Василий Яналов
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 1999
Василий Яналов
Финно-угорский мир
на пороге XXI века
К числу глобальных проблем развития человечества в конце ХХ века исследователи относят проблему сохранения и развития малочисленных народов Земли. Сейчас в мире насчитывается почти три с половиной тысячи разноязыких народов и племен. Из них лишь триста относятся к так называемым великим, то есть насчитывающим свыше одного миллиона человек. Какую же судьбу готовит XXI столетие немногочисленным этносам?
Логика исторического развития такова, что практически все народы проходят естественный цикл развития: рождение, расцвет и угасание. Период рождения новых этносов растягивается на века. Гибель происходит в относительно короткий срок. В текущем столетии с лица земли исчезли десятки народов.
Высшей стадией общественного развития того или иного этноса, к которой стремится большинство из них, является создание собственного государства. Сейчас почти шестьсот национальных движений борются за признание собственной государственности. Среди них, с одной стороны, почти сорокамиллионный курдский народ, с другой — всего лишь сто тысяч абхазов. Очевидно, что появление на карте мира шестисот новых государств немыслимо, да и “великие державы” этого попросту не допустят, прекрасно понимая, что рождение стольких новых субъектов международного права неизбежно породит новые конфликты, войны, усилит напряженность в мире. Но если у абсолютного большинства нынешних малочисленных этносов не предвидится практической возможности создать свои государства, то проблема национального выживания становится для них чрезвычайно актуальной. История ХХ века свидетельствует, что этнические, национальные проблемы стали “головной болью” и для стран развитой демократии (Канада, Великобритания), и для развивающихся стран (Индия, Китай), и для постсоветского лагеря (Югославия, Россия). Защита прав коренных народов, оказавшихся национальными меньшинствами, является предметом обсуждения на крупнейших международных форумах. Комиссии ООН и Евросовета выносят решения и рекомендации по этому вопросу, выдвигают его как политическое условие включения государств в те или иные международные организации и союзы. Иными словами, мир стал серьезно заботиться о сохранении своего этнического многообразия, опасаясь, что исчезновение неодинаковости приведет его к гибели. Утрата этнического разнообразия мира многими расценивается как планетарная катастрофа, сходная с проявлением третьего закона термодинамики в природе, трактующего об энтропии физической системы при стремлении температуры к абсолютному нулю.
Мы попытаемся бросить свет на проблему выживания и развития финно-угорских народов Российской Федерации, насчитывающих не менее трех с половиной миллионов человек, и прежде всего отметим, что финно-угорский мир имеет существенную особенность: в этом этническом сообществе, в отличие, скажем, от тюркского, нет цементирующего религиозного начала. Поэтому в Европе иногда говорят о том, что финно-угорское сообщество — миф. Даже Президент Эстонии Леннарт Мери — глубокий знаток финно-угорских проблем — писал о преобладании романтического духа во взаимоотношениях этих родственных народов.
Действительно, в мире нет другой этнической общности, чьи составляющие столь разительно отличались бы по всем параметрам: антропологическим, языковым, религиозным, социальным… Среди финно-угров есть православные и лютеране, протестанты и язычники. Финны — в числе процветающих наций Земли, в то время как ханты и манси — на грани нищеты и отчаяния. Венгерская речь непонятна даже ближайшим сородичам — хантам и манси. Не могут обходиться без переводчика при общении многие финноязычные этносы.
И тем не менее единый финно-угорский мир зарождается на наших глазах. Тяга к этому наиболее отчетливо ощущается в финноязычной среде. Международное финно-угорское движение стало заметным общественным явлением в Европе и, безусловно, будет направлено на сохранение и развитие народов, входящих в эту языковую семью.
Если взглянуть на исторические карты периода возникновения централизованного русского государства, можно заметить, что обширные земли Восточно-Европейской равнины, которые сейчас называют “исконно русскими”, были заселены финно-уграми. Видимо, именно лесные просторы между Волгой и Уралом были древней родиной всех финно-угров, расселявшихся по свету в третьем тысячелетии до новой эры. Теперь лишь в географических названиях северо-восточной части Европейской России осталась память о прежних насельниках этих мест. Финно-угорский субстрат, несомненно, стал одним из доминирующих при формировании великорусской нации, хотя современные русские не выказывают особого желания вспоминать об этом.
Нашествие славянских племен с Дона и Днепра на северо-восток континента в конце прошлого тысячелетия застало финно-угорские народы на стадии формирования государственности, так что усилившаяся Московская Русь в XV — XVI веках встретила на востоке сопротивление отнюдь не диких финно-угров. Они имели укрепленные города и хорошо организованные многотысячные военные формирования, руководимые опытными предводителями — князьями, знали ремесленные искусства, кузнечное, торговое и военное дело.
Огнем и мечом пришлось присоединять эти мятежные земли. Марийские князья луговой стороны еще почти сорок лет после падения Казани в 1552 году не признавали власти Москвы и вели повстанческую борьбу, которая вошла в историю под названием “черемисских войн”.
Последующие три века в составе Российской империи не дали возможности восточным финно-угорским народам достичь заметного прогресса в национальном развитии. Нарушив естественный процесс этнического становления финно-угров, сначала монголо-татарская орда, затем Россия подавляли их стремление к национальному развитию. Преследуя свои геополитические цели, Российская империя не брала в расчет проблемы малочисленных народов, обширные земли которых оказались под ее властью. Да она и не могла бы цивилизованно решить их на необъятной территории, не имея достаточных средств, коммуникаций, а также ясных целей и задач.
Даже возникновение письменности в конце XVIII века не стало для этих этносов заметным толчком в социальном и культурном развитии. И двадцатый век фино-угорских инородцев России (к тому времени все составляющие этого племени, кроме венгров, были под владычеством Москвы) застал их в отдаленных глухих окраинах империи, прозябающими в бедности, лишенными влиятельных национальных и производительных сил, находящимися на низком культурном и образовательном уровне. Лишь в начале нынешнего столетия (у финнов и эстонцев — раньше) появилась у них плеяда первых национальных просветителей, литературные языки, художественная словесность, преподавание на родных языках. Тогда же демократически настроенная интеллигенция сумела выработать программы национального развития своих народов.
Сложным и противоречивым оказался ХХ век для судеб финно-угров. Хотя их общая численность выросла почти вдвое и достигла двадцати пяти миллионов человек, многоцветье финно-угорского мира утратило свои яркие краски: практически исчезли с лица Земли водь, ижора, ливы, к опасной черте приблизились ханты, манси, вепсы, российские саамы. Но и более крупные народы этой этнической семьи, имеющие свою государственность, лишены сегодня надежных механизмов защиты от мощных ассимиляционных процессов, им также грозит утрата собственных языков. Это свидетельствует о том, что и наличие государственных институтов не является достаточным условием сохранения и национального развития малочисленного народа. Необходимо учитывать и другие, не менее важные как внутринациональные, так и внешние факторы, влияющие на самочувствие нации: уровень пассионарности, тесно связанный с географическим расположением, особенности национального менталитета, обусловливающие способность народа адаптироваться к бурно меняющимся условиям жизни общества, и многое другое. Исходя из этого, можно предсказать, что, к примеру, немногочисленное сообщество абхазов имеет гораздо большие шансы на национальное развитие, чем, скажем, мордва, относящаяся к крупным народам Земли (их более одного миллиона человек), удмурты (750 тысяч) или мари (627 тысяч).
В силу разных причин до семидесяти процентов финно-угров России являются сельскими жителями. Этот факт неоднозначно оценивается национальными элитами. С одной стороны, он тормозит процесс ассимиляции, полным ходом идущий в городах и крупных поселках, дает возможность сохранить фольклор, обычаи, народную бытовую культуру. С другой
— условия жизни сельчан до сих пор остаются настолько тяжелыми и изнуряющими, что это негативно сказывается на росте образованности, культуры, физическом здоровье нации. Не в последнюю очередь поэтому финно-угры среди прочих россиян — одни из самых низкообразованных граждан. На 10 000 населения коми всего 133 человека являются студентами вузов, мордвы — 118 человек,
мари — 116, удмуртов — 115, хантов и манси — 113, карелов — 106, коми-пермяков — 83. Для сравнения: этот же показатель среди бурят — 354 человека, абхазов — 327, калмыков — 304, евреев — 257, русских — 190. И по удельному весу кандидатов и докторов наук на 100 000 населения финно-угорские народы замыкают список российских этносов.Дело здесь, разумеется, не в природной неспособности финно-угров к постижению сложных профессий или к научной деятельности. На наш взгляд, важную роль играют этнопсихологические особенности этих народов. Во-первых, современные финно-угры — потомки (притом близкие) лесных этносов, которые по складу ума, социальным ориентирам, традициям сильно отличаются от степных народов или горцев. Потомки лесных охотников, пчеловодов, рыболовов и сейчас характеризуются несильным типом личности, они легкоранимы, замкнуты, скромны. Как следствие — обостренные проблемы во взаимоотношениях с обществом у большинства этих народов. Они выражаются, в частности, в уровне суицида: 60—70 случаев на 100 000 населения у венгров, удмуртов, мари. Анализируя этот трагический факт, медики отмечают “генную усталость”, старение как следствие длительного замкнутого образа жизни — ведь соседство с другими народами у финно-угров происходило по принципу “несмешения белка и желтка внутри яйца”. Казалось бы, распространение смешанных браков среди этих родственных этносов должно было послужить усилению генотипа. Однако в современных условиях оно ведет к ассимиляции и размыванию национальной идентичности.
В XXI веке интеграционные процессы, несомненно, получат дальнейшее мощное развитие, они уже охватывают не только экономику, политику, науку, но и культуру. Нашим потомкам предстоит выработать надежные механизмы защиты своих национальных культур и языков, потому что появится большой соблазн отбросить все “национальные атрибуты” ради решения глобальных проблем: обеспечения продовольствием бурно растущего населения планеты, предотвращения надвигающегося энергетического кризиса, угрозы экологической катастрофы и природных катаклизмов, установления контроля за новыми технологиями, развитие которых может привести к непредсказуемым результатам, сдерживания агрессивных военно-политических блоков, борьбы с эпидемиями, наследственными болезнями и множества иных проблем.
Для нас этот соблазн будет особенно актуален: есть серьезные опасения, что ценой выхода России из тяжелейшего социально-экономического кризиса, раздирающего страну, станет “сброс с плеч” нескольких десятков малочисленных народов, в том числе (если не в первую очередь) финно-угорских, самодийских. Эта тенденция отчетливо просматривается уже сейчас: государство фактически не имеет программы адаптации таких народов к условиям никем не управляемой рыночной экономики, отсутствуют действенные механизмы сохранения и развития языков проживающих в рассеянии народов, бюджет не выделяет средств на развитие их профессиональной культуры, искусств, средств массовой информации. Кроме того, федеральный центр, осуществляя абсурдную идею “симметричности федерации”, выровнял статусы национальных республик и областей.
На наш взгляд, бесперспективность такой затеи очевидна: “одинаковость” всех субъектов Федерации означала бы фактическое исчезновение самой федеративной формы российского государства, природа которого предполагает именно его “ассиметричность” — иначе оно превращается в унитарное образование. К тому же стремление к “симметрии” противоречит реальному положению вещей: государствообразующие народы обладают разными уровнями самоорганизации, разным историческим опытом, имеют разные экономические потенциалы, природные ресурсы. Все это определяет фактическую несхожесть субъектов Федерации, в первую очередь, национальных республик.
Все финно-угорские республики, кроме Республики Коми, — бедны, у них нет возможностей для нормального развития национальных государственных институтов, не говоря уж о поддержке своих этнических диаспор. Но если республики все же имеют программы помощи марийским, удмуртским, мордовским, коми диаспорам, то администрации российских областей в лучшем случае лишь признают наличие проблем нацменьшинств, обитающих на их территориях. К примеру, в Башкортостане для 106 тысяч проживающих там марийцев действуют 256 марийских школ, издаются три газеты на марийском языке, создан факультет подготовки учителей марийского языка в Бирском пединституте, работает марийское педагогическое училище в поселке Николо-Березовском. А для 45 тысяч марийцев Вятского края, проживающих в соседних с Марий Эл районах Кировской области, только недавно в трех школах введено преподавание марийского языка. Между тем почти половина марийских детей сейчас не изучает родного языка и, став взрослыми, фактически не сможет приобщиться к письменной и духовной культуре своего народа, а следовательно, и не внесет в нее никакого вклада. А ведь марийская ситуация еще не самая острая — 80 процентов мари считают марийский язык родным. У других этнически близких народов дела обстоят значительно хуже.
Собственно, тревожно положение всех финно-угорских языков в Российской Федерации накануне XXI века. Они вытеснены из общественной жизни, провозглашение их в качестве государственных в Коми, Марий Эл и Карелии фактического престижа этих языков не подняло и сферу их применения не расширило. Продолжается снижение количества учебной, методической, научной, художественной литературы, выпускаемой на финно-угорских языках. Сравните: на одного представителя финно-угорских народов издается 0,05 книги в год на родном языке, на каждого носителя языка Пушкина и Толстого — 7 книг. Следует добавить, что и тиражи периодических изданий чрезвычайно низки, мизерны объемы национальных теле- и радиовещаний. Иными словами, объем информации, получаемой на родном языке его носителями, катастрофически снижается. Нужную (образовательную, общественно-политическую, экономическую, профессиональную) информацию финно-угры получают на неродном языке, в результате чего молодежь отказывается изучать материнский язык, не видя в нем необходимости для достижения жизненных целей и профессиональной карьеры. Если бы финно-угорские языки стали носителями важной, общественно значимой информации, проблема их выживания в XXI веке значительно упростилась бы.
Сейчас такое решение проблемы кажется весьма проблематичным: ввести преподавание на родном языке даже в школах и профессионально-технических училищах невозможно из-за отсутствия учебников, методических разработок, отраслевых и терминологических словарей, справочников, а также и специалистов. Об увеличении объема национального вещания тоже говорить не приходится — у республик нет средств.
Но, к счастью, в принципе эти проблемы разрешимы: вспомним опыт 20—30-х годов, когда финно-угорские языки фактически были официальными, почти 90 процентов информации коми, карелы, мордва, удмурты, мари получали на родных языках. Сейчас возрождение языков малочисленных народов активно поддерживается мировым сообществом, благосклонно относится к нему и общественное мнение в России. Следует отметить, что высокоинтеллектуальная национальная интеллигенция финно-угорских народов в последнее время активизировалась. Иное дело, что осуществление программы возрождения потребует длительного времени и немалых средств, но приступать к ее реализации следует уже в начале XXI столетия. Жаль, что у государственных чиновников не хватает веры и политической воли для принятия кардинальных мер, впрочем, и то правда, что одними лишь директивами сложный комплекс вопросов языкового строительства не решить.
В теперешней нормативно-правовой базе, на наш взгляд, заложена неверная установка на добровольность изучения родного языка. Из-за нее многие родители, полагая, что без материнского языка их чада могут обойтись и незнание его не помешает их будущему благополучию, отказываются обучать ему детей. Подобная обывательская логика абсурдно извращает значение родного слова: материнский язык, выделяющий нас в мире себе подобных, определяющий менталитет финно-угра, оказывается… обузой. Прагматичные отцы и матери сетуют на то, что национальные школы не выдерживают сравнения с русскими, и на этом основании делают вывод, что этнографически чистая культура гораздо менее важна, чем образованная, здоровая, динамичная нация, интегрированная в европейскую культуру и только в этом случае способная оставить след в XXI веке.
С нашей точки зрения, такое противопоставление весьма искусственно, хотя к нему и подталкивает логика нынешней российской жизни. Правда в другом: природа финно-угорских этносов такова, что внешние характеристики, взятые вне исторического опыта и духовного наследия, накопленного сотнями поколений, далеко не в полной мере раскрывают их сущность. Именно этот, невидимый, на первый взгляд, исторический багаж дает им великую жизненную силу. И государственная национальная политика в отношении финно-угров обязана учитывать этот фактор.
Повторю: отставание в образованности, ставшее сегодня очевидным фактом жизни финно-угорских народов, имеет лишь социальные причины. И если уравнять совокупные государственные расходы на образование и воспитание одного марийского или удмуртского ребенка (напомню, большинство их — сельские жители) и ребенка из среднестатистического российского города, не исключено, что страна в будущем получила бы протуберантный выброс новых Ключевских, Эрьзей, Питиримов Сорокиных, Шесталовых, Эшпаев и Лидий Руслановых. Но главенствующая российская государственная стратегия страдает у нас экономоцентризмом — во главу угла поставлены лишь проблемы финансового и технического обеспечения производственных программ. Кстати, пока из этого ничего путного не выходит и, вероятно, не выйдет.
Существует, как известно, иной тип государственной политики, который ученые называют культуроцентризмом и который основывается на признании того факта, что культура объединяет всю интеллектуальную деятельность человека. Эта модель предполагает приоритетное финансирование гуманитарных (социальных) отраслей народного хозяйства и в конечном счете направлена на возникновение экономики нового порядка, которую создают образованные, культурные и честные люди.
Видимо, на магистральный путь цивилизованной жизни Россия выйдет лишь тогда, когда окончательно откажется от марксистского принципа первичности материи и признает сущностную важность духовного начала. Когда-нибудь логика исторического развития заставит нашу страну пересмотреть свои приоритеты. Пока же на культуру, науку, образование идут ничтожные проценты внутреннего валового продукта. А в финно-угорских регионах одними лишь школами для одаренных детей (преимущественно музыкально-художественными) проблему повышения образованности не решить.
Вообще, будущее столетие, вне всяких сомнений, подтвердит истинность того, что признано в развитых странах мира: национальное развитие народа — это в первую очередь его культурное развитие, и “национальное” будет тем больше становиться самим собой, чем больше будет оно избавляться от необходимости отстаивать свою самость политически, территориально и экономически, то есть, когда народы, освободившись от забот о территориальной и государственной самостоятельности, максимально сосредоточатся на культуре (см.: В. Дмитриев. “Свободная мысль”. 1997. N№ 12).
Судьбу восточных финно-угорских народов в XXI столетии будет в определенной мере решать Россия, страна, которой мари, коми, мордва, удмурты, ханты, манси верны до конца, хотя они никогда не входили в число обласканных ею. И Россия, кажется, слава Богу, начинает обращать внимание на наши народы. Готовится федеральная целевая программа сохранения и развития культур финно-угорских народов. Москва стала благосклонно относиться к международному финно-угорскому движению, признает лидерство Финляндии в нем. Став членом Совета Европы, наша страна приняла на себя обязательства по защите прав коренных народов и национальных меньшинств.
Признавая, что ответственность за судьбу восточных финно-угров принадлежит России, Финляндия, Венгрия и Эстония тем не менее небезучастны к проблемам своих “родственников” в Поволжье и Приуралье. По инициативе депутата Европарламента от Финляндии Тютти Исохоокана-Асунмаа в Комитете по культуре Евросовета был заслушан доклад о мерах, гарантирующих сохранение своеобразия финно-угорских меньшинств на культурной карте Европы. Во всех упомянутых государствах существуют общественные организации, оказывающие поддержку культурному развитию родственных народов на востоке.
Однако и народы самих этих государств, являясь составной частью финно-угорского мира, на пороге XXI века оказались перед необходимостью решать непростые вопросы бытия.
Наследие социалистического хозяйствования и коммунистического прошлого будет, по всей видимости, еще долго сказываться, например, на общественной и экономической жизни Венгрии. Хотя Янош Кадар первым среди социалистических лидеров разрешил внести в экономику своей страны элементы рыночных отношений, что позволило Венгрии после крушения социалистического лагеря быстрее и эффективнее проводить реформирование своего хозяйства, но рядом с богатой и развитой Австрией Венгрия по-прежнему проигрывает. Как результат, вероятно, будет возрастать влияние этой немецкоязычной страны на мадьярскую экономику, тем более что в ней жива еще память о вхождении в бывшую Австро-Венгерскую империю. Включение Венгрии в Североатлантический союз непременно станет мощным стимулом для ее интеграции во все европейские структуры. Из всех посткоммунистических стран Европа именно ее скорее всего признает “своей” — ведь даже во времена диктата Москвы Венгрия была “самым веселым бараком” в лагере. Да и сам Будапешт сейчас полностью ориентирован на интеграцию с европейскими структурами и свертывание отношений с бывшими коммунистическими соседями. При этом у Венгрии, безусловно, много шансов выйти в XXI веке в “передовики” мирового экономического соревнования: венгерская экономика быстро осваивает новые технологии, чему способствуют высокий научный и культурный потенциал, удобное географическое положение. Венгерские школы механики, математики, шахматная школа — входят в число сильнейших в мире; по количеству нобелевских лауреатов на 10 миллионов человек мадьяры (с учетом зарубежных венгерских ученых) — среди “самых умных” народов мира. Дальнейшее усиление Венгрии непременно будет идти при значительном влиянии немецкой экономики и культуры, и сейчас Будапешт особой активности в международном финно-угорском движении не проявляет, уступив роль лидера Финляндии. Однако это обстоятельство может претерпеть изменения, так как среди венгров традиционно живы любовь и уважение к собственной национальной культуре и культурам родственных народов.
Особое положение в финно-угорском мире у Суоми. Все народы, участвующие в финно-угорском движении, признают лидерство Хельсинки. Финляндия имеет долгосрочную программу помощи восточным “родственникам” в области развития родных языков, культур, книгоиздания. В Европейском Совете именно финские представители инициировали поддержку развития финно-угорских народов России и именно через Финляндию, учитывая ее связи с Россией, осуществляется часть этих программ (“Тасис”, “Темпус”). Для стремительно стареющей Финляндии, испытывающей к тому же мощный натиск европейской интеграции и американской культуры, родственные народы Поволжья и Приуралья стали романтической привязанностью и окном на Восток, откуда, как считают, вероятно, грянут главные перемены в XXI веке.
Как Финляндия в Европейском союзе, так Эстония в Совете Европы — новичок и, очевидно, будет стремиться проявить себя так, чтобы ее “заметили”. Среди прочих инициатив это государство будет, очевидно, тоже поднимать проблемы международной финно-угорской культурной интеграции, практическое осуществление которой по-прежнему в определяющей степени останется прерогативой общественных организаций.
Этническое сближение вряд ли когда-либо окажется доминирующим фактором, так как, безусловно, и Венгрия, и Финляндия, и Эстония хорошо понимают главенство политических и экономических интересов в мире, но быть безучастными наблюдателями последних печальных страниц истории малочисленных российских “родичей” им было бы неудобно, значит, последним можно рассчитывать на международную поддержку. И все же развитие малочисленных финно-угорских народов — это прежде всего забота и ответственность России. Хочется верить, что Россия этой ответственностью не пренебрежет.
Йошкар-Ола
Яналов Василий Георгиевич
, член Консультативного Комитета финно-угорских народов, заместитель председателя Всемарийского Совета.