Морейно Сергей. Орден. Стихотворения. М.: АРГО-РИСК, 1999
Николай Александров
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 1999
Илья Кукулин
Кочевье слов на улицах и побережьях
Начиная с 1960-х годов Польша и польская культура приобрели особый смысл для российских свободомыслящих людей.
Мы связаны, поляки, навек одной судьбою —
в прощаньи и в прощеньи, и в смехе,
и в слезах…
(Булат Окуджава)
Естественно, интересны тогда были и Италия (через фильмы неореалистов, например), и, например, США, и вообще для разных людей были значимы разные страны. Но Польша, польская культура и польское Сопротивление были важны для довольно широкого круга.
Причины этой завороженности польской культурой до сих пор не вполне понятны. Потому что, с одной стороны, это был “разрешенный Запад”, и возможность некоторой свободы шла именно через Польшу. Но не только. Кажется, было еще одно ощущение, которое шло и через фильмы Анджея Вайды, и через рассказы о польском Сопротивлении, и через другие “образы Польши”. Это ощущение отсутствующей и невозможной родины. Польские партизаны — люди на горящей земле (начало фильма Анджея Вайды “Канал”). Земля горящая и чужая, и не может быть моей. Довоенная жизнь — тот свет. (“Довоенная эра —/затонувшая Атлантида” — из стихотворения Владимира Бурича, 60-е годы.)
Польша была важна и сама по себе, и как источник этого ощущения. И плюс, конечно, возможность жизни, не принадлежащей себе, самой себе чужой и внезапно счастливой, на нескольких ветрах.
Мы школьники, Агнешка. И скоро перемена.
И чья-то радиола наигрывает твист.
В стихотворениях и поэмах Сергея Морейно (р.1964) Польша упоминается часто. Впрочем, еще больше в них упоминается Латвия — что неудивительно, потому что Морейно прожил в Латвии много лет
1 (сейчас он живет в основном в Москве). Вообще для его текстов важен антураж, который можно назвать восточноевропейским. Черепичные крыши, старые города, узкие улицы. Но еще и ощущение исторической многослойности места — перемешаны разные культуры. И странная бесприютная жизнь в хорошо знакомых и обжитых местах.
(Восприятие Польши в русской нонконформистской культуре от 60-х годов до конца 80-х несколько раз менялось — хотя бы из-за выступлений рабочих конца 70-х и последовавшего военного положения. Морейно — автор новый, его герой — совсем не партизан Вайды и не школьник Окуджавы. Но вот какое-то похожее ощущение есть, совсем на другой основе, чем в 60-е, но есть.)
Сергей Морейно пишет не отдельные стихотворения, а циклы. В последние годы он пишет в основном большие поэмы. “Орден”, первая его книга, представляет его избранные произведения с 90-го по 96-й год.
Одно из важных, кажется, свойств произведений Морейно: их персонажи — всегда странники.
Дорога.
Нас соединяет дорога.
Все идут по ней:
сборщик податей и погонщик мулов.
Влекомые неясной целью,
воспоминанием, пузырьками в крови.Персонажи Морейно не прикреплены к определенному месту. Но у них есть привязанности. Есть города, наполненные временами — временами воспоминаний и временами других веков — с любимыми улицами и кафе. Это чужой город, но он часть жизни. Есть персонажи преданий и литературные герои, которые становятся как бы странами, по которым можно путешествовать. Герой Морейно “укоренен” не в месте, а в обращении к другому человеку. И женщину, в которую он влюблен, он помнит потому, что его поддерживают в жизни царь Давид, святой Франциск и скандинавские викинги. (“Католическая поэма”)
и только лишь если руки твои
сомкнутся быстротекущими водами
над моими плечами
я возвращаюсь
в дом без греха
в час до распятья
в садик братца Франциска
в кольце твоих рук, сестра,
по гулким дворам
ходил брат-старьевщик
шурум-бурум
старье берем(“Метаморфозы”)
Разорванное пространство путешественников и многослойное время истории неуловимо перетекают друг в друга. Их встречи-расставания (например, хождения средневековых викингов по базарам Аравии — они в самом деле туда доплывали) обступают персонажей-кочевников, как родные и недоступные острова.
Над морем запросто летают чайки Турн и Таксис (“Католическая поэма”). Они напоминают о немецкой графине Марии Турн-унд-Таксис Гогенлоэ, владелице замка Дуино на берегу Адриатики, — замка, в котором Райнер-Мария Рильке начал писать самое величественное свое произведение — “Дуинские элегии”.
Персонаж Морейно оказывается призрачным и огромным, пронизывающим времена и объединяющим события.
Я — Давид, сын Давидов, отец Давидов
корень Иессев, застрельщик
филистимлянского ада
идол римлян, расчетший календы и иды
первый выученик ГалаадаОттого и возможно назвать одно из стихотворений “Рождество Сергея Морейно”: это и Рождество, которое празднует Сергей Морейно, и возрождение человека в Боге. (“Ночные куплеты Арлекина”)
Люди пронизывают историю, как огромное растущее дерево. Для Морейно очень важны мифологические образы великого дерева, рыб или птиц. Существенно, что эти метафоры автор не воспринимает как свои собственные: автор-Морейно скорее воспринимает их источниками народные песни и философски насыщенную мифологию. Это образы, которые задолго до нас возникли и долго еще будут существовать. Но можно воспеть личное, именно твое, здесь и сейчас усматриваемое дерево, или рыб-странниц, или огонь, которые сейчас вдруг отозвались из круговорота.
Ты под сердцем пока лежишь —
алый плод, голубой магнит.
А серебряные ножи
режут плоть, и судьба хранит.
Море в тающих берегах
расправляется с храбрецом,
и русалка плывет в стогах
с удивленным твоим лицом.(“Берег памяти”)
Интонация Морейно разнообразна и подвижна. Она формируется в чередовании разных мелодических фрагментов. Соединяются разные жанры. То это похоже на сложный монолог свободным стихом, то более “литературно”, то более “разговорно”, то стих более жесткий и печальный, то напоминает стилизованную песенку (см. выше). Но между разными фрагментами нет четких границ, это все существует в едином потоке — мерцающей, текучей и многослойной речи.
Иногда в поэмах Морейно появляется традиционный романтический антураж: “арфа над водой, над лучом волна” — но все странно сдвинуто и смещено, не всегда зрительно представимо. Образы становятся странно легкими, летящими. Они могут стать основой для метафорики, но могут и не стать — скорее, они приобретают неуловимую связность песни, в которой главное не в словах.
У Морейно часто встречаются уменьшительные суффиксы (“В Израиль, как и в Польшу, приходит осень,/ одета в батничек, джинсики, туфли, косынку”), из-за которых слова более текучи, меньше связаны с предметом. То есть связаны, но не совсем. Самостоятельное значение приобретает интонация.
Одна из главных тем поэзии Морейно — неполнота человека, его обращенность к другому человеку и к Богу. Человек состоит как бы из многих людей, они переговариваются, но их встреча открыта миру караванных троп и пешеходных улиц, по которому они скитаются. Самое большое произведение сборника (и, видимо, одно из важнейших во всем творчестве Морейно) “Католическая поэма” состоит из монологов Женщины, Мужчины и Ребенка. Каждый — самостоятельный голос, и каждый — голос автора. Автор существует в нескольких голосах.
Географическое разнообразие поэм и циклов Морейно становится основой для осознания “внутренних пространств”, внутренних — в человеке — образов Востока, европейского города, берега моря. Внутреннее пространство и внешнее — разноприродны, но связаны, обращены одно к другому.
В произведениях Морейно вновь и вновь возникает проблема: как существует болезненная и страшноватая обращенность человека к другим людям, и еще более невероятное — существование человека перед Богом.
Истоки, происхождение поэзии Морейно проследить сложно. Некоторое родство, кажется, есть с ранним творчеством великого польского поэта Чеслава Милоша
2 и, может быть, Юлиана Тувима. Хотя на Морейно повлияла не только польская, но и вообще европейская поэтическая традиция.
(Рискну предположить, что отдаленные переклички с ранним творчеством Бродского, которые иногда слышатся в стихах Морейно, могут быть объяснены не столько влиянием Бродского, сколько тем, что и Бродский пережил в молодости увлечение польской поэзией — Циприаном Норвидом, например.)
Тексты эти существуют в контексте “сложной” европейской поэзии ХХ века — многослойных, с мифологическими отсылками, циклов и поэм, которые развиваются аналогично большой музыкальной форме с разными ритмами и лейтмотивами, — “Бал в опере” Юлиана Тувима, “Четыре квартета” Томаса С. Элиота, “Орфей и Эвридика” латыша Кнута Скуниекса.
Морейно Сергей. Орден. Стихотворения. М.: АРГО-РИСК, 1999.
1 Морейно превосходно знает и переводит латышскую поэзию, а также польскую и немецкую.
2 Лауреата Нобелевской премии по литературе.