Роман-диссертация
Владимир Бутромеев
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 1999
Владимир Бутромеев
Корона Великого Княжества
Диссертация в полном смысле этого слова на тему:
кто же такие белорусы, откуда они взялись и
что они делают во всемирной истории.Cedite Romani scriptores, cedite Graeci,
1
Nescio quid majus nascitur IliadeSextus Propertius
О Президент
6, окруженный
величественной администрацией!Тебе и только тебе хотел бы я посвятить сей грандиозный исторический труд.
Тому есть множество причин, поэтому не буду краток и не стану обделять тебя пояснениями.
Судьба-насмешница
7 явила меня в наш наилучший из миров8 в то неподходящее для писателя время, когда не только у нас в тихой и скромной державе, но и у наших соседей, на которых мы всегда уповали в случаях необходимости величия, отсутствуют монархи. Всякому мыслящему известно: писатель — должность придворная. Я знаю, многие из пишущей братии хотят командовать не своими героями, а государством со всеми его департаментами и ожидают, что вот-вот Президент обратится к ним со слезной мольбою: “Иван Александрович, ступайте департаментом управлять!” Сдается мне, что они вовсе даже не из породы писателей и как-то ненароком затесались в их стройные ряды и колонны. Настоящий писатель — к коим в первую очередь я отношу себя — мечтает и грезит о внимании монарха и завидует своим собратьям — Пушкину, Крылову, Карамзину, Жуковскому и Фету,— обласканным монархами и не обделенным чинами и званиями при жизни и памятниками после смерти.Говорят, что будто бы Пушкин не ладил с царями. Но это, во-первых, только в молодости, когда писал стихи и не созрел для полновесной прозы, а во-вторых, исключительно по причине африканского темперамента. Я же, славу Богу, не эфиоп и, к сожалению, давно уже вышел из юношеских лет, а стихами никогда не терзал слух своих ближних, почитая вместе с великим русским барином-пахарем это занятие приплясыванием за сохой. Мне бы как-нибудь укомандовать своими героями, тут уж не до приплясываний, танцев (которых, кстати, не любил сам Гоголь) и управления департаментами!
И за неимением под рукой Хеопса Пирамидостроителя
9, Александра Македонского, Гая Юлия Цезаря, Августа Октавиана, Карла Великого, Гарун-аль-Рашида, короля Артура, Владимира Красного Солнышка, Ярослава Мудрого (сына славной полоцкой Рогнеды, о чем не могу не напомнить), Владимира Мономаха, Генриха Плантагенета, Сулеймана Великолепного, Карла V Испанского, Вильгельма Завоевателя, Франциска I (приютившего у себя Леонардо да Винчи), Генриха VIII Английского (знаменитого обилием жен), не уступившего ему в этом Ивана Васильевича Грозного (опять же напомню — сына Елены Глинской), Людовиков XIII и XIV, известных всему миру стараниями Александра Дюма-отца, Петра I, Николая I, Александров II и III и Хуана Испанского и славных жен: легендарной Семирамиды10, романтичной Марии Стюарт, Елизаветы Английской и нашей Екатерины II, императрицы, а до того княжны Софии Фредерики Августы Анхальт-Цербстской, и Елизаветы, свекрови прославившейся в наши дни принцессы Дианы, а также Великих Моголов11 Акбара, Бабура, их далекого предка Чингисхана и императора Цзинь и даже какого-нибудь герцога Бехарского12 — Тебе, Президент, и только Тебе хочу я посвятить свое сочинение.Китайской стеной
13 я отгораживаюсь от всех нелюбителей Президента и, положив руку на свой капитальный труд, торжественно заявляю перед лицом великих монархов и писавших о них настоящих писателей: я люблю Президента и делаю это в полном здравии и трезвом рассудке. И буду любить всегда, даже если часть моих самых просвещенных читателей отвернется от меня. Ради Президента я готов пожертвовать самым дорогим, что есть у писателя — читателем. И делаю это на основании того рассуждения, что всякий Президент одновременно и читатель, а вот всякий читатель — увы, не президент, иначе и представить трудно, сколько бы у нас развелось президентов14 и что бы из этого вышло.Может быть, другой труженик на ниве исторического жанра обошелся бы и без такого пространного посвящения, я же просто не могу упустить сладостной возможности вспомнить далекую Родину. Ведь это посвящение я пишу вдали от милых сердцу родных холмов и пригорков, тихих речушек, светлоструйных криничек-родничков с наклоненными над ними ивами
15. Невозможность прокормиться16 на родине своим неторопливым и неплодовитым пером загнала меня к черту на кулички17 за тысячу верст от Минска, в сторону дикой и таинственной Азии — в Москву, в этот третий по счету Рим, эту бессменную столицу мира, в этот Новый Вавилон. О судьба писателя, добывающего хлеб насущный и на стакан доброго вина только с помощью алфавита из тридцати трех букв, да еще не просто писателя, а кропотливого историка! Великий Александр Дюма-отец всю жизнь провел в окружении алчных кредиторов, меня же окружают издатели, не желающие18 платить ни авансов, ни задатка.О Президент! Если Тебя поддержит парламент, вели казнить их
19 самой страшной казнью, допустимой в рамках Европейского содружества, ибо нет ничего более угнетающего20 человечество, чем издатели, не желающие платить аванса и задатка.О Москва, Москва! Рестораны, женщины, шум, гам, толчея — ни отдохновения, ни покоя, и вот улетаешь мыслями в тихое, родное захолустье
21, и как тут невспомнить Могилевский пединститут, в котором и ты, о Президент, робко, по обыкновению всех белорусов, потоптался вокруг прекрасной Клио, не смяв ее блестящих платьев — в те годы к ней не давал подступиться препакостнейший старик с бородой Саваофа, и ты, о Президент, не стал отпихивать его22 от красавицы-музы из уважения к старшим, привитого тебе еще в скромной сельской школе.И эти воспоминания еще раз подталкивают меня к тому, чтобы именно тебе, питомцу истфака Могилевского педа, поднести свою диссертацию. Ввиду условностей современной демократии я не могу возложить свое сочинение к твоим стопам, но надеюсь, что рано или поздно, благодаря усердию своих помощников, Ты увидишь его на своем столе. И в редкие минуты отдохновения от плодотворных трудов на благо государства усталой рукой перелистаешь страницы этой книги.
Всякий дар — если это только не благодетельный дар монарха своим подданным — есть скрытая просьба. И мое подношение — не исключение. Если Ты снисходительно принимаешь этот драгоценный труд, прошу Тебя — прочти. Прочти и повели прочесть другим. Хорошо бы было внести мое сочинение в список произведений, обязательных для чтения в начальной (некоторые отрывки) и средней школе (разумеется, целиком). Пусть доскональное знание его основ открывает юношам, жаждущим знаний, и хорошеньким девушкам двери любых без исключения вузов. Повели, чтобы пространные отрывки из него, а то и целые главы, зачитывались в загсах перед обрядом бракосочетания — молодые в это время готовы выслушать все, что угодно
23. Небольшие куски можно читать вслух и при заключении коммерческих и всякого рода иных сделок, заверяемых у нотариуса. (Это несколько замедлит торговые операции, зато как ускорит процесс просвещения!) Пусть бы приветствовалось свыше и чтение наизусть отрывков государственными чиновниками при вступлении в должность.Ну и конечно, нужно издать его с неизменным золотым обрезом в переплете из добротной кожи. И здесь у меня особая просьба: отстрани от этого строго и непререкаемо, не поддаваясь ни лести, ни жалости, издателей, не платящих авансы и задатки. Пусть кусают локти, пусть кричат об ущемлении прав мелкого бизнеса, пусть проливают крокодиловы слезы
24! Доверь переиздание какому-нибудь солидному издательству, например, “Мастацкой литературе”, ведомой в бурном море наших дней Георгием Васильевичем Марчуком и ранее отечески опекавшим меня и не имеющим никого отношения к моим невольным промахам и заблуждениям,— что делать, случались и таковые.Хорошо бы снять и фильм, и бесконечный телесериал, взамен мексиканских и южноамериканских ахов и охов, и экранное двухсерийное широкое полотно, где мог бы развернуться во всю свою мощь и глубину кинематографический гений нашего современника и соотечественника Михаила Пташука. Он простаивает, подобный гигантскому паровозу, огонь в топках чуть теплится, вода в котле чуть булькает, и весь он чуть вздрагивает в ожидании. Смазчики, сцепщики и путевые обходчики из Министерства культуры снуют под колесами
25, рискуя быть раздавленными. Но только дай ему26, только позволь ему, только убери хлам с подъездных путей, и он двинется вперед, как грозный бронепоезд, сметая все на своем пути и громыхая залпами трехсотпятимиллиметровых орудий, не уступающих калибром корабельной артиллерии27.Но если все эти мероприятия непосильны для Тебя — хотя я не верю, что есть что-то непосильное для Президента, было бы только желание и воля, — тогда есть другой способ достигнуть того же результата и даже с еще большим внешним световым и звуковым эффектом. Запрети мой трактат. Пусть за одно упоминание о нем в общественных местах штрафуют в размере от ноль пять до полутора минимальных зарплат, за групповое чтение дают до двух лет, пусть телевидение и радио причислят его к самым вредоносным, убивающим насмерть одним названием, пусть родители пугают им маленьких детей, а издателей, осмелившихся напечатать его, ссылают в Сибирь по дополнительному пункту Устава об объединении с Россией.
И тогда мою диссертацию прочтет каждый житель Белоруссии: школьники тайком от учителей, пряча под партой, студенты будут передавать друг другу перепечатку на машинке всего на одну ночь и читать до утра в общежитии, толпясь по пятнадцать человек у одного стола, молодожены, бизнесмены и чиновники будут намекать и хвастаться один перед другим, что видели, хотя бы издали, запрещенную книгу, нищие в переходах метро будут нараспев читать по памяти целые главы, пока рядом нет милиционеров, издатели, выплатив вперед и аванс и получку, отпечатают ее в Вильно, Москве, Риге, Киеве, Варшаве и Лондоне и, как бутлегеры, будут ввозить в республику по проселочным дорогам, минуя погранзаставы и посты ГАИ.
И все это без копейки расходов, без какого-либо убытка казне, священной, как говорят в народе, и для Тебя самого и для твоей неподкупной администрации. Наоборот, можно предвидеть даже доходы, хотя и косвенные. Подумать только — сколько таможенников поправят свой семейный бюджет, одни, по мягкости закрывая глаза на ввоз сочинения, числящегося в списках запрещенных товаров, другие — заслужив повышение по службе поимкой многочисленных злоумышленников.
Правда, в этом случае Пташук не сможет снять фильм и сдвинуть с мертвой точки родную киноиндустрию, но что делать — мир далек от совершенства, у каждого метода есть свой изъян. И тогда придется мне самому вместе с верной Изольдой, которая то и дело пытается расшевелить моих полусонных белорусов, отправиться в Париж, как когда-то Андрею Волковскому. Правда, не за короной Великого Княжества — нужна ли она сегодня, может, сегодня белорусы обойдутся и без нее, выкопать бы по осени картошку до дождей, да вернули бы колбасу по два двадцать — а за режиссером, создателем Анжелики, может, он разбудит белорусов, ведь хочется же сделать что-то и для народа: если не хлеба, то хотя бы зрелищ.
Я еще не закончил писать это посвящение, но до меня уже дошли слухи, что некоторые периодические издания отказываются его печатать, ссылаясь на его размеры, и напоминают, что краткость — сестра таланта. Им неведомо, что несмотря на то что у таланта есть бедная родственница — сестра, сам он, талант
28, пространен и безгранично необозрим, как “Илиада”29 и “Одиссея”, как “Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский”, как “Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена”, как поистине необъятные триста томов собрания сочинений Александра Дюма-отца, в котором моя робкая Белоруссия нуждается не меньше, чем в любимом народом Президенте.Остаюсь с надеждами на Ваше расположение и укрепляюсь сознанием радости, что судьба-злодейка, хоть и объегорила
30 меня кругом, как только могла, но тем не менее выделила мне земные дни в одно время с Президентом и дала возможность жить с “Тремя мушкетерами”31 на столе и под подушкой.
Да здравствует Александр Дюма,
или Предисловие автора,где, как и следует, не моргнув глазом, утверждается, что все сведения, которые предлагаются читателю, имеют прямое отношение к действительности и никоим образом не являются вымыслом и фантазией, несмотря на то что герои повествования носят частично придуманные фамилии, тем не менее заканчивающиеся на “ский” и “ич”, как и положено фамилиям настоящих шляхтичей.
Любезный и многочтимый читатель!
Прежде чем начать свое сочинение или, правильнее сказать, изложение материалов, мне хотелось бы сделать важное пояснение, чтобы не разочаровать тебя в надеждах и не ввести в заблуждение.
Книга, которую ты держишь в руках и, возможно, даже прочтешь, чем доставишь автору некоторое удовольствие, наградив его тем самым за труды своим благосклонным вниманием, совсем не приключенческий роман, а серьезное научное исследование, т. е. диссертация. Не будь я так занят героями этой книги — а они, чуть только вырвавшись из-под моего присмотра, тут же начинают приставать к хорошеньким женщинам34, пировать с друзьями и не пропускают никаких сражений, был бы только случай помахать саблей, а если затихают сражения, тут же затевают дуэли и драки, и все мои силы и время (безвозвратно ускользающее время35!) уходят на то, чтобы хоть как-то удержать их в каких-то рамках приличия,— так вот, не будь я всецело занят этими хлопотами, я бы давно уже отнес мое сочинение в Академию
наук36 — благо она у нас есть — и стал бы каким-нибудь важным академиком при царственной музе истории, красавице лет тридцати пяти, недоступной и величественной Клио в блестящем, строгом, пышном платье.И жил бы себе безо всяких забот, не заискивая перед тобою, придирчивый и капризный37, переборчивый и успевший пресытиться всем на свете читатель, не угождая мудрым издателям38, и даже проходил бы мимо самих книгопродавцов-оптовиков39, не удостоив их своим вниманием и не задумываясь о том, почему они богатеют пропорционально обеднению нерасторопных авторов40 и не связаны ли эти два процесса между собой, как причина и следствие. Я бы купил себе роскошную фетровую шляпу, добротное пальто с каракулевым воротником, на случай непогоды — огромный зонтик-трость и калоши, небольшую собачонку на поводке, скорее всего добродушную таксу41, и прогуливался бы по аллеям старых парков, а по вечерам посиживал бы у жарко натопленного камина, вспоминал минувшие годы да почитывал бы “Трех мушкетеров” — их сколько ни читай, все равно не надоест.
Конечно, все это было бы возможно, если бы слухи о денежном довольствии нынешних академиков не были бы преувеличены. А если преувеличены? Тогда уж лучше оставаться при своих хлопотах, со своими героями, пусть и неспокойными, но в общем-то не лишенными многих достоинств.
Итак, оставим пустые мечтания и наивные намерения. Вернемся к предмету нашего разговора. Взявшись за перо, менее всего берусь я развлекать, или отгонять скуку, или доставлять удовольствие легким рассеянием мысли или забавным повествованием. Мой серьезный научный труд (именно серьезный — ведь недаром я только что собирался передать его в Академию наук), мое серьезнейшее научное исследование посвящено короне Великого Княжества, разгадка тайны которой так и не далась многим ученым мужам, оказалась не под силу дотошным исследователям, искателям кладов и сокровищ.
А кроме того, попутно мне хотелось бы выяснить, кто такие белорусы, откуда они взялись и чего хотят, какие достопримечательности имеются в их истории.
А также: каковы их нравы, что понимают они под честью и достоинством, что почитают всякого рода добродетелями, а что относят к порокам, от которых вот уже не одно тысячелетие жаждет и стремится избавиться человечество (ведь за давностью лет и из-за разницы в географическом положении у разных народов эти понятия смешивают, т. е. путают), как они — белорусы — исчисляют время, каково у них общественное и государственное устройство, благосостояние, как и с кого они взимают налоги (что очень важно), как ведется у них торговля, каких успехов они достигли в ремеслах и искусствах, какие сооружения — крепости, храмы и жилища — они воздвигли, часто ли они берут в долг и всегда ли отдают, именами каких людей, замечательных умом, ученостью и воинскими доблестями известны они среди своих соседей, чему тайком улыбаются их женщины42 и куда они вечно торопятся43, что они ставят на стол перед гостем, чем богаты их недра, каковы у них цены на
рынках — одним словом, хотелось бы выяснить и передать тебе, пытливый читатель, все то, что интересно любому путешественнику, так как только тот читатель, который, как великий Декарт, уподобляет себя путешественнику и достоин того, чтобы потратить на него столько бесценного своей невосполнимостью времени, сколько потратил я на этот труд, предпринятый с единственной целью: раскрыть доселе скрытое, неизвестное сделать известным.Признаюсь, начиная свое сочинение, я и сам не знал ответа на большую часть этих вопросов, можно даже сказать на все, кроме одного. Мне было достоверно известно только то, что белорусы есть на белом свете, что они жили в прошедшие времена, существуют в настоящем и надеются (хотя и как-то робко) быть в будущем.
Но незнание ответа на остальные вопросы ничуть не смутило меня — наоборот, именно оно и подтолкнуло к тому, чтобы взвалить на свои плечи эту работу, посвятить ей бессонные ночи и кропотливые дни. Что как не великое незнание заставило Ньютона взять на себя обязанность объяснить, растолковать законы, согласно которым существует наш мир, великое незнание вкупе с непоседливым любопытством? Я и не подозревал, что труд, затеянный мною, окажется не менее грандиозным, чем предприятие великого англичанина. Ему-то, по крайней мере, помогло знаменитое яблоко44, а мне пришлось трудиться вдали от садов, радующих глаз обилием фруктов. Сорок пять лет ушло на неустанные поиски, тысячи рукописей, горы печатных книг были изучены от корки до корки, списком их авторов, начиная со слепого Гомера, можно не только несколько раз обернуть нашу усталую планету по экватору45, а и укутать ее, как младенца в пеленки, и она станет похожа на кочерыжку, запрятанную в кочан капусты, которую так любят у нас квасить на зиму46 в дубовых бочках, потому что в дубовых бочках она дольше остается сочной и хрустящей.
А что может быть лучше хрустящей квашеной капусты с подсолнечным маслом (и чуть-чуть добавить репчатого лука), когда вы с друзьями ввалились в теплую хату прямо с двадцатиградусного мороза, одолев метель и сугробы, уселись за простой деревянный стол и налили по рюмке водки!? Ей-Богу, ничего.
Сколько раз я вспоминал и о хрустящей квашеной капусте с подсолнечным маслом и о чудных зимних ночах, метельных и тихих под синим куполом неба с висящими над кромкой леса хрустальными звездами-льдинками! Вспоминал в пыльных архивах, полутемных хранилищах, в тиши библиотек, наскоро перехватив в буфете увядший от трехдневного одиночества пирожок или подкрепившись чашечкой
кофе — горького напитка, ни в какое сравнение не идущего с рюмкой водки. Сколько раз я был готов бросить все эти папки с инвентарными номерами, библиеподобные фолианты в переплетах из кожи несчастных телят, бросить и уехать домой, в деревню, понадеявшись на лучшего друга, обещавшего, что мы вполне проживем тем, что наловим рыбы, настреляем зайцев47, куропаток и каждый вечер, веселые и беспечные, будем наливать по рюмке и садиться за деревянный стол, не обращая внимания на завывание и стоны ветра над соломенной крышей, устроенной из самого что ни на есть простейшего материала, но так надежно укрывающей от холода и невзгод, а все потому, что придумана в старые времена и сделана добротно, как для себя.Но я не бросил своих изысканий. Во-первых, уж очень хотелось докопаться до ответов на вопросы, перечисленные выше, а охота, как известно, пуще неволи48. Во-вторых, я все-таки человек дисциплинированный и поэтому не мог оставить начатое дело: делу — время, забудь про потеху49, взялся за гуж — доведи до конца. А в-третьих, корона Великого Княжества снилась мне по ночам, и наутро я упорно продолжал работу.
И вот, окинув взором плоды трудов своих, я понял, что сделано достаточно, чтобы отправить тебя, внимательный и усидчивый читатель, в самостоятельный поиск. На сегодня есть все, чтобы поиск этот увенчался успехом, конечно, при условии твоего усердия и старательности.
Помни, старателем называют того, кто моет золото, прибавляя крупинку к крупинке, зернышко к зернышку, горсточку к горсти. Поэтому старание, старание и еще раз старание50. Пусть тебя, о любопытнейший из читателей, не смущает форма, в которой я передаю тебе эти бесценные материалы — пора, пора приобщаться и к серьезным научным трудам, трактатам, монографиям и диссертациям. Я трудился сорок пять лет, не зная, что такое отдых, отпуск и выходной. Потрудись и ты, мой любезный читатель, хотя бы сорок пять дней, но мой тебе совет — не злоупотребляй и трудами, находи минутку, чтобы и передохнуть.
Искренне желаю тебе удачи. Дорогу осилит идущий, тайну раскроет ищущий. Не бойся сделать первый шаг, ступить на этот путь. Сколько можно оставаться в неведении, должно и нужно же в конце концов разобраться, что это за страна — Белоруссия, затерявшаяся в центре, как иногда говорят, Европы — части света, достаточно хорошо изученной, и что это за люди, в ней обитающие, то есть мы с тобой.
На сим остаюсь твоим, о читатель, верным и покорным слугой, как и неисправимым и ревностным поклонником Александра Дюма-отца, согласно свидетельству одного из его биографов51, однажды неосторожно смявшего юбки строгой красавицы Клио, но не вызвавшего ее гнева, так как он успел сделать ей ребеночка, и она почему-то не стала на него сердиться.
Как остаюсь и смиренным почитателем и строгим последователем и поборником Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Тита Ливия, Полибия, Плиния Старшего и Плиния Младшего, Саллюстия, Гая Светония Транквилла, Корнелия Тацита, Гая Юлия Цезаря (как автора “Записок о галльской войне”), Плутарха, Аппиана, Сима Цяня — создателя “Ши цзи” (что в переводе с китайского значит “Исторические записки”) — первой китайской истории, Иордана, Григория Турского, Павла Диакона, Прокопия Кесарийского, Никколо Макьявелли, Мишеля Монтеня, Монтескье и Эдуарда Гиббона, и в особенности Шарля Огюста де Мере, создавшего на досуге семитомную “Историю человека”, не признанную Французской академией, но тем не менее интереснейшую книгу, из которой я не уставал черпать не только редкие факты и сведения, но и парадоксальные мысли, а из русских — Нестора, Татищева, Карамзина, Соловьева и Ключевского, а также А. Преображенского, автора пособия по истории для гимназий 1912 года издания, и многих других, признанных великими мужами за свои исторические сочинения или сочинения, им подобные.
Никогда не забывающий о читателях,
издателях и книгопродавцах автор1
Перевод эпиграфа:“Римские смолкните все писатели, смолкните, греки,
Нечто рождается в мир, что Илиады славней”.
Слова Проперция по поводу завершения Вергилием работы над “Энеидой”.
6
Лат. praesidens (praesidentis) — в буквальном переводе “сидящий впереди”. В первом значении — глава государства в большинстве стран с республиканской формой правления. Во втором значении — выборный руководитель некоторых обществ, учреждений, например, президент Академии наук. В третьем значении — высшее должностное лицо коммерческой компании или корпорации. В буквальном значении это слово понимал один из известных русских художников — моя старческая память напрочь упустила его фамилию. Когда в Российской Императорской академии художеств выбирали очередного президента, была предложена кандидатура кого-то из Великих князей (тоже запамятовал которого), этот самый художник вдруг спросил, какое отношение Великий князь имеет к живописи. Ему обстоятельно разъяснили, что к живописи Великий князь отношения не имеет, зато он — особа, приближенная к императору. “Тогда давайте изберем президентом дворцового кучера,— сказал художник.— Он не только особа, приближенная к императору, но даже и сидит впереди него”. В результате Великого князя избрали, а художника отправили в ссылку, правда, не в Сибирь, а куда-то в центральную российскую губернию, кажется в Вятку, тоже достаточно удаленную от обеих столиц. Чтобы ты, читатель, не понимал ничего буквально, я и привел все три значения слова президент; образного, переносного, значения оно пока еще не имеет.7
Автор, по-видимому, имеет в виду древнегреческую богиню судьбы Тихе — дочь титана Океана и титониды Тефиды, более известную под ее римским именем Фортуна, изображаемую с рогом изобилия, на шаре или колесе, которое черт знает куда может повернуться, она сыплет кому надо и кому не надо золотые монеты, причем часто — с повязкой на глазах. Вообще существует представление о слепой (то есть с повязкой на глазах) и зрячей богинях судьбы. Автор имеет в виду первую, так как, если бы судьба была зрячей, она явила бы его в мир ко двору одного из великих монархов, который бы по достоинству оценил его диссертацию.8
Надеюсь, читателю известно, к какому знаменитому изречению восходит эта фраза.9
Автор перечисляет монархов, украшавших своим присутствием всеобщую историю с третьего тысячелетия до наших дней. Здесь и Хеопс с его пирамидой в 146,6 метра, и Гай Юлий Цезарь — любезный автору не только как правитель, но и как автор “Записок о галльской войне” (“Gallia est omnis divisa in partes tres” — вслушайтесь, как звучит!), и сказочный Гарун-аль-Рашид, тысячу и одну ночь не отпускавший Шахерезаду, и многие другие вплоть до Хуана Испанского, любимого народом не в далеком прошлом, а сегодня.10
Перечисление славных правительниц, которых в силу особенностей русского языка невозможно назвать монархинями, как, например, балетного танцовщика — балеруном. Это наводит на мысль о том, что слово монарх, как и само понятие, создавалось исключительно для мужчин и не предназначалось для женщин. Но если женщина захочет… И вот, пожалуйста, их список, приведенный автором диссертации, не менее блистателен, чем список монархов-мужчин.11
Список восточных и азиатских монархов, вполне достойных европейских, но тем не менее все-таки не европейских.12
Испанский владелец города Бехар в провинции Саламанка, знаменитого живописными окрестностями и лучшей в Испании ветчиной. Герцогу Бехарскому Мигель де Сервантес Сааведра в конце концов все-таки посвятил своего “Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского”.13
Имеется в виду Великая китайская стена длиной около двух с половиной тысяч километров, которой китайцы отгородились от нападавших на них кочевников, а в переносном, образном, смысле — от всего мира и его напастей. Они не умели, как Стерн, отгораживаться от него с помощью юмора, и им пришлось строить этакую махину.14
Думается, развелось бы превеликое множество.15
Слезы наворачиваются на глаза, когда представишь, как автор тосковал по родине.16
Писательские гонорары в додолларовые времена составляли 450 рублей за авторский лист (25 страничек на машинке, 40000 знаков). Роскошный обед в ЦДЛ стоил 12–15 рублей с учетом чаевых.17
Фразеологизм, происхождение которого не ясно. Смысловое значение — очень далеко. Это вполне подходит, так как Москва достаточно далеко от Минска, города в общем-то европейского. По одной из версий, выдвигаемой Максом Фасмером, “кулички” — это новь, раскорчеванное место, тогда выражение полностью соответствует общеизвестному смысловому значению: где-то очень далеко. По другой версии, ее с немецкой добросовестностью приводит тот же Макс Фасмер, “кулички” — уменьшительное от “кулич” — пасхальная булка. И если автор отталкивался именно от этой
версии — о как это грандиозно! Москва как пасхальное празднество у самого черта — это очень близко к фантастической действительности тех лет, которые автор провел в этом непостижимом, в последнее время очень дорогом городе с 1985-го по 1997 год включительно.18
Начало гневного похода автора против издателей, не платящих авансов и задатков.19
Восходит к известной сцене из “Бориса Годунова” А. С. Пушкина.20
Исключительно верное и точное замечание автора.21
Из обязательной фразы автора по приезде в Минск: “Приехал в ваше захолустье”.22
Отпихивать старших нехорошо.23
Их мысли в это время заняты совершенно другим.24
Перекликается с неточным, но более образным и впечатляющим переводом строк великого Шиллера “О люди! Порождения крокодилов!”. В данном случае под порождением крокодилов подразумеваются издатели, не платящие авансов и задатков.25
Лазить под колесами паровозов и ходить по путям вблизи них опасно и запрещается железнодорожными правилами.26
В самом деле только дай.27
Восхитись, читатель, мощью орудий, их калибром и слогом автора!28
Талант [греч, лат. talanton] — взвешенное. 1. Самая крупная единица массы и денежно-счетная единица в Древней Греции. Как единица массы в Аттике равнялась 26,2 кг серебра. Из одного таланта чеканили 6000 драхм (1 талант = 60 мин. = 6000 драхм).
2. Одаренность, врожденные качества, особая природная способность создавать такие произведения, как диссертация “Корона Великого Княжества”, “Илиада”, “Три мушкетера” и пр. По одной из переписей членов Союза писателей, один талант приходится на один Союз писателей (1 талант = 6000 членов Союза писателей).29
“Илиада” — 532 страницы текста академического издания, “Одиссея” — 435 страниц, “Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский” — 1174 страницы, “Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена” — 539 страниц, а число страниц собрания сочинений Дюма я не привожу, читатель, щадя твое пугливое воображение. Если ты пропускал в школе уроки астрономии и не помнишь расстояния между космическими объектами, число страниц, с легкой небрежностью написанных Дюма, потрясет тебя. Оно огромно. 30Объегорить, т. е. обмануть, так как в Егорьев день на Руси нанимали работников и продавали коней. И в первом и во втором случае пытались обмануть, объегорить кто кого и как только мог. Автор ни к кому не нанимался в работники и никогда не торговал лошадьми, и тем не менее судьба-злодейка не пропускала ни весеннего, ни осеннего Егория, чтобы обойти его и исподтишка не всучить ему то издателя, не платящего аванса, то его же собрата, зажимающего задатки.31
Настольная книга всякого добропорядочного человека, что с детства отличает его от проходимцев всякого толка и рода.34
То есть занимаются тем, чем положено заниматься всякому настоящему мужчине.35
Невольная реминисценция автора на строки из “Георгик” Вергилия (III, 284) “Между тем бежит, бежит безвозвратное время”.36
Проспект Скарины, 66.37
Да, ты, читатель, повторю я следом за автором диссертации, тоже хорош гусь.38
Здесь, по-видимому, горькая или язвительная шутка автора.39
То же, что и книгопродавцов в некоторой авторской редакции. Сохраняется в оригинальной форме по настоянию автора, не пожелавшего пойти на уступки редактору, просившему заменить на более принятую форму “торговцев книгами”. Зная добрый нрав автора и его снисходительность к простым смертным, невольно подумаешь: “Да, и допекли же эти издатели-книгопродавцы автора вечной невыплатой авансов и задатков!”40
Реминисценция, связанная с формулировкой закона Ньютона о всемирном тяготении, приводимой в школьных учебниках.41
Вообще-то автор диссертации любит борзых. Прекрасных бело-рыжих со змеиными длинными мордами, гибких, пружинящих, чудесных борзых! Но злостная невы-плата издателями авансов и задатков не позволяет ему купить что-нибудь наподобие Ясной Поляны, Михайловского или хотя бы Спасско-Лутовинова и холодными осенними днями, когда воздух чист и прозрачен, выгуливать свору любимых собак. О боги! Я обращаюсь к тем богам, у которых есть лук и стрелы: Зевсу и Аполлону, доколе вы будете терпеть издателей, не платящих авансы?!42
Ах, как они улыбаются, читатель!43
А вот этого не знает никто.44
Имеется в виду яблоко одной из яблонь сада у дома в Вулсторпе, ныне превращенной в скамью все в том же саду при доме-музее Ньютона. То самое яблоко, которое, по мнению немецкого философа Гегеля, вместе с двумя другими яблоками — Евы и Париса, оказало важнейшее влияние на ход всемирной истории. Автор диссертации ставит под сомнение существование яблока Евы (Янины) и заменяет его спелыми вишнями, пока молчит о яблоке Париса и благосклонно отзывается о яблоке Ньютона.45
Длина экватора составляет 40 075 696 м.46
Отобрать здоровые без зеленых листьев кочаны капусты, изрубить их или нашинковать, смешать рубленую капусту с солью (примерно 250 г соли на 10 кг капусты). Для вкуса и аромата можно добавить в капусту целые или нарезанные кружочками морковь и антоновские яблоки, а также бруснику и клюкву. Сверху на капусту положить деревянный кружок, а на него груз. Через несколько дней капуста начнет закисать и на поверхности ее появится пена. Количество пены вначале будет увеличиваться, но постепенно она сойдет на нет. Когда пена исчезнет совсем — капуста заквашена. Во время закисания капусту надо несколько раз проткнуть чистым березовым колом, чтобы дать выход образовавшимся газам.47
Неосуществившаяся попытка поэта Алеся Письменкова по совету Руссо вернуться к эпохе рыболовства, собирательства и охоты.48
По-видимому, восходит к народной мудрости. Нечто подобное можно встретить у Даля.49
Реминисценция на знаменитое высказывание русского царя Алексея Михайловича: “Делу — время, потехе — час”, первоначально имевшее смысл: “Не все же трудиться, нужно и повеселиться (отдохнуть)”. Позднее смысл царских слов был искажен врагами русского народа — боярами и царскими наместниками, и получилось что-то вроде: “Сначала поработай, потом отдохни”. Народ чувствовал, что его, как всегда, хотят обмануть, и интуитивно придерживался первоначального смысла. В каком смысле употребляет царские слова автор, объединяя их с известной пословицей, осталось невыясненным, хотя об этом и можно догадаться.50
Напоминает мне какую-то знакомую фразу, часто мною и не только мною где-то слышанную. Какую — хоть убейте, не могу вспомнить.51
Андре Моруа.