Стихи
Алексей Витаков
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2000
Алексей Витаков
Ты видишь — руны говорят…
* * *
Снимала ночь мешок с плеча.
Был полон звезд ее мешок.
Бубнил стишок старик гончар,
Себе под нос — смешной стишок.
На круг роняла свет луна.
Над глиною вершился суд.
И Вечность тяжестью вина
Вливалась в будущий сосуд.Сентябрь 1998
Кошевой
В тот день был медовый зной,
Пчелами льнущий к полю,
Шли на рысях домой,
Шли, нагулявшись вволю.
Воля — горючая пыль,
Жадно разъела кожу.
Шла молодая быль,
Травы молодой моложе.
Был ветер шершав, плечист.
Степью пропахли лица.
Эхма! Веселый свист,
Скоро уже станица.
Все ближе зачин степи.
Что это? Мать честная!
Под кошевым хрипит
Конь, удила кусая.
Ладони раскрыла даль,
Глянула пепелищем.
Мечется птицей шаль,
Словно кого-то ищет.
От камня — на буерак,
От черных развалин — к вязу.
“Что это, батько? Как?” —
Сотня утихла разом.
Угрюмо подъехали. Гарь
Страшно дохнула в лица.
Первым лежал звонарь.
После уж — вся станица.
Тесно лежали, что шаг
Сделать неможно смело.
“Что это, батько, как?” —
Сотня окаменела.
Кто эдак прошел, дичей
Лютых татарских воев?
Трубы седых печей
Жутко, протяжно воют.
Резали плоть земли,
Рыли руками. К зорьке
По полю разбрелись,
Душно молчали, горько.
Всю ночь кошевой бродил.
Что-то искал средь пепла.
Там, где на сто годин
Черная твердь ослепла.
Над степью, уставясь вдаль,
Стоял он седой громадой.
В лике — да что печаль —
Зола пролегла во взгляде.
Когда же вернулся в круг,
К костру подойдя поближе:
“Гляньте, стрельца каблук.
Пуля литая — их же”.
Пала на грудь голова,
Ворот открыв протертый:
“Это не татарва.
Гнев государев — вот кто!”
Вскипела казачья рать
Так, что проснулся кречет:
“Батько, вели догнать,
Поди ж, не ушли далече!”
Не зря атаман был сед.
Гул перекрыв казачий,
Крикнул: “Клялися все
Верой служить, тем паче
Уж нам-то кровавых гроз
Не занимать в погонях.
Станет ли русских слез
Меньше, когда догоним?!
И сколь тогда матерей
Злая беда состарит?
Да тихо вы! На заре
Кто пойдет к государю?”
Он выдохнул шумно в ночь,
Вытер ладонью губы.
Гаркнула сотня: “Прочь!”
Вторила степь: “Не любо!”
А утром, когда в седле
Сотня неслась над степью,
Батько уснул в петле.
Сгорбился вяз столетний.
Май 1999
* * *
Возьми губами воздух одинокий,
Как виноград с ладони в феврале,
Как в одночасье выплывшие строки,
Как чьи-то губы в первый раз, во мгле.
Как снег берет пространство пядь за пядью,
Как лист берет чернила с острия,
Как август вверх подбрасывает платье,
Как ночь врастает в тело пустыря.
Возьми свое негордое наследство,
Как лилии притягивал прутом,
Как дудочку в полузабытом детстве
Ты брал еще полубеззубым ртом.
Дед Иван и черт
Он стоял в несокрушимых сапогах,
С деревянными морщинами на лбу,
С рыжим потом на посоленных висках,
Подперев ладонью тучную избу.
А в лицо ему натуженно шипел
С мордой рыбьей председателя сам черт:
“Не отдашь, поидишь, Ванька, до Карел;
Там ужо-то и узнаешь, что почем!”
Оглянулся дед Иван: стоит бледна
Дочь-печальница, уж сколько лет назад
Мужа выкрала Гражданская война,
Внукам сделала безумными глаза.
“Что же деется, — подумалось ему, —
Отдал все: кобылу, телку, плуг и хлеб.
А теперь вот места нет в своем дому;
Подавайся, дед Иван, к буренке в хлев”.
Захрустел кулак, да струсил, изменил.
Тень недобрая упала на лицо.
“Ладно, — молвил, — после Пасхи в два-три дни
Соберуся!” — и поднялся на крыльцо.
Кто-то жбан не удержал — разлился квас.
Не собрать с земли разлитый квас ковшом.
Сатана запрыгнул в черный тарантас
И тому, на облучке, дохнул: “Пошел!”
Половодьем будоражило тайгу.
Тек в стакан граненый мутный самогон.
Громоздился лед стеклом на берегу.
Пахло свечкой от заплаканных икон.
Продержались долгий пост, не тупя глаз.
Посевная развернулась горячо.
Подкатил к усадьбе деда тарантас.
Сатана привстал и ахнул: “Что за черт!”
Яма мглистая на месте, где был дом;
Хромоногий пес мытарит по двору;
И размахивает старым рушником
Жердь убогая, качаясь на ветру.
Подошли селяне: говор, шепот, шум.
Кто-то крикнул: “Не пустил Иван бяды,
Дом-от взял да раскатил по катышу,
Да и сплавил, нам не ведомо куды!”
Кто-то жбан не удержал — разлился квас.
Не собрать с земли разлитый квас ковшом.
Сатана упал в свой черный тарантас
И тому, на облучке, дохнул: “Пошел!”
* * *
Стариками горбатилось лето
Меж войною и детством сирот.
Мама, как ты забудешь об этом,
Ты мне скажешь, мол, это не в счет.
Будет вечер дрожать слабой свечкой,
И почудится снова тебе:
Будто бабушка села у печки,
Колыбельную песню запев.
Мама, пусть нам поведает небо
Про тот лютый год сорок второй.Стыла бабушка в давке за хлебом
С нерожденною, мама, тобой.
А спустя тридцать лет у колодца,
Дав мне хлеба, сказала: “Расти”.
Чадо сыто — и Боже смеется,
Чадо плачет — и Боже грустит.
Мама, мама, о чем мы полночи
Говорим, будоража сердца?
Свечка плавится, гаснуть не хочет,
Знать, она вспоминает отца.
С того света отец не вернется.
Что я сыну скажу? — “Подрасти”.
Чадо сыто — и Боже смеется,
Чадо плачет — и Боже грустит.
* * *
Ломает сухорукая тоска.
С войны под сердцем поселилась пуля.
Плешь на ушанке. Бывший сын полка,
А ныне пьющий и немного — жулик.
Заплывшие глаза. Лица сморчок.
Под милостыню — выцветшая скатерть.
Протез фиктивный, орден, пиджачок.
Колючая, длиною в старость, паперть.
Все, что осталось от безумных дней.
И я спросить решился неумело:
“А было ль счастье?” — “Было. На войне!”
И кисть, в кулак сжимаясь, захрустела.Сентябрь 1998
* * *
Ты видишь — руны говорят,
Что было много лет назад.
Коснись пергамента, и в пыль
Живая превратится быль.
И ты почувствуешь рукой
Озноб тысячелетних плит.
На древнем языке с тобой
Вдруг тень твоя заговорит.
Алексей Иольевич Витаков родился в 1966 году в г. Микунь Коми АССР. Закончил Рыбинский полиграфический техникум. Первая публикация — в 1988 году. Печатался в журналах “Край Смоленский”, “Русская провинция”, “Вдохновение” и др.
Автор двух поэтических сборников: “Зов”, “Веретено луны” — и двух аудиоальбомов: “В тени минувших лет” и “Веретено луны”. В настоящее время учится на Высших литературных курсах при Литературном институте имени А. М. Горького.