Игорь Кузнецов
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 1999
Игорь Кузнецов
Глазами постороннего
Всякое время, если только оно не обладает каким-то особенно свирепым оскалом, оставляет человеку довольно широкую свободу выбора. Тем, кому сегодня хотя бы немного за тридцать, еще хорошо памятны последние “застойные” годы, вялотекущие и словно бы окутанные вечным туманом. В этом туманном состоянии были и свои прелести — женщины тогда в большинстве своем не требовали от мужчин “социальной успешности”, человеку творческому вполне достаточно было известности в самых узких кругах, на скромную (и вполне достойную) жизнь легко было заработать, подвизаясь сторожем, дворником или инженером в каком-нибудь НИИ.
На переходе же от конца 80-х к началу 90-х, казалось, все изменилось: открылись вдруг все стороны света, вчерашние инженеры и поэты бросились зарабатывать деньги — возможности выглядели для всех равными. Но как-то уж очень быстро все вернулось на круги своя — только социальное расслоение теперь слишком явно бросалось в глаза. На этой “неокапиталистической” почве бурным цветом расцвела жанровая литература (женский роман, детектив-триллер) — для нее столь “неравноправное” состояние общества явилось прекрасным питательным бульоном. В литературе же “нормальной” по отношению к бурной современности преобладал тон ироническо-сатирический, будто бы писатели и так довольно искореженную действительность рассматри-вали исключительно в отражениях кривых зеркал.
Однако в самое последнее время наступил, кажется, определенный пере-лом — точка зрения изменилась, хихикать поднадоело, захотелось на все происходя-щее посмотреть трезвым спокойным взглядом. И оказалось, что та самая современность, коя выплескивается на нас с телеэкранов и газетных полос, вполне может служить “материалом для творения” (особенно если учитывать при том личный опыт “выживания”, философи-чески и художественно переосмысленный).
Представляется вовсе не случайным появление почти одновременно трех романов на “новорусскую” тему (“новорусскую” прежде всего в том смысле, что речь идет о новой русской жизни, в которой все смешалось: богатство и бедность, подлость и благородство, свобода и необходимость). Хочется верить, что сам факт их появления симптоматичен — что-то главное в мире устоялось и жизнь потихоньку налаживается (хотя бы как в известном анекдоте). Речь идет о “Самоучках” Антона Уткина, “Даре слова” Эргали Гера и “Свободе” Михаила Бутова.
В узко-привычном смысле роман Михаила Бутова наименее “новорусский”: среди действующих лиц нет супермил-лионеров, живущих в роскошных апартамен-тах и разъезжающих по Первопрестольной в джипах и шестисотых “мерседесах”. То есть они, конечно, существуют (куда же им деться?), но где-то за кадром, почти вне сферы жизни и размышлений главного героя, от лица которого и ведется повествование. Но в то же время — в более или менее “чистом” варианте — в романе представлены основные “модели поведения”, из которых может выбирать современный российский мужчина “в расцвете лет”, то есть уже обремененный немалым жизненным опытом, но еще не растерявший окончательно жизненные силы.
Главный герой, уволенный с работы, некоторое время пытается войти с реальностью в какие-то понятные (и отчасти знакомые по прежней жизни) отношения: подрабатывает погрузочными халтурами, служит сторожем, параллельно приторго-вывая фальшивыми иконами. И это его вроде бы вполне устраивало, ибо “забота о хлебе насущном еще казалась по старой памяти попечением слишком непламенным и потому — постыдным”. Но — на смену одной эпохе уже приходила иная, и “непредсказуемая судьба сделала пируэт”. Настоятель одной из возрождающихся церквей предложил издавать книги под маркой своего прихода. Герой рьяно взялся за дело, но вскоре выяснилось, что издавать книги гораздо легче, чем их продавать. Таким образом, героя и из церкви попросили. Приятель-дьякон, посоветовав не переживать, со знанием дела заявил: “Бог кому захочет — он и в окошко подаст”. По словам дьякона и вышло.
Первым делом под расчет герой получает очень приличную сумму денег. Была у него и крыша над головой — друг-гляциолог отправился в экспедицию в Антарктиду и оставил на попечение квартиру. Накупив дешевых продуктов долгого хранения, оставшиеся деньги герой обменял у соседа на доллары. Так и началось его новое существование — почти вне времени и в пространстве, по большей части ограниченном стенами квартиры.
Наступила эдакая натурфилософическая праздность в своеобразном и почти мирном симбиозе с иными обитателями квартиры — тараканами, мышами и крысами (эти, самые неприятные, по счастью, возникали лишь в полуфантомном виде, причиняя страдания скорее психологического толка). Зато с пауками, точнее, с одним паучком, свившим паутину у изголовья кровати, случилась у героя настоящая трогательная дружба. Паучку он дал имя Урсус и, можно сказать, приручил его. Однако недолго продолжалась сия идиллия — Урсус погиб, и, наверное, с этого самого момента хрупкая гармония в душе и сознании героя дала окончательную трещину. Не спасали уже ни философические размыш-ления, ни попытки структурировать мысли в виде максим, записываемых в книжицу с китайским рисунком, ни даже элемен-тарное чувство самосохранения: герой оказался не только близок к самоубийству, но даже попытался его осуществить вполне всерьез, но, впрочем, способом столь экзотичным, что попытка эта едва ли могла окончиться успешно. Хотя — как знать… Но, в любом случае, на сцену в этот момент явился старый друг Андрюха, и жизнь вновь обрела какое-то новое измерение.
Андрюха — человек совсем иного склада, чем главный герой. Вполне классический тип незадачливого предпринимателя, беззлобного афериста, от афер которого в конце концов хуже всего ему самому. В итоге — его и прибили (причем в буквальном смысле — гвоздями к рекламному щиту в подземном переходе) бандиты за не отданные вовремя долги. Вольный путешественник по жизни, вечный турист, он и главного героя в свое время втянул в довольно опасный и в немалой степени бессмысленный турпоход на зимний Север, где друзья едва не погибли (впрочем, северные красоты и особое экзистен-циальное ощущение каких-то особенных мгновений этого похода оставили в душе героя следы отнюдь не лишние).
Понятное дело, что Андрюха со своим неуемным темпераментом смог не только расшевелить захандрившего героя, но и втянуть его в сферу своей асбурдно-предпринимательской деятельности. Столь же ясно с самого начала, что ничего путного из этого выйти не могло. И не вышло. Разве что каким-то мелким бандитам удалось сплавить оружие, которое откуда-то притащил Андрюха. И это была едва ли не последняя его афера. Кстати, о его будущей смерти читатель узнает еще в середине повествования, — и в этой связи напрашивалась бы аллюзия на “Криминальное чтиво” Тарантино, если б все было не в шутку, а вполне всерьез: в “новой жизни” Андрюха-предприниматель был заранее обречен.
Друг-гляциолог, в чьей квартире обретается главный герой, показывает — напротив — пример вполне успешного обретения реальности. Какое-то (переход-ное) время посвятив театрально-режиссер-ским экспериментам, он возвращается к своей основной специальности, отправляясь в антарктическую экспедицию. Из его письма ясно, что он не только умудрился найти в Антарктиде любимую женщину, но и дальнейший смысл существования (главный же герой и женщину свою потерял и смысл этот все никак не нащупает).
Долларовый сосед готовится к эмиграции. Иных уж нет, а те — далече. И что же наш герой? Неужто?.. Нет, у него все хорошо. Ему вроде как само все в руки пришло (“Бог в окошко подал”): хорошая работа в компьютерной фирме, бесплатное жилье — загородная зимняя дача и, главное, жена и ребенок. Жизнь-то наладилась? Его — да. Частным образом. И это оказалось не так уж сложно. Стоило только взглянуть на мир и самого себя глазами постороннего. И посторонним быть перестать.