Стихи
Григорий Марк
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 1998
Григорий Марк
Блуждаю в романе,
похожем на город…
Рождество
Над органом, луною облитым,
раздвигается медленно купол.
Неуклюжий кораблик молитвы,
окруженный флотилией шлюпок,
выплывает из верфи собора
с двумя сотнями душ на борту
по фиорду аккордов сквозь горы,
распустив паруса в темноту.
* * *
Струились по стеклам потоки воды.
Экран терминала мерцал ядовито.
Я что-то печатал, когда позади
послышался вздох. Возле двери закрытой
стоял человечек в плаще голубом.
Он был мне по пояс. Тяжелая шляпа
висела над начисто скошенным лбом.
И шел от плаща нафталиновый запах.
как порванный нимб, припорошенный пылью… Бессонницы клочья дрожали над ним, Мой дом заливало дождем проливным, торчал он всегда возле Дома Большого
и наглухо листья окно залепили.
За стенкою маятник время строгал…
Вдруг ухнуло что-то в небесном болоте.
Мигнув перед смертью, потух терминал.
И молния врезалась в крышу напротив.
Он дернулся, словно попал головой
в воздушную яму, и круглые пряди
лицо взяли в скобки. Я вспомнил его:
мы знали друг друга еще в Ленинграде.
Под конусом мокрого света, один
с усмешкой кривой, когда я проходил…
И вот довелось повстречаться нам снова.Все та же росла бородавка в скуле. Из той же усмешки текли в подбородок
резинки слюны. Только в шейном стволеглубокие кольца добавили годы. в зрачках его тени скользили как птицы.
И время замедлилось. Пару минутНаверное, так после смерти плывут Он поднял над шляпою порванный нимб,
по стенам туннеля забытые лица.
Потом, осторожно расправив свой горб,
ладонь протянул. Были странно похожи
в ней линия жизни, Венерин бугор
на рваные ранки, заросшие кожей.
Визитная карточка из пустоты
возникла и в старческих пальцах застыла.
Там вместо фамилии слово “Прости”
затейливой вязью впечатано было.
засунул мне карточку в руку умело Она еще мне пригодится. Как пропуск.
и сразу исчез. Растворился, как дым.
Лишь что-то тяжелое в легких хрипело.
Мы больше не виделись с ним наяву.
Но часто во сне он стоит над рекою
и ждет. Выбиваясь из сил, я плыву,
а берег уходит. Внизу, подо мною
уже раскрывается зыбкая пропасть,
и тину на горло мотает река…
А карточку эту я спрятал пока.
Квадрат из черныхслов. Квадрат
из слов, написанных подряд,
шагающих, как на парад,
в закат — на Божий вертоград.
Солдаты лет под пятьдесят,
неразличимые на взгляд,
в закат шагают и молчат —
последний штурмовой отряд.
Квадратизчерныхслов. Квадрат
8 авг. 1997
Повернутый Пейзаж
Отдели землю от огня, тонкое от грубого
с величайшей осторожностью, с трепетным тщанием.Горизонт — вертикальною жирной чертою. Гермес Трисмегист “Изумрудная Скрижаль”
Все небесное справа, все слева — земное.
В половине небесной разреженный воздух —
там в созвездья навечно срифмованы звезды.
И крылатые звери парят между ними,
заслоняя созвездья телами своими.
А в земной половине под почвою черной
копошатся лениво разбухшие корни.
Это руки без тел к небу медленно роют
миллионы туннелей в пластах перегноя.
К горизонту прижавшись повернутой вправо
головою, стоит человечек плюгавый
в лисьей шапке и длинном кафтане раввина.
Он пытается две половины раздвинуть.
* * *
Я вышел из себя — и не могу
вернуться. А снаружи неприятно.
Чужие лица. Каждый смотрит в оба.
(И громко мысль кудахтает в мозгу,
что нет меня. Но есть — вот эти пятна.)
(Замечу в скобках: слишком много скобок —
попыток отделиться из-нутри,
признать, что проиграл, что не судьба,
что мне осталось только говорить…
что я лишь голос самого себя.)
* * *
Железное кладбище крыши.
Антенны стоят как кресты,
от ветра совсем покосившись.
Дождь капает из пустоты.
Ограда луною облита —
сосулек сияющих ряд.
За ней, как надгробные плиты,
кирпичные трубы торчат.
Покойников птицы склевали,
и надписи смыло водой…
А я, мой хороший, в подвале —
здесь, с кладбищем над головой —
верчусь, как шаман возле строчек…
И ветер железом грохочет.
* * *
Блуждаю в романе, похожем на город,
где вывески словно названия главок,
где с бешеной скоростью мчатся сюжеты,
читателей сонных давя без разбора,
и носятся с воем героев оравы,
цепляясь к сюжетам, мелькают кастеты…
Издерганный автор в цилиндре и фраке
крадется к Развязке с букетом известий,
прижатым к манишке. Он что-то бормочет.
И черная трость восклицательным знаком
в конце предложенья из чаплинских жестов
торчит из подтекста среди многоточий…
Блуждаю в романе, похожем на город…