномасштабные торговые и экономические связи между Японией и СССР и соответственно экономическое развитие российского Дальнего Востока и Сибири. Максимум, что получил СССР, — это богатые рыбой районы, прилегающие к Южным Курилам, но большая ли от этого польза была стране, особенно если учесть затраты на хозяйственное освоение и оборону этого района. Тем более что рыбы в те годы хватало и в других вполне доступных советским морякам районах Тихого океана, а сейчас у России нет сил конкурировать не только с Японией, но и с другими странами и в более близких районах рыбного промысла.
Объективно Япония сегодня не менее России заинтересована в том, чтобы территории к северу от Амура получили должное развитие и перестали быть крупнейшим фактором нестабильности, способным взорвать мир в этом районе. Единственный выход — колоссальные финансовые и организационные инвестиции в эти территории, чтобы предотвратить полное нарушение баланса сил. Естественно, что сама Россия должна быть способной принять такое решение проблемы и открыть экономику региона, как и остальных, для экономической вестернизации. Такие решения не вытекают из дипломатических усилий по оттачиванию деталей договоров или поиска “волшебной формулы компромисса”. Как и всякая революция, они опираются на политическую волю и осознание безвыходности ситуации. Именно таково положение российского Дальнего Востока, эволюционное развитие которого в прежнем направлении позволит реализоваться лишь тем негативным тенденциям, которые уже сегодня вполне очевидны.
Модернизированный российский Дальний Восток, замыкающий пояс постиндустриальных государств Северного полушария, сделает их геополитически неуязвимыми, поскольку поставит предел потенциальному демографическому и территориальному росту Китая. Наоборот, с ресурсами Сибири Китай сможет легко удвоить свое население. Есть ли задача, более важная для США, Европы, Японии, Кореи, чем найти ключ к удержанию Китая в приемлемых для мирового сообщества рамках?
1 Ивашов Л. Россия и мир в новом тысячелетии. М., 2000. С.140, 141.