Владимир Познер
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2000
Владимир Познер Триумф Два года назад я стал членом жюри независимой премии “Триумф” и оказался в сообществе людей совершенно особых, составляющих славу русского искусства, русской культуры — штучных людей.
Для меня это высокая честь.
Примерно за месяц до заседания, подав неподписанный лист с фамилией моего кандидата на премию, я с нетерпением жду дня встречи и обсуждения. Как правило, оно начинается в одиннадцать утра и продолжается до шести вечера. Ах, как жаль, что не ведется ни стенограммы, ни магнитофонной записи этого обсуждения и мало кто когда-либо узнает о том, на каком глубоком и блистательном уровне идет, я бы сказал, страстный разговор о кандидатах.
Говорят, что вскоре появится стенограмма первого заседания Нобелевского комитета (и каждый год к ней будет прибавляться еще одна, следующая). Страсть как хочется узнать и понять, каким образом господа члены Комитета по Нобелевской премии в области литературы в свое время не дали ее ни Антону Павловичу Чехову, ни Льву Николаевичу Толстому, обошли Блока, Ахматову, Цветаеву… Пусть это прозвучит нескромно, но мне кажется, что наше жюри никогда не допустило бы такой ошибки, ибо здесь заседают отнюдь не чиновники.
Среди пятерых самых, с нашей точки зрения, достойных, которые выбираются каждый год, нынче назван Василь Быков.
Василь Быков, как вы, мой читатель, быть может, знаете, временно живет сейчас в Финляндии, а не в своей родной и искренне любимой им Белоруссии. Почему? Если вы подумаете, что Быкова просто потянуло в этот озерно-саунный край или его увлекла прекрасная и таинственная лапландка, вы ошибетесь. Выскажу свое личное (не журнала и не самого Быкова — их мнений я не знаю) соображение: Василю Быкову просто невмоготу жить нынче в Белоруссии, потому что там “правит бал” А. Г. Лукашенко, которого белорусы в простоте душевной избрали президентом, тот самый, с которым лобызался недавно наш с вами президент при подписании Договора о создании союзного государства. Так вот этот наш союзник создал такой режим в Белоруссии, что инакомыслящим там нет житья, иным оттуда бежать приходится.
Василь Быков, конечно, не бежал. Он вообще не из пугливых. Его пригласили в Финляндию, а когда срок приглашения кончится, не сомневаюсь, пригласят еще куда-нибудь, чтобы этот талантливый человек мог спокойно работать.
Я Быкова обожаю. Нет, мы не знакомы, я знаю его только по тому, что он написал. И за это обожаю. А за “Сотникова” снимаю перед ним шляпу.
Думаю, в судьбе каждого человека есть книга или несколько книг, которые изменили его жизнь, изменили, сделали другим его самого. Наверное, в разное время это могут быть разные книги, мы ведь постепенно созреваем для восприятия того или иного произведения и, дай бог, чтобы этот процесс продолжался в течение всей нашей жизни. Скажем, я долго не воспринимал Рубенса, а потом случайно “наткнулся” на “Пьяного Геракла” в Дрезденской галерее и остолбенел. Но Рубенс не изменил меня, в отличие от Леонардо — впрочем, это другая тема.
“Маленький принц”, “Мастер и Маргарита”, “Кто-то пролетел над гнездом кукушки” (фильм) и… “Сотников”, причем именно в таком порядке, — вот произведения, которые на разных жизненных этапах меняли меня. Почему “Сотников”? Вероятно, я не смогу внятно ответить на этот вопрос, но попытаюсь.
Василь Быков перевел для меня подвиг из категории героической, надчеловеческой, в категорию абсолютно мне понятную. До того мне казалось, что подвиги вершатся лишь сверхчеловеками: Леонид при Фермопилах, Жанна д’Арк, Джордано Бруно, Гастелло… Для меня их подвиги свершались под рев канонады, в полыхающем пламени, под кроваво окрашенным небом. А тут…
Маленький, некрасивый, плюгавый человечек, пройдет мимо — не посмотришь, ну никакой.
А оказывается — непреодолимый.
В нашем мире, где все зыбко, все продается и покупается, где слово ничего не стоит, где не за что, казалось бы, ухватиться и всех несет, несет, несет… Вдруг — непреодолимость. Значит, есть еще во что верить. Значит, не все потеряно.
Помню, года три назад на встрече Нового года у Фила Донахью я стал свидетелем спора. Дело было ранним утром, все уже выспались, сидели за столом в поразительном по красоте и гостеприимству доме Фила и его жены Марло Томас, и кто-то задался вопросом: может ли кто-нибудь из присутствующих поручиться, что под пыткой не выдал бы друга? Спорили отчаянно, а я думал: пока не испытаешь на деле, не знаешь про себя ничего. Но тут вспомнил Быкова с его Сотниковым, вспомнил, что есть такие люди — самые обыкновенные, самые неприметные, но несгибаемые. А значит, может быть, выдержал бы и я.
Мне неизвестно, с кого писал Сотникова Быков. Но для меня, его читателя, это и не важно. Важно, что он написал его для меня. Для каждого из нас. Для того, чтобы мы стали иными.
Вот это и есть истинный писательский триумф, достойный “Триумфа”!