Стихи
Новелла Матвеева
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 1999
Новелла Матвеева
Круговращение дня
Овсяные гусли
I. Попутчики овса
В луче — аквамаринов, как под линзой,
В тени — как голубое молоко,
Не связанный с драчливцем и подлизой —
Слепящим сорняковым рококо,
Осуществляет он свой шепот звонкий.
Лишь — мессершмиттом — свалится оса
В серебряное курево овса,
Да муравей протопает сторонкой,
Да василек индиговый (синей
Всего, что сине!) из седых корней
Вдруг прорастет, — запутавшись, однако,
В лучистых стеблях, — потому: как раз
Неизобилен у святого злака
Навязчивых попутчиков запас.
II
Синюю песню подснежника
Жаворонок озеленил.
Иван Киуру. Ода жаворонку
Тем красочнее музыка, чем строже
Звук выверен, доходчивости для,
Чем реже краски, тем они дороже
Овсяным далям пасмурного дня.
Но “инструмент” овса не обееструнен:
На что ему горячий тон трясин?
На солнце он, как лунный камень, лунен,
А к сумеркам — своею синью синь.
Но, радугами дым овса осыпав,
Кто там журчит? Кто (вечный тип из типов)
Из чаши, запрокидываясь, пьет?
Живое божество или пичуга?
То жаворонок, — маленький пьянчуга,
А чаша ему — целый небосвод!
21 октября 1998
Черемуховый вечер
…Как будто пропали. И снова
Возникли на повороте…
А вот обронили два слова
О жалости к дикой природе…
Но все-таки, так или этак,
Сломали по нескольку веток…
Диск солнца спускается в зелень,
Малиновой дымкой повитый.
Деревья собой потемнели,
И в воздухе жук басовитый
Летает, как эльф. (Но, пожалуй,
Эльф опытный, эльф —
возмужалый!)
А люди, как духи на взлете,
Тропинками белыми бродят.
Но мысли о сне и дремоте
И в голову им не приходят,
И даже сюжеты из быта
Звучат в их устах — не избито.
Черемухи рыхлые хлопья
О снеге напоминают,
Но только дыханьем; лишь только
благоуханием — т а ю т.
И сладостно таянье это
В начале цветущего лета.
Задерживаются на платьях,
На шляпах соломенных — грозди…
Но думать силком удержать их
В пространстве и времени —
бросьте!
Цветы не бывают иными.
И что ты поделаешь с ними?
9 августа 1998
Яблоня Шекспира
I. Каких еще свидетельств?
Кто спал под яблоней, которую потом
Селяне разнесли на щепки-сувениры?
(“Кто следующий, — как спросил бы Штейн, — в Шекспиры”, —
Чтоб пусто не было на месте на святом,
Но и… святых там чтобы не было?) Придиры!
Кто с кучей бражников, доподлинных при том,
Всю ночь кутил на спор, а утром клял трактиры?
Кто, крепко выспавшись на дерне золотом
И потянувшись всласть, как выпрямленный куст,
Вдруг сочинил куплет (оставшийся в анналах)
О местностях кривых и пьянках небывалых?
(Кто “выдумал” сей стих для “выдуманных” уст?),
Кто ПЕРЕПИЛ БЫ ВСЕХ, — будь он Мечта и Сказка?
Но он был п о д л и н н ы й и… потерпел фиаско.
17 августа 1997
II. Народное признание
Нет бэконовской яблони, поверь!
И ретлендовской тоже не нашли.
Нет больше и шекспировской теперь,
Но только потому, что разнесли
На памятки! И даже корень сгнил
У старого священника в ларе!
Ты скажешь: “Это кто-то сочинил”?
Ан речь пойдет не об одном “врале”!
Тебе придется обвинить во лжи
С десяток тех, с кем чарочку распил
Поэт — живьем! При ком стихи сложил;
Их сыновей. Их внуков. Их гостей,
Раздергавших на миллион частей
Альков зеленый тот, где спал Шекспир.
Август 1997
III. Припозднившиеся
Не будь захожий путник — из великих,
Кто стал бы вслед его превозносить?
И яблоню, в чьих тенях мирно-диких
Он спал, — на талисманы разносить?
Незлобивым и непредубежденным,
Нормальным современникам видней, —
С КЕМ их свела простая смена дней, —
Чем плутам, ч е р е з т р и с т а л е т
рожденным!
Но, их послушать, так у них в руках
История! Им кажется: чем дале
Отъехали, тем зорче увидали
Зазор на шляпке желудя… (В веках!)
И топают ногой, полны протеста,
Всем, наблюдавшим ВО-ВРЕМЯ и С МЕСТА.
Август, 1997
О воровстве
Уж если сказано: “Кто лжет — не существует”,
То что сказать про тварь, которая ворует?
Необитаема ничтожества обитель.
Но если лжец — нигде, еще нигдей — грабитель.
Бывают виды лжи и несуществованья,
Которым и мудрец не подберет названья!
А где названья нет, там нет и наказанья.
Лишь честному даны
Жизнь,
Имя
И терзанье.
Ноябрь, 1998
Авторитеты
Кто бьет дубьем, кто палкой, кто кастетом.
Кто вора, кто коллегу, кто — слугу.
А этот — нас. Чужим авторитетом.
Давайте не останемся в долгу!
Довольно! Я представить не могу,
Чтоб вещий разум, солнцу равный светом,
Стал… кочергой, балясиной! Предметом
Для деланья из ближнего — рагу!
Что ж гений? — антикварная дубина?
(Глаза из яшмы? Ротик — два рубина?
Шипы на месте носа и волос?)
Отрадно быть художником, поэтом.
Но эка доблесть! — быть авторитетом
И непрестанно бить кого-то в нос!
Лето 1972
Круговращение дня
Темь схлынула. Рассвет прозрачно-зрячий
В полуулыбке тайного огня
Не тратил сил, но справился с задачей
И высек блеск из каждого кремня.
За кругом круг — подобно кольцам пня —
Зной раздвигал пределы. Тем богаче
Кусачесть лета (стрелами апачей
Незримых!) иззанозила меня.
Закат горячий из своих плавилен
Сначала бурыми, как шоколад,
Но черными затем деревья вывел…
Ночь. Искрою мерцает спутник в сини;
Там, за нагромождением прохлад,
Затерянный в космической пустыне.
Август 1997