Владимир Поляков. Крымские татары
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 1996
Владимир Поляков
Крымские татары
Этот очерк пришел к нам, как принято выражаться в редакциях, «самотеком». Тема — самая что ни на есть «дружбинская»: история, этнография, сегодняшние проблемы народов, в первую очередь тех, что еще недавно были соотечественниками в составе бывшего СССР. Однако, задайся мы целью представить научно выверенный обзор истории крымскотатарского народа, мы, вероятно, обратились бы к специалисту, каковым Владимир Евгеньевич Поляков в строгом смысле слова не является, он — директор одной из симферопольских школ и исследователь истории родного края. И все же мы предпочли опубликовать именно его очерк. Нас подкупили три обстоятельства. Во-первых, это очень личное сочинение — автор часто ссылается на то, что видел сам, что рассказывали ему отец, другие родственники, сотни знакомых и незнакомых людей — очевидцев и участников тех или иных событий, — а такая форма повествования всегда особенно доверительна и потому интересна. Во-вторых, в истории крымскотатарского народа, рассказанной В. Е. Поляковым, сегодня открывается неожиданно много поучительного. И в-третьих, это редкий, увы, по нынешним временам случай, когда автор с состраданием и болью, но в то же время трезво, без экзальтации пишет о судьбе не своего народа, а народа-соседа.
«Я, мой отец, дед — русские. Ни капли татарской крови во мне нет, — рассказывает Владимир Поляков в письме в редакцию. — Я из тех русских, чьи предки пришли в Крым вместе с техническим прогрессом: Матвей Петрович Поляков был еще до революции механиком Симферопольского телеграфа.
Мой отец — кадровый офицер, боевой летчик — в совершенстве знал крымскотатарский язык. Знал потому, что это был язык «среды обитания». Среди друзей его юности было множество крымских татар, и дружба эта, несмотря ни на что, прошла через всю его жизнь…
Если можно, я бы хотел к настоящей статье сделать посвящение:
«Светлой памяти моего отца
Евгения Матвеевича Полякова».
Пришельцы или аборигены?
Более неудачный этноним, чем «татарин», пожалуй, трудно и найти. Привнесенный в нашу лексику еще в XIII веке, он охватывал многие и многие племена и народы, пришедшие на Русь с востока. С течением времени его несостоятельность стала столь очевидна, что пришлось прибегать к уточнениям: астраханские татары, барабинские татары, касимовские татары, крымские татары, сибирские татары… У непосвященного человека может сложиться впечатление, что речь идет об одном народе, но рассеянном по разным местам. Это глубокое заблуждение. Между крымскими и, к примеру, казанскими татарами общего не больше, чем между сербами и, скажем, русскими: первую пару объединяет то, что они тюрки, вторую — то, что они славяне. Но подобно тому, как славяне включают в себ многие и многие народы Восточной и Юго-Восточной Европы, так и тюрки — это узбеки, казахи, киргизы, уйгуры, каракалпаки, караимы, крымчаки, туркмены, кумыки, гагаузы, турки, азербайджанцы, тувинцы и все перечисленные ранее татары, чьи предки восходят к общему для них корню. Вот почему о крымскотатарском народе следует говорить как о вполне самостоятельном этносе.
Тем не менее в течение всего советского периода нашей истории собирательный этноним «татарин» объединял всех татар без исключений, как и прежде: ведь даже у Льва Толстого, как известно, в «Кавказском пленнике» жители горного аула почему-то «татары». И ошибок таких — великое множество.
На нашем полуострове передовые отряды Батыя впервые появились в 1233 году, что и послужило ошибочной точкой отсчета пребывания крымских татар в Крыму. Кем же в действительности были пришельцы? Монголами? Кипчаками? Как известно, собственно монголами были только воины Чингисхана. В ходе экспансии покоренные народы один за другим вливались в его войско, образуя новые тумены. Один тумен — десять тысяч воинов. Русские называли тумен по-своему — тьма. Год от года число туменов множилось, и собственно монголы в них большей частью составляли лишь военную аристократию. Вот почему можно предположить, что в 1233 году на полуостров пришли предводимые монголами разные тюркские племена.
Были ли в тот период сражения, нет ли, — к сожалению, неизвестно. После битвы на Калке, в которой половцы (кипчаки) и русские дружины безуспешно пытались противостоять всего лишь передовому отряду завоевателей, судьба полуострова была предрешена.
Можно только поражаться смекалке и предприимчивости пришельцев. Оценив все выгоды морской торговли, они не стали нарушать сложившийся ритм жизни приморских городов, где хозяйничали генуэзцы, а вступили с ними в самые тесные отношения. Основным товаром того периода стали поставлявшиеся через Сугдею (Судак) и Кафу (Феодосию) рабы.
По некоторым источникам, в 1239 году захватчиками было продано в рабство египетскому султану 12 тысяч крымских джигитов, из которых султан создал свою гвардию — мамелюков. А во второй половине XIII века их военачальник Бейбарс, родом из Солхата (Старый Крым), после успешного переворота даже провозгласил себ султаном.
По мнению большинства ученых, то был золотой век тюркской поэзии. Считаясь улусом Золотой Орды, полуостров, при его крайне небольших размерах, оставался территорией по крайней мере трех государств: княжества Феодоро, Генуэзских крепостей и Золотой Орды. При этом сферы влияния были поделены достаточно четко: за генуэзцами оставалось море, за феодоритами — горы, за кочевниками, коими были и кипчаки и монголы, — степь. Сложившееся равновесие было нарушено в 1299 году, когда войска темника Ногая огнем и мечом прошли по горному Крыму.
Огромную роль в формировании крымскотатарского народа как самостоятельного этноса сыграл принятый при хане Узбеке ислам.
Начиная с XV века на смену городам-крепостям раннего средневековья (а порой и дополняя их) появляются города-крепости предгорь и даже степи: Бахчисарай, Ак-Мечеть, Карасубазар, Ор-Капу, Гезлев… Из старых крепостей только Кырк-Ор да Судак еще продолжали играть прежнюю роль. Политический центр жизни полуострова перемещается в Бахчисарай — его сердце.
Геополитические изменения в соседних государствах не могли не сказаться на судьбе Крыма. Огромная империя, начало которой положил еще Чингисхан, распалась. Такова судьба всех империй. Впрочем, борьба за независимость Крыма была достаточно долгой и упорной, и ближайшими союзниками в ту пору стали Крымское ханство и стремившаяся обрести свободу от Золотой Орды Русь.
В 1433 году Крым добивается независимости. Но, увы, ненадолго. Уже при Менгли-Гирее, и не без его содействия, Крымское ханство становится вассалом Блистательной Порты. Именно Менгли-Гирей (1468-1515) проводит ряд реформ, чтобы перейти с кочевого образа жизни к оседлому. Окончательную точку в этой непростой борьбе с вековыми, но уже отжившими традициями поставил Сагиб-Гирей (?-1551), приказавший рубить оси кочевых повозок.
Примечательно, что в тот период сам народ начинает называть себя «крымцами», а топоним «Крым» впервые распространяется на весь полуостров. Интересно и то, что русские послы едут к крымскому хану, а не к крымскотатарскому хану.
После того как Крым на многие века стал одним из вернейших сателлитов Турции, его политическими и военными противниками оказываются Речь Посполитая и Россия. Подконтрольная крымскому хану территория простирается на огромное расстояние от Днестра до Дона, от Крымских гор до Кавказских вершин.
Если говорить о государственном строе Крыма тех лет, то это, в сущности, конституционная монархия. Власть хана не была абсолютной. Каждый из семи глав знатнейших крымских родов мог отказаться участвовать в походе крымского хана или по соглашению с другими беями предпринять поход самостоятельно. Но если беи были фигурами достаточно независимыми, то о самом хане этого нельзя было сказать: в любую минуту по приказу турецкого султана он мог быть отрешен от трона и даже лишен жизни. Неудивительно, что из тридцати девяти крымских ханов не многие закончили свою жизнь в собственной постели.
В течение пяти веков Крымское ханство оставалось грозной политической и военной силой Восточной Европы. Ему то противоборствовали, то искали с ним союза практически все государства того времени. Из песни слова не выкинешь: отношения России и Крымского ханства все эти пять веков были антагонистическими. Если в 1571 году крымские татары в ходе удачного набега чуть не дотла сожгли Москву, то со второй четверти XVIII века пылали уже крымские города и села. А какими непростыми были отношения Крымского ханства с Запорожской Сечью! Как пошутил мой знакомый киевлянин: «Вечный вопрос Украины — с татарами против русских или с русскими против татар?»
XVIII век ознаменовался и началом крушения такого колосса, как Турецкая империя. В ходе кровопролитнейших войн она теряла город за городом, крепость за крепостью, и вот уже огромные территории от Дуна до Дона, некогда принадлежавшие Турции, но подконтрольные Крымскому ханству, завоеваны Россией. Она нависла над Крымом, подобно тому как до тех пор нависала над ним Турция, а еще раньше — Дикое Поле, Скифия…
Не в силу каких-либо субъективных причин, не по злой воле Екатерины или из-за слабости и честолюбия Шагин-Гирея, а исключительно по причине расклада геополитических сил Крым оказался вовлеченным в орбиту интересов своего северного соседа. Пройдут века. На смену России придет Украина, но отныне маленький полуостров, словно присосавшись, будет снабжаться кровью по артериям, тянущимся с севера.
В составе империи
Включение полуострова в 1783 году в состав Российской империи оказалось для него событием чрезвычайно болезненным. Императрица и ее фавориты распоряжались вновь приобретенными землями так, словно те были пустынными, как будто там никто не жил. Правда, огромные владения выделялись и кое-кому из местной знати в полном соответствии с правилом поработителей «Разделяй и властвуй!». Естественной реакцией на массовое ограбление народа стала эмиграция. Уже к 1787 году число покинувших Крым достигло восьми тысяч. В основном это были степняки, более всех пострадавшие от земельного разбоя.
Но Крым был далеко не первой территорией, присоединенной к Российской империи, и определенный опыт уже наработался. Прежде всего правительство старалось, особенно поначалу, не вмешиваться в дела религиозные. Для Крыма была учреждена должность особого муфтия, полностью независимого от главы всех мусульман России. Пытались по возможности опираться и на местную знать, для чего, как это делалось повсюду, многочисленные крымские беи и мурзы были приписаны к дворянскому сословию.
Вспомним, что так русскими дворянами стали предки людей, которых мы всегда будем считать гордостью России: Гаврилы Державина (потомок рода Нарбековых), Льва Толстого (род Идрисовых), Федора Достоевского (потомок Челебея), Александра Куприна (род Туган-Барановских), Анны Ахматовой (род Чагодая)… Сами за себя говорят тюркские фамилии выдающихся русских людей: Аксаков (Хромой), Кутузов (Буйный), Колчак (Рукавичка)…
Трудно, очень трудно пускали свои корни в каменистую, неудобренную почву Российской империи крымские татары. В 1792 году — новый всплеск эмиграции, на этот раз Крым покидает без малого сто тысяч человек. И вновь в подавляющем большинстве — степняки. Процесс эмиграции, то затухая, то вспыхивая с новой силой, практически не прекращался. Апофеозом стал массовый исход населения с полуострова в Турцию после завершения Крымской войны. Крым навсегда покинуло сто пятьдесят тысяч человек. «В опустелых деревнях только выли собаки, двери в хатах от ветра хлопали, окна были выставлены, крыши раскрыты…»
Год за годом у себя на родине крымскотатарский народ постепенно превращался во второстепенное национальное меньшинство. Он был еще слишком многочислен, чтобы о нем можно было забыть, но уже недостаточно многочислен, чтобы с ним нужно было считаться. ХХ век — век национально-освободительных революций и движений — Крым словно бы проспал. Это и неудивительно. Здесь почти полностью отсутствовала национальная интеллигенция — эти «дрожжи» национального самосознания. Исключение — увы, подтверждающее правило — деятельность Исмаила Гаспринского1, издававшего первую газету на крымскотатарском языке — «Терджиман».
В Стране Советов
В 1917 году, когда началось крушение некогда всесильной империи, всего лишь за четыре года до того пышно отпраздновавшей свое трехсотлетие, о крымских татарах как о самостоятельной политической силе никто не мог и помыслить. Но пока одни толковали о «единой и неделимой России», другие — о «незалежной Украине», третьи — о «Советской России», крымские татары, совершенно неожиданно для многих, выдвинули лозунг: «Крым — для крымцев!» Причем под «крымцами» понимались не только крымские татары, но все жители полуострова.
Впрочем, как и все в подобных ситуациях, крымские татары не были однородны в своих политических воззрениях. Одни создали Мусульманский комитет, другие — влиятельную по тем временам партию «Милли фирка», что означает «Национальная партия». Но в целом позиция крымских татар по подавляющему большинству вопросов была едина. И естественным итогом консолидации стал курултай крымскотатарского народа.
Лозунг «Крым — для крымцев!» не был чем-то исключительным. Столь знакомая нам сегодня эпидемия (кажется, слава Богу, пошедшая на убыль) «самостийности», когда республиками или даже независимыми государствами стремятся стать не то что области, а даже отдельные районы, и в тот сумасшедший 1917 год прокатилась по всей бывшей Российской империи. Шутка ли, сам Петроград пытался выделиться в отдельную республику! Стоит вспомнить и то обстоятельство, что Крым был тогда отрезан от России. По Брестскому договору вся Украина становилась независимым государством. Кроме того, немецкие войска в соответствии с достигнутой правительством Ленина договоренностью дошли до Ростова.
Примечательно, что если до октября 1917 года курултай и его лидеры не признавали Временного правительства, то в дни корниловского мятежа, когда на свержение Керенского были брошены части «Дикой дивизии», состоявшей, как известно, исключительно из мусульман, в том числе крымских татар, навстречу им из Крыма отправились пропагандисты, которым удалось предотвратить карательный поход на Петроград.
Не складывались отношения и с большевиками. В то время в своей практической деятельности большевики национальному вопросу никакого значения не придавали и не пытались выделить в разноплеменной российской среде союзников по национальному принципу, чтобы заручиться их поддержкой или хотя бы нейтралитетом. Став на путь решения всех вопросов путем массового террора, большевистские руководители неминуемо столкнулись с сопротивлением крымскотатарского национального движения. Отряды «эскадронцев», сформированные из крымских татар, пытались с оружием в руках противостоять карательным экспедициям черноморцев, без суда и следствия «казнивших» в Севастополе, Симферополе, Евпатории «нетрудовые элементы». Отец рассказывал мне, как на его глазах в Симферополе расстреливали людей только за то, что они носили пенсне или шляпу-котелок, или за то, что у них на руках не было мозолей.
Уже в зрелом возрасте я специально поехал в Евпаторию, чтобы записать воспоминания своих дальних родственников. Мои ровесники ничего особо интересного рассказать не смогли, но еще живы были несколько древних старух, которые доставали из запыленных альбомов пожелтевшие фотографии красавцев-усачей — своих отцов или дядей — и со слезами на глазах рассказывали, как все эти сильные, умные, красивые люди погибли практически в один день, когда матросы с «Трувора» устроили в Евпатории массовую резню. Все эти мои троюродные дедушки, о существовании которых я, честно говоря, и не подозревал, были врачами, юристами, инженерами.
Именно в те дни был казнен первый председатель курулта Нуман Челеби Джихан и многие его товарищи. Насилие порождает насилие, кровь — кровь. Крымскими татарами в отместку было захвачено и расстреляно несколько членов правительства республики Тавриды.
Национально-освободительные идеи, которые пропагандировала «Милли фирка», были чужды не только большевикам, но и сторонникам «единой и неделимой России». 23 августа 1919 года уже белогвардейская контрразведка разгромила штаб-квартиру партии. Закрыта татарская гимназия в Симферополе, проведены массовые аресты. За ними последовали расстрелы крымскотатарских активистов. На новый террор крымские татары отвечают массовым противодействием белогвардейскому движению. Левое крыло «Милли фирка» уходит в подполье и сотрудничает с большевиками, создав Мусульманское бюро подпольного ревкома (Али Баданинский, Мидат Рефатов и другие).
В работах по истории гражданской войны в Крыму было не принято сообщать об участии в ней против белогвардейских войск крымскотатарского населения. Ему четко раз и навсегда отводилась роль эскадронцев — «злейших врагов советской власти». А ведь существовали тогда не только многажды описанные в художественной и исторической литературе «красные» партизаны, но и «зеленые». К примеру, против врангелевских частей сражался татарский полк Крымской повстанческой армии под командованием Османа Деренайырлы.
В Крыму и сегодня широко известно имя Жени Жигалиной — комсомолки, расстрелянной белогвардейской контрразведкой. Есть Комсомольский сквер, где похоронены расстрелянные вместе с ней комсомольцы. Но нигде теперь не упоминается, что комсомольцы эти были крымскими татарами. Поначалу на памятнике, причем на двух языках, русском и крымскотатарском, было высечено: «Здесь похоронены члены Мусульманского коммунистического бюро при Крымском окружном комитете РКП(б) Мидат Рефатов, Мурад Решид Асанов, Асан Иззет Урманов, Евгения Лазаревна Жигалина, Абдулла Мустафа Баличиев». Памятник был уничтожен фашистами в период оккупации, но восстановлен после войны, однако уже со следующей надписью: «Героям, павшим за власть Советов в 1918-1920 гг. от комсомольцев г. Симферополя».
С окончанием гражданской войны Крым получил статус области, что, казалось, надолго, если не навсегда, должно было похоронить малейшую надежду на создание в Крыму какой-либо государственности. Подобна идея могла быть сочтена контрреволюционной с вытекающими отсюда последствиями. Наверное, и быть бы тогда Крыму губернией, или, по-новому, областью, если бы в дело не вмешалась большая политика.
В первые годы советской власти, хоть и косвенно, Турция снова сыграла огромную роль в судьбе полуострова. Поражение в мировой войне поставило ее в крайне тяжелое положение. По Севрскому договору (1920) ее территория сократилась на три четверти, полностью был утрачен военно-морской флот и неиссякаемый источник пополнения государственной казны — контроль над проливами. Пришедшее к власти правительство Кемаль-паши (Ататюрка), взяв курс на национально-освободительную борьбу, сразу же попало в политическую изоляцию: прежние союзники Турции повержены, и казалось, помощи ждать не от кого. Но произошло то, что сильно спутало карты прежде всего лондонских политиков: на помощь Турции пришла Советская Россия. Да, Россия — нищая, разоренная, ведущая войну не только со всем миром, но и с собственным народом. Решающую роль в этом союзе сыграло заверение Кемаль-паши о стремлении Турции бороться против империализма. Из России тут же было направлено в Анкару золото, оружие, радиостанции, медикаменты… Напомню, что это 1920 год, когда Советская Россия была признана только Ираном (как позднее выяснилось, не безвозмездно, за 600 миллионов рублей золотом) да еще Афганистаном, которому построили современнейшую по тем временам радио-телефонную станцию. Разумеется, бесплатно.
За «дружбу» с Турцией, кроме всего прочего, пришлось расплачиваться и землями. Ей возвращались ранее отвоеванные Россией армянские города Карс, Ардаган, Артвин. Поскольку в Турции проживала многомиллионная диаспора азербайджанцев и крымских татар (последствия предыдущих эмиграций), по настоянию турецкой стороны пришлось внести изменения и во внутренние границы: земли Нагорного Карабаха, заселенные армянами, вывести из-под юрисдикции Армении и на правах автономии передать Азербайджану (вот она, мина замедленного действия, которой было суждено взорваться спустя полвека), а Крым, эту «заштатную» область России, сделать республикой! Инициатива, разумеется, исходила из Центра, а крымским властям лишь предлагалось «радостно одобрить».
Последствия создания на территории Крыма республики оказались чрезвычайными: крымскотатарский язык, наряду с русским, стал государственным языком Крыма, причем то была не пустая декларация наподобие той, что провозгласил Верховный Совет Крыма в 1992 году. На крымскотатарском языке печатались абсолютно все документы, стали выходить газеты. Разительные перемены произошли в кадровой политике: если в прежних высших эшелонах власти не было ни одного (!) крымского татарина, то после создания республики они составляли уже 36 %. Четверо даже стали наркомами, но не потому, что были действительно лидерами, грамотными, знающими специалистами. Необразованные и не искушенные в государственных делах, они были зато коммунистами и крымскими татарами (министр земледелия — крымчаком).
Какая республика была создана в Крыму в 1921 году?
Современные историки много спорят по вопросу, который раньше, наверное, никому бы и в голову не пришел: национальная или территориальная республика была создана тогда в Крыму? Напомню, что в письме к Шаумяну от 19.05.1914 года Ленин писал: «… общее положение о равноправии, — деление страны на автономные и самоуправляющиеся территориальные единицы по признаку, между прочим, н а ц и о н а л ь н о м у (выделено автором. — В. П.)». Более чем определенно пишет и Большая Советская Энциклопедия: «Советская автономия построена по национальному признаку; она создается на территории, характеризующейся известной экономической целостностью и отличающейся особенностями национального состава и быта» (БСЭ. Т.1. С. 461).
Что интересно и о чем, в общем-то, мало известно, первоначально Крым был приравнен по статусу к Азербайджану, Грузии, Киргизии и всем остальным республикам еще доэсэсэсэровской поры. Но союз с Турцией оказался недолговечным. Уже к 1922 году в Кремле с разочарованием увидели, что строить социализм Кемаль-паша не собирается, частную собственность не уничтожает, а, вернув не без помощи России многие и многие ранее принадлежавшие Турции земли, пошел с империалистами на сговор и, заключив достаточно выгодный для себя мирный договор, занял место среди европейских государств, практически прекратив с Россией всяческие контакты. Подобное развитие событий снова сказалось на судьбе Крыма. Оказавшись без заморского покровителя, он быстро потерял статус республики и превратился в автономию в составе РСФСР, каких было более десятка.
Сегодня, по прошествии более чем полувека, можно сказать, что потеря оказалась невелика, так как и самостоятельность республик была, в сущности, номинальной, но представьте себе, что отношения с Турцией сохранились хотя бы на год дольше, Крым — чем черт не шутит! — принял бы участие в создании СССР на правах суверенной республики, а потом, после его денонсации по Беловежскому соглашению, глядишь, мог бы стать независимым государством.
Фантазии фантазиями, но даже при автономии крымские татары чувствовали себя намного комфортнее, чем в недоброй для них памяти годы царизма или военного коммунизма. Как не раз рассказывали мне старики крымчане — русские и украинцы, перед войной крымским татарам безусловно создавались властями благоприятные условия для возрождения нации.
Работая с документами в архивах, я находил тому немало подтверждений. Проводилась так называемая политика коренизации: за крымскотатарским народом, равно как за караимами и крымчаками (как правило, их друг другу не противопоставляли), резервировались дефицитные рабочие места, соблюдалась определенная, довольно высокая квота среди руководящих работников. До 20% мест им выделялось и в учебных заведениях. В книгах, брошюрах, статьях той поры много писали о национальном угнетении крымских татар царским самодержавием и о «естественном расцвете нации при советской власти». При крайне негативном отношении властей ко всем религиям вообще, татарские мечети в селах пострадали значительно меньше, чем церкви.
Несмотря на перегибы и издержки, политика «коренизации», надо признать, приносила плоды: уже перед войной можно было совершенно определенно говорить о сформировавшейся, пусть советской, но все же крымскотатарской, интеллигенции. Появилось достаточно много педагогов из крымских татар. Сотни юношей получили высшее образование в вузах Москвы и Ленинграда, в различых военных училищах.
Как отмечали все без исключения старожилы, с которыми мне доводилось беседовать, а их сотни, межнациональные отношения той поры были вполне дружественными. Никто — будь то русский, украинец, еврей, крымский татарин или крымчак — ущербности не чувствовал. В крае органично существовало двуязычие. Все русские, проживавшие в сельской местности, в совершенстве владели крымскотатарским языком. Более или менее сносно изъяснялись на нем и горожане.
К сожалению, на государственном уровне все было не так безоблачно. Председатель КрымЦИК, крымский татарин Вели Ибраимов, — один из четырех, уже упоминавшихся наркомов правительства 1921 года, человек малообразованный, но по-житейски сметливый и по-настоящему честный, столкнувшись с проводившейся советским правительством по отношению к национальным окраинам политикой — а она сводилась к использованию их как сырьевых придатков, хищническому разграблению их ресурсов и полному пренебрежению выгодами проживавших там народов, — попытался отстаивать интересы Крыма. Последствия оказались ужасными: органами ГПУ тут же был инспирирован мнимый заговор якобы с целью отторжения Крыма к Турции, Вели Ибраимов и многие крымскотатарские руководители арестованы и расстреляны (1928). Если до того членство в партии «Милли фирка» никому в вину не ставилось и она активно сотрудничала с советской властью, то 17 декабря 1928 года коллеги ОГПУ выносит запретительный приговор по делу «Милли фирка», а в январе 1931-го проводит массовые аресты. Как правило, ее члены впоследствии расстреливались.
Отец рассказывал, как однажды ночью был арестован и бесследно исчез его товарищ по Вольскому авиационному училищу, младший брат Вели Ибраимова. Было это в том же 1931 году.
В Крымском партархиве мне довелось читать протокол партийного собрания, где дружно осуждали какого-то коммуниста с татарской фамилией. В то врем делать записи по документам, не имеющим прямого отношения к официальной теме твоего исследования, запрещалось, а память фамилию не сохранила. Обвинялся он во всех мыслимых и немыслимых грехах: в связях с Турцией, «велиибраимовщине» и прочая и прочая. А все из-за того лишь, что как-то на собрании заметил: Москва, мол, из Крыма все фрукты за бесценок вывозит.
Война
Встретили ее в крымскотатарских семьях точно так же, как и во всех других. Никто не сомневался в скорой победе. Кто-то пошел на фронт добровольно, кого-то призвали в действующую армию, некоторых направили в истребительные батальоны — будущие партизанские отряды.
Осознав, что Перекопская оборона была эффективна только в гражданскую, да и то лишь когда ее держали белые, командование в самом срочном порядке стало готовиться к партизанской войне. В лес завозили продукты, боеприпасы. Делалось все наспех, без соблюдения мер секретности. Стоит ли удивляться, что уже в первые дни оккупации все продовольственные базы оказались разграбленными: что-то забрало население, что-то расхватали разбежавшиеся по домам отряды, что-то вывезли немцы. При этом проводниками у них служили как русские, так и крымские татары.
Тогда же выяснилось то, к чему совершенно не были готовы пропагандисты от ВКП(б): оказалось, что многие простые люди — старики, женщины и даже дети, в том числе и из крымских татар, совершенно не скорбят об утрате советской власти. Может быть, события приняли бы другой оборот, но, к сожалению, оказавшиеся без запасов еды партизанские отряды стали проводить «продовольственные операции», что фактически означало грабеж населения. В мемуарах бывшие партизанские командиры вынуждены признавать, что хотя они и старались изымать продукты и скот только у фашистских пособников, но в короткие минуты, когда с риском для жизни удавалось прорваться в село, было почти невозможно разобраться, пособнику ли принадлежит данная корова, нет ли, — брали все, что под руку попадалось.
Отдельные командиры и комиссары уже тогда били тревогу, предупреждая, что все это вызовет озлобление местного населения. Тщетно. Голод не тетка. Зима 1941-1942 года была такой суровой, а кольцо блокады таким плотным, что практически во всех отрядах начался голод, в некоторых доходило до каннибализма. Немецкое командование умело воспользовалось ситуацией и стало вооружать крымскотатарское население, предоставив ему возможность самому защищать свое имущество. Так появились первые отряды самообороны. В дальнейшем они стали использоваться в карательных экспедициях, а отдельные части и на фронте.
Из песни слова не выкинешь. Да, было и это! Но только ли среди крымских татар нашлись такие, кто взял оружие из рук врага? Помню, по телевизору шла передача о Белоруссии. Слушая патетический рассказ диктора, отец неожиданно для меня выругался и, переключив программу, добавил: «Видел я, как некоторые браты-белорусы в сорок первом в спины нам стреляли!»
В мемуарах брянских партизан я с удивлением прочитал о полицейских батальонах, состоявших исключительно из русских, которые совершали карательные рейды против партизан. Откровением были для меня и рассказы о том, что калмыкские конные отряды нападали на наши колонны, вырезали целые госпитали. А украинская повстанческая армия! К горькому сожалению, перечень этот можно было бы продолжать и продолжать… Меньше всего я хотел бы, чтобы читатель подумал, будто я оправдываю предательство, однако гражданская война, террор ЧК, ГПУ, НКВД, раскулачивание оставили в душах людей незаживающие раны. Слишком у многих был свой счет к советской власти.
В то же время в партизанских отрядах сражалось немало крымских татар. В течение двух с половиной лет без перерыва вели партизанскую борьбу Абдул Амиров, Халил Кадыев, Мамед Молочников, Курсеид Муратов. Искренне хотел бы, чтобы читатели запомнили эти имена, ибо, как рассказал мне один из представителей этой славной когорты, Андрей Андреевич Сермуль, вообще только 27 человек «от звонка до звонка» вынесли это тягчайшее испытание.
Не для того, чтобы «выгораживать» крымскотатарский народ — он в этом не нуждается, — но чтобы напомнить, что в каждом народе есть разные люди, упомяну: на фронтах Великой Отечественной сражались четыре генерала — крымских татарина, более восьмидесяти полковников, более ста подполковников, не говоря уж о младших офицерах и рядовых. Многие отмечены высокими боевыми наградами. Семеро удостоены звания Героев Советского Союза. Султан Аметхан удостоен этого звания дважды. Всего награждено около 50 тысяч крымских татар, и число это могло бы быть значительно большим, если бы массовые награждения в основном проводились не на заключительном этапе войны — в 1944-1945 годах, когда крымских татар к высоким наградам уже не представляли.
Нелишне напомнить также, что крымские татары, находясь на оккупированной территории, наравне со всеми испытывали все ужасы фашизма: точно так же, как и остальных, крымскотатарских девушек и юношей угоняли в Германию, на городских площадях для всеобщего устрашения фашисты вешали партизан и подпольщиков, среди которых были и крымские татары, брали заложников, в том числе и из крымских татар.
В послевоенные годы появилась и стала достаточно популярной версия, что именно крымские татары были виновниками неудач партизанского движения в Крыму. В действительности все обстояло гораздо сложнее. Крымские горы, прорезанные десятками дорог и троп, мало приспособлены для долговременной партизанской войны, это не Кавказ. В отличие от всех других партизанских соединений, крымские партизаны были лишены возможности на сколько-нибудь длительный срок оторваться от противника, чтобы получить передышку. Месяцами отсутствовала связь с Большой землей. А если учесть, что снабжение продовольствием и боеприпасами почти полностью осуществлялось из-за пределов Крыма (эффективность «продовольственных операций» была крайне низка), то приходится признать, что практически на протяжении всех двух с половиной лет борьбы крымские партизаны жили впроголодь. К тому же концентрация войск противника в Крыму не шла ни в какое сравнение ни с одной из оккупированных областей Украины, Белоруссии или России: все это время Крым оставался прифронтовой зоной — линия фронта проходила здесь и в 1941-м (Перекоп, Севастополь), и в 1942-м (Керчь, Севастополь), и в 1943-м (Керчь и Перекоп), и в 1944-м (Керчь, Перекоп, Чонгар). И то был не второстепенный фронт, «затиший» здесь не случалось, здесь из года в год, изо дня в день шли кровопролитные бои.
Концентрировавшиеся в Крыму воинские силы противника по мере необходимости привлекались к борьбе с партизанами. Оккупантам трижды удавалось плотным кольцом окружать лес и прочесывать его насквозь. Как при этом выживали отряды, сколько могли сохранить людей — разговор особый.
Ситуацию осложняли и субъективные факторы. Как нигде, в Крыму был развит антагонизм между вынужденно оказавшимися в партизанах кадровыми военными и специально оставленными для руководства партизанским движением партийно-советскими работниками, которые, как это ни странно, быстрее приспособились к специфическим условиям местной партизанской войны. Армейские же командиры субъективно и крайне негативно оценивали деятельность крымских партизан и небезуспешно добивались сворачивания партизанской войны в Крыму, предлага ограничиться лишь небольшими разведывательными группами.
Сохранился любопытный документ, который позволю себе привести полностью.
«ПОСТАНОВЛЕНИЕ КРЫМСКОГО ОБКОМА ВКП(б)
Об ошибках, допущенных в оценке поведения крымских татар по отношению к партизанам, и о мерах по ликвидации этих ошибок и усилению политической работы среди татарского населения.
18 ноября 1942 г.
Имеющиеся в распоряжении ОК ВКП(б) факты свидетельствуют о том, что татарское население многих деревень не только сочувственно относится к партизанам, но и активно помогало им. Целый ряд татарских деревень горной и предгорной части Крыма долгое время оказывал помощь партизанам (дер. Кокташ, Чермалык, Бешуй, Айланма, Ай-Серез, Шах-Мурза и др.), а десантные части, прибывшие в январе 1942 г. в Судак, целиком снабжались продовольствием окружающими татарскими селами этого района. Отряд Селезнева 4 месяца стоял в деревне Бешуй и снабжался продовольствием.
Нельзя не отметить такой факт, характеризующий отношение местного населения к партизанам. В августе месяце 300 человек партизан 1-го района в виду у населения в течение трех суток ожидали лодку на берегу моря, но никто из местных жителей не выдал их, а наоборот, когда отряд проходил и оставлял за собой следы, то чабан-татарин прогнал по следам партизан отару овец с расчетом замести следы партизан…
Анализ фактов, доклады командиров и комиссаров партизанских отрядов и проверка, проведенная на месте, свидетельствуют о том, что утверждения о якобы враждебном отношении большинства татарского населения Крыма к партизанам и что большинство татар перешло на службу к врагу, является необоснованным и политически вредным. Бывшее руководство центра партизанского движения (тт. Мокроусов, Мартынов) вместо того, чтобы дать правильную политическую оценку этим фактам, вовремя разоблачить подлую политику немецких оккупантов в отношении татарского населения, ошибочно утверждало, что большинство татар враждебно относится к партизанам, что неправильно и даже вредно ориентировало отдельных руководителей отрядов в этом вопросе…
Осудить как неправильное и политически вредное утверждение о враждебном отношении большинства крымских татар к партизанам и разъяснить, что крымские татары в основной массе так же враждебно настроены к немецко-румынским оккупантам, как и все трудящиеся Крыма».
Как никто скупо награждались крымские партизаны. До чрезвычайности скупо, до неприличия. В дневнике Н. Д. Лугового, с которым меня связывала большая дружба в период, когда я — молодой механик автопредприятия — устанавливал имена погибших и пропавших без вести партизан, а он — прославленный командир, пробывший в лесу с первого до последнего дня оккупации — помогал мне в этом поиске, мне довелось прочитать гневные строки о том, что, несмотря на неоднократные представления партизанского руководства, ни один партизан в течение всего первого года войны не был награжден ни орденом, ни медалью.
Андрей Андреевич Сермуль рассказывал, что каждый раз, отказывая партизанам в заслуженных наградах, руководители из Краснодарского штаба партизанского движения говорили: «Вот освободим Крым, тогда и наградим». Наконец, после двух с половиной лет тяжелейшей борьбы, Крым стал свободным. По существовавшему в те годы неписаному, но строго соблюдавшемуся правилу командиры партизанских бригад, отрядов, действовавших на освобожденных Советской Армией территориях, получали высшую награду — звание Героев Советского Союза. Маршал Василевский направил в Государственный Комитет Обороны представления на награждение участников крымского партизанского движения. Представление второго (после Жукова) по тем временам лица в Советской Армии обычно исполнялось беспрекословно, Указ Верховного Совета был всего лишь формальностью. Но в случае с крымскими партизанами произошло нечто исключительное. Как рассказывал мне бывший командир партизанского отряда Алексей Ваднев, когда он привез в Москву наградные листы, то с изумлением увидел, что чиновник из наградного отдела, который должен был передать документы, небрежно отшвырнул их и презрительно сказал: «Наград захотели? Татар надо было лучше воспитывать!»
Депортация
Начав работу над этой главой, я по привычке заглянул в словарь Даля. Слова «депортация» в нем не было. Под рукой оказался «Краткий словарь иностранных слов» (М., 1968): «Депортация (лат. deportatio букв. вывоз) — в буржуазных странах — высылка, насильственное переселение».
Вот так! Это, оказывается, только в буржуазных странах, а у нас, несмотря на то что уже был развенчан культ личности, что уже шла оттепель, никаких депортаций, выходит, нет и не было. Между тем с депортацией, или насильственным переселением, советские люди знакомы давно. С детских лет я, рожденный в первый послевоенный год, знал непонятное, но пугающее слово — Соловки!
Крымчане впервые не в теории, а на практике познакомились с депортацией в годы коллективизации. Только тогда отправляли в Сибирь не по национальному признаку, а по классовому. Причем если понять, кто такой кулак, нормальный человек был еще в состоянии, то с подкулачниками дело обстояло совсем туго: как ни крути, а получалось, что они — самые что ни на есть бедняки. Их, однако, советская власть тоже высылала. Мне доводилось беседовать со свидетелями тех дней. Поразительно, но, оказывается, почти никого из тех, кого эти события не коснулись, они и не ошеломили! Была даже какая-то убежденность, что все делается правильно: «А как же иначе ликвидировать чересполосицу? Трактору простор нужен!» Кроме того, каждый был до поры поразительно уверен: «Меня-то это никогда не коснется — я же не буржуй какой, не дворянин, не кулак!» Но прошли годы, и вдруг стали выселять из Крыма итальянцев. И снова: «Ну так то ж итальянцы! А чего они вдруг в Испании фашиста Франко поддерживать стали! А мы не итальянцы, нас выселять не за что». Потом началась Великая Отечественная. И вновь из Крыма стали насильственно вывозить людей. На этот раз немцев. Тоже без всякой вины с их стороны, а только за то, что они немцы. И вновь почти никто не возмутился, не ужаснулся даже в глубине души: «Боже мой, за что?! Ведь так и меня могут!» Напротив: «Нет, меня не могут. Что я, немец какой, что ли?»
Говорят, тигр, хоть раз отведавший человеческого мяса, навсегда становится людоедом. Однажды приняв «простое» решение о депортации, власти не искали уже иного.
В оккупированном Крыму люди не знали тогда, что «тигр» уже терзает жертву за жертвой: с родных мест были высланы калмыки, карачаевцы, балкарцы, ингуши, чеченцы, месхетинцы. Задолго до войны, как мы помним, были изгнаны курды, корейцы, хемшиды. Но в Крыму об уготованной и его народу участи пока не догадывались. Ждали освобождения от оккупации, прихода родной Советской Армии.
В своей жизни мне доводилось встречаться с людьми, имевшими самый разный жизненный опыт. Беседовал я с моим добрым знакомым, бывшим офицером-пограничником, который в 1943-м участвовал в выселении чеченцев. Из его рассказа я, помимо всего прочего, впервые узнал, каких потерь стоила «нам» эта акция, какую мужественную борьбу вел чеченский народ, с оружием в руках защищая каждый дом, каждый камень. К слову, войну свою с советской властью чеченцы начали еще в 1940 году, подняв вооруженное восстание за свою свободу. Бог им судья. Но уроки истории нам помнить бы не мешало.
Другой мой собеседник, в прошлом тоже офицер-пограничник, участвовал в выселении крымских татар. Был он в то время молодым лейтенантом. Сражалс под Москвой, был ранен. В Крыму оказался на должности командира погранзаставы. Неладное он почувствовал тогда, когда заметил небывалую концентрацию конвойных частей НКВД на полуострове. Пограничникам в этой операции отводилась третьестепенная роль. Непосредственно с населением «работали» специалисты. Народ был ошеломлен. Ни о каком сопротивлении и речи не шло. Следует напомнить, что между днем освобождения и днем начала депортации минул лишь месяц. Почти все мужское население еще оставалось в армии. В Крыму, кроме женщин, детей и стариков, совершенно некстати оказались лишь прибывшие на побывку офицеры, сержанты и сол даты — крымские татары. Мой собеседник рассказывал, что у него сил не хватало смотреть, как конвоиры швыряли этих людей в машины. Какое же недоумение выражали лица тех, кто только что сражался на фронте, был ранен, награжден, а теперь с ними обращались как с врагами народа.
Как остальное население Крыма восприняло депортацию? Да никак! Всем объяснили, что татары оказались предателями и для того, чтобы обезопасить наши границы, принято решение выслать их в Среднюю Азию. «Ну, выслать так выслать. Нас же это не касается». Но вот прошло совсем немного времени, каких-то две недели, и вновь высылают, теперь армян, болгар, греков. «За что?!» Опять объяснение наготове: сотрудничали с немцами, чем-то там торговали. «А-а, сотрудничали, ну тогда конечно. Но нас-то уж никогда не тронут». Однако пришли пятидесятые годы. В Крыму, как и по всей стране, развернулась омерзительная антисемитская кампания. В ход снова была запущена государственная пропагандистская машина: в средствах массовой информации, на политзанятиях, даже в школах стали бичевать «безродных космополитов». В Сибири уже были готовы концлагеря и поселения для приема новых депортированных, но случилась осечка: умер Сталин. Хорошо подготовленному делу дали отбой. А если бы не дали? Может быть, русские, украинцы, проживающие в Крыму, ужаснулись бы, возмутились, хотя бы за себя испугались: «Сегодня евреев высылают, а завтра, глядишь, и до меня доберутся!» Нет! Не ужаснулись, не испугались.
В 1954 году Крым передали Украине. Жив бы был Сталин, решение могло оказаться привычным: взять да и выселить всех русских. Куда? Куда-нибудь в Сибирь. И вновь те, кого это не касается, согласились бы. Да простит мне читатель эти горькие рассуждения, но мне, коренному крымчанину, страшно: на чьи еще головы может, не дай Бог, обрушиться беспощадный удар? На москалей, «лиц кавказской национальности», евреев, украинцев?..
У нас, к сожалению, нет точной статистики, но по приблизительным оценкам только в дороге погибло до четверти депортированных крымских татар. А сколько умерло впоследствии от болезней, голода, непосильного рабского труда! Но и это еще не все!
Народы Крыма были не только депортированы, но и р е п р е с с и р о в а н ы. Под угрозой тюремного заключения им запрещалось покидать отведенные для постоянного места жительства поселки. Так продолжалось до 28 апреля 1956 года. Целых 12 лет! Сколько юношей и девушек только по этой причине не смогли получить образование, не стали художниками, артистами, инженерами, спортсменами!.. Они были обречены оставаться крепостными Страны Советов.
Борьба
Мы уже знаем, что сама депортация прошла практически без малейшего сопротивления. Едва ли можно говорить и о каких-либо акциях протеста при жизни Сталина. Народная молва, правда, из уст в уста передает рассказ о том, как 247 боевых офицеров поехали к нему на прием, да так и не вернулись. Думаю, это легенда. Первые, достаточно робкие, сугубо законные формы протеста крымскотатарского народа против своего бесправного положения относятся к периоду уже после расстрела Берии.
Начиная с 1956 года разворачивается «петиционная кампания» — сбор подписей, который объединил сотни тысяч человек. Первоначально петиции были пронизаны святой верой в то, что после смерти таких сатрапов, как Сталин и Берия, «наверху» обязательно разберутся и примут меры. До боли знакомое: «Вот приедет барин, барин нас рассудит».
В начале шестидесятых создается постоянное представительство крымских татар в Москве, которое занималось информированием общественности, средств массовой информации, правительства о проблемах своего народа. В местах спецпоселений возникают «инициативные группы содействия партии и правительству в решении национального вопроса крымскотатарского народа». Число первых «инициативников» — около пяти тысяч человек, списки официально сданы в ЦК КПСС. Некоторые петиции собирали по сто тысяч подписей, и это встревожило власти — начались репрессии. К 7 и 5 годам лишения свободы соответственно были приговорены, например, в Ташкенте Энвер Сеферов и Шевкет Абдураманов.
Следующий этап борьбы — «интеллектуальный»: крымскотатарская интеллигенция обратилась к истории своего народа. Не без изумления молодежь узнавала о том, что еще пять веков назад в Крыму существовало высшее мусульманское учебное заведение — медресе, узнавала о мощи Крымского ханства. Можно себе представить, какое впечатление на слушателей производили лекции об истории народа, — ведь официальная пропаганда твердила: нет такого народа «крымские татары», нет у него своей культуры, истории, нет традиций. Жажда исторической правды стала огромной, восстановление исторической памяти оказалось благоприятной средой для роста национального самосознания.
Логическим продолжением научно-лекционной работы стало создание Союза крымскотатарской молодежи. Это была, пожалуй, перва неформальная организация со своей программой, структурой. Были в ней отделы: исторический, финансовый, даже о с о б ы й, который занимался безопасностью членов организации, следил за тем, чтобы в нее не проникли провокаторы. В августе 1962 года был проведен первый процесс над участниками Союза. Сеит-Амзу Умеров и Марат Омеров осуждены соответственно на 3 и 4 года усиленного режима, несколько человек уволены с работы, несколько исключены из учебных заведений.
К 45-летию создания Крымской АССР впервые состоялись крупные массовые акции во всех регионах проживания крымских татар. Как следствие — волна арестов. Но борьба уже приобретает необратимый характер. В сентябре 1967 года в Ленинабад нелегально съезжаются активисты крымскотатарского движения, которое апеллирует теперь к советской интеллигенции, а через нее — к мировым средствам массовой информации.
Борьба оказалась небесплодной: тогда же, в сентябре 1967 года появляется Указ Президиума Верховного Совета СССР, который фактически реабилитирует крымскотатарский народ (Указ 1956 года всего лишь объявлял «нецелесообразным» дальнейшее содержание народа в спецпоселениях). Но, признав невиновность народа, власти и словом не обмолвились о том, что он может возвращаться к себе на родину.
С радостью и надеждой воспринимали крымские татары известия о реабилитации и в о з в р а щ е н и и н а р о д и н у чеченцев, калмыков, балкарцев, ингушей. И только для них самих путь назад был заказан. Рассказывают, что вопрос ставилс перед Хрущевым, но со свойственным ему невежеством тот рассудил не восстанавливать крымскую автономию, так как… одна татарская республика уже есть — в Казани. Вот так! Более того, стало очевидно, что теперь власти сменили тактику: народ просто лишили имени. Слова «крымский татарин» стали запретными. В паспортах, во всех документах им надлежало писать просто «татарин». Средства массовой информации стали распространять идею о том, что высланные из Крыма татары благополучно укоренились на узбекской земле, от добра добра не ищут — незачем им возвращаться в Крым. А Крым тем временем усиленно заселялся приезжими со всего Советского Союза. Помню, именно тогда, студентом автодорожного техникума, был на сельхозработах в зерносовхозе «Феодосийский» Советского района. Мы жили в домах переселенцев, они все еще пустовали. В поселке было минимум две улицы таких домов, которые прекрасно сохранились и ждали своих хозяев. Боже мой, если бы тогда власти позволили им вернуться! Скольких бед можно было бы избежать!
Увы, этого не произошло.
Поскольку Указ 1967 года нигде не публиковался, крымскотатарский народ имел все основания решить, что несправедливое обвинение с него снято и можно возвращаться. Люди хлынули в Крым. Но ни о каких переселенческих домах уже не было и речи. Покупали за свои, кровные. И здесь стало твориться такое, во что мы, живущие в Крыму русские и украинцы, поначалу не могли поверить: милиция отказывалась прописывать крымских татар, а местные Советы и нотариальные конторы — оформлять покупку домов.
Мой товарищ, работавший председателем поселкового Совета в одном из симферопольских пригородов, был уволен с работы только за то, что зарегистрировал акт купли-продажи дома и прописал гражданку Петрову (фамилия вымышленная). «Криминал» же состоял в том, что Петровой она была по мужу, а в девичестве… Аблаевой!
Людей, уже живущих в купленных домах, стали третировать, а затем милиция принялась выселять их из Крыма. Вновь прокатилась волна судов, но на сей раз по новой для крымскотатарского народа статье — «за нарушение паспортного режима».
Мне и до того доводилось слышать о ненасильственности движени крымских татар за возвращение, но после трагедии Мусы Мамута я понял, какое огромное мужество и выдержку пришлось им проявлять для этого. Муса купил дом в селе Родниковое. Власти отказались оформить сделку, а затем и вовсе посадили его на два года в тюрьму за пресловутое «нарушение паспортного режима». Условно тот же срок дали и его жене. Отсидев фактически ни за что, Муса возвращается в Родниковое, вновь покупает дом, его вновь отказываются прописать, а потом опять приходит милиция,чтобы насильно вывезти всю его семью. И вот тогда Муса обливает себя бензином и горящим факелом идет навстречу милиции. Думаю, мои соплеменники со мной согласятся: русский человек в такой ситуации скорее бы взялся за топор.
Стремясь сорвать процесс стихийного возвращения крымских татар, власти объявляют о якобы плановом их возвращении посредством оргнабора. Но за весь 1968 год было переселено всего 148 семей.
Все эти годы были поистине Клондайком для милицейских и советских чиновников, которые буквально озолотились на взятках за прописку людей, всеми правдами и, увы, неправдами стремившихся возвратиться на родину. Так как же им было не подогревать неприязнь к татарам, почва для которой была уже удобрена: людей поставили в такие условия, когда они в ы н у ж д е н ы были оспаривать друг у друга свои дома.
Много лет спустя на съезде курултая, где присутствовал в качестве гостя, ко мне подошел один из делегатов и рассказал, что вместе со своим другом Рустемом Яшлавским был в 1968 году в Марьине в моем доме. Адрес моего отца дала им мать Рустема, дружившая с отцом с детства. Не скрою, мне было приятно слышать, что в то сложное время отец принял Рустема как сына. К слову, отец Рустема, офицер Советской Армии, погиб на фронте.
В 1968 году крымскотатарское национальное движение впервые пересеклось с правозащитным, во многом благодаря генералу Григоренко. Но именно этот период, когда наконец произошел прорыв информационной блокады, и стал самым трагичным для крымскотатарского движения. Двести его активистов были осуждены, руководство практически обезглавлено. КГБ прибегло к старой, применявшейся еще царской охранкой тактике, направленной на раскол народа. Если раньше «путь в высшее общество» был закрыт для всех крымских татар без исключения, то теперь власти начали протежировать отдельным лицам. Вершиной восхождения по тернистому и не всегда праведному пути партийного функционера стало назначение Сеита Таирова секретарем Джезказганского райкома партии. Провозглашается курс на воссоздание когда-нибудь в будущем национальной автономии… непосредственно в Узбекистане.
КГБ пытается — и не всегда безуспешно — вербовать осведомителей из числа участников движения, вбить клин между правозащитным и крымскотатарским движениями, отсечь крымскотатарское движение от общедемократической борьбы. В феврале 1977 года даже было сфабриковано коллективное письмо Андрею Дмитриевичу Сахарову, подписанное крымскими татарами. Суть его ясна из одной лишь фразы: «Не вмешивайтесь в наши дела, не вредите нашему движению, дорогу в Крым мы найдем без Вас и Ваших друзей». Дезавуировать это письмо удалось только через полгода.
Теоретики от КПСС пытались формировать общественное мнение, объясняя невозможность возвращения крымскотатарского народа перенаселенностью полуострова, отсутствием средств на обустройство, враждебностью крымчан к татарам. Эти мифы разоблачали и А. Д. Сахаров, и С. А. Ковалев, и другие правозащитники.
С началом перестройки судебные процессы против крымскотатарских активистов прекратились, но понимания вопроса не прибавилось. В сущности, все оставалось по-прежнему, однако замалчивать драму уже было невозможно.
20 июня 1987 года в Москву прибывают полторы тысячи человек, которые организуют манифестацию, поддержанную москвичами. На 26-е намечается демонстрация на Красной площади, и тогда, чтобы предотвратить ее, срочно устраивается прием делегации заместителем Председателя Верховного Совета СССР Демичевым. Самым срочным образом в нее включаются доставленные из Узбекистана «представители народа», которые пытаются снять требование о возвращении на родину. Убедившись, что их обманывают в очередной раз, 120 человек все же выходят на Красную площадь с плакатами «Верните крымским татарам родину!», которые люди в штатском вырывают у них из рук. После этого делегацию приняли вторично и сообщили, что проблемой занялся лично Горбачев. В поддержку крымских татар в Президиум ВС СССР с открытыми письмами обратились Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Анатолий Приставкин, Сергей Баруздин и другие деятели культуры. Вероятно, именно они вынудили власти распространить сообщение ТАСС, где наряду с обычной клеветой на народ все же было сказано о комиссии, котора должна будет решить вопрос в комплексе. Читатели, конечно, догадались, что речь идет о пресловутой комиссии Громыко.
Очень скоро стало понятно, что не для решения проблемы она создана, страну вновь всколыхнула волна протеста. В соответствии с новыми веяниями митинги теперь делились на санкционированные и несанкционированные. Нигде, ни в одной области власти не давали разрешения на проведение митингов крымских татар. Но времена все же изменились: арестов, избиений не последовало. Практически целый год шел перманентный митинг, страна бурлила. Но сходит на нет перестройка, все более отчетливо показывают свой оскал «не желающие поступаться принципами», и 23 июня 1988 года при разгоне демонстрации власти используют дубинки и слезоточивый газ. То же самое предпринимают власти и в Ташкенте, хотя там в демонстрации участвовало двадцать тысяч человек, но чего-чего, а милиции и дубинок для борьбы с мирными людьми у нас всегда хватало.
Народ продолжал бороться как мог. Начались забастовки. Да только кто в стране, которая «бастовала» уже более 70 лет, заметит, что кто-то там не работает!
Очередной раз власти прибегают к «зубатовским методам» для раскола движения. Чаще всего для этого привлекаются люди, сломленные заключением. Еще недавно пользовавшиеся уважением народа, они призывают «опираться на структуры КПСС и не форсировать событий». Но в 1989 году Центральная инициативная группа принимает решение о возвращении на родину. Сегодня мы понимаем, сколь верным было такое решение, ибо вскоре разразилась финансовая диверсия КПСС, обесценившая наши сбережения. Счастливы те, кто, не вняв увещеваниям, возвратились в Крым — на борьбу, на самозахваты, на неизвестность. И как трудно, да что там трудно — невыносимо тем, кто не рискнул ехать туда без разрешения, потом это стало не по карману.
Если в 1988 году в Крыму было 17,5 тысяч крымских татар, то к 1 мая 1990-го их насчитывалось уже 83 116 человек. Вновь вышвырнуть народ в Узбекистан или куда-то еще было невозможно.
И тогда власти начинают массовую раздачу лучших земель под индивидуальное строительство и приусадебные участки. Казалось бы, благое дело: дать людям, стоящим в очереди на государственное жилье, построить дом на свои деньги. Но не об этом пеклись власти. Если кто-то пожелает познакомиться с владельцами фешенебельных домов, расположенных практически в городской черте Симферополя, то убедится, что их хозяева — не те, кто мыкались по общежитиям, ютились в коммуналках или снимали угол в частном секторе. Все эти дворцы принадлежат представителям «дворянского сословия» эпохи социализма: партийной, профсоюзной, советской номенклатуре, директорскому корпусу. Дачный бум взвинтил цены на стройматериалы, создал их дефицит.
Процесс же раздачи земель под застройку возвращающимся крымским татарам, как нарочно, а может, и действительно нарочно, стал неуправляемым. Емкое слово «самозахват» наиболее точно отражало суть процесса. Помню, как в Марьине люди сами делили землю на кукурузном поле, расположенном напротив дома моих родителей. Когда вырисовались контуры будущих домовладений, отец подошел к человеку, который был, по-видимому, старшим, и, показав, где проложен силовой кабель, посоветовал не размещать там участков, а лучше проложить дорогу. То ли потому, что отец говорил на крымскотатарском языке, то ли просто ему попался разумный человек, но была сделана перепланировка. Позднее видел разработанные землеустроителями планы крымскотатарских жилых массивов в Бор-Чокраке, в Ак-Мечети, а тогда шел стихийный, далеко не оптимальный процесс. Кстати, «под шум волны» немало участков на кукурузном поле прихватили и мои русские соседи, причем, поверьте, отнюдь не бездомные. То, что в мутной воде рыбку легче ловить, известно всем.
К сожалению, поселковыми, районными, городскими Советами был упущен момент организованного выделения земли тем, кто мог доказать, что был выслан именно из этого села или города. В результате люди в массе стали оседать вокруг Симферополя. Власти полностью утратили возможность влиять на процесс возвращения. Чтобы попытаться взять ситуацию под контроль, срочно создаются комитеты по делам депортированных народов, которые, будучи структурными подразделениями исполкомов, проводили в жизнь политику все той же КПСС — «разделяй и властвуй». Великолепные услови под их руководством были созданы лишь для крымскотатарской номенклатуры.
Учреждение в Москве комиссии Догуживаева стало огромным шагом вперед по сравнению с комиссией Громыко, но она уже не поспевала за событиями. Эх, ее бы решения да лет на пять раньше!
Осознав, что многолетняя война за то, чтобы не допустить возвращения в Крым крымскотатарского народа, проиграна, власти пытаются взять реванш в другом, не менее важном вопросе — о восстановлении государственности. Нужно отдать им должное, был сделан очень ловкий ход, который надолго усложнил ситуацию: КПСС выступила инициатором создания Крымской автономной республики. Идея нашла поддержку у населения, а затем и официальное признание прокоммунистического ВС Украины. Крымский областной Совет автоматически становится Верховным Советом, в котором… нет ни одного крымского татарина. Факт оказался столь вопиющим, что вскоре срочно, без всяких там всенародных выборов в состав ВС кооптируются «представители депортированных народов» — армянского, греческого, болгарского, немецкого и крымскотатарского. Иде «курортной», как ее здесь иронически называют, республики была серьезным вызовом, на который крымскотатарский народ ответил, съехавшись 29 июля 1991 года на свой курултай.
Меджлис
Делегаты избрали меджлис — высший полномочный представительный орган крымскотатарского народа, — сформулировав его задачи:
— ликвидация последствий геноцида, совершенного советским государством в отношении крымских татар, восстановление национальных и политических прав крымскотатарского народа и реализация его права на свободное национально-государственное самоопределение на своей национальной территории;
— осуществление системы мер по возвращению и обустройству крымских татар на исторической родине;
— возрождение национальной культуры;
— экономическое переустройство Крыма и радикальное улучшение его экологии.
Можно ли считать меджлис параллельной структурой власти, о чем постоянно трубили его запретители? На мой взгляд, не более, чем совет независимых профсоюзов или совет предпринимателей. А вот опасно ли требование н а ц и о н а л ь н о — т е р — р и т о р и а л ь н о г о с а м о о п р е д е л е н и я — вопрос другой, особенно если его форсировать. К руководству меджлисом — не без борьбы — пришли открытые, непримиримые, бесстрашные враги КПСС.
Полностью утратив таким образом влияние на крымскотатарское национальное движение, власти Крыма перенесли все свое внимание на комитеты по делам депортированных народов, сосредоточив там «послушных». Направляя туда все выделяемые Украиной средства, строительные материалы, они рассчитывали, что народ отвернется от меджлиса, который реальной, а точнее сказать, материальной власти не имел, а потому пойдет к комитетам, станет «кормиться с их руки» и будет управляем. Однако, вопреки этим чаяниям, в отдельных районах комитеты и меджлис начали работать рука об руку, и многие дальновидные начальники рай- и горотделов милиции нашли с его представителями общий язык. Как бы остро ни складывались обстоятельства, умели пойти на компромисс. И видимо, это был единственно безболезненный и плодотворный способ взаимоотношений, ибо нравится это кому-то или нет, но мы обречены жить рядом, поэтому надо делать все, чтобы не отравлять жизнь друг другу, не превращать Крым — наш о б щ и й дом — в коммунальную квартиру.
Увы, далеко не все еще это поняли. Власти, в общем сквозь пальцы смотревшие на самозахваты, неизвестно почему решили вдруг дать бой в местечке Красный Рай близ Алушты. 5 августа 1992 года отряд омоновцев попытался изгнать крымских татар с начавшегося самостроя. Защитники палаточного городка заняли оборону. В кульминационный момент противостояния Дилявер Тохтаров, Урал Бийчельдин и Ибраим Смаилов облили себя бензином и с факелами в руках пошли навстречу милиции, готовые повторить судьбу Мусы Мамута. Только тогда омоновцы отступили, оставив поселок в покое, но, как оказалось, ненадолго. 1 октября к уже отстроенному поселку вновь прибыла милиция — порядка шестисот человек, а также работники ближайшего совхоза. На недавно возведенные дома пустили бульдозеры. Рушились стены, как пистолетные выстрелы, хлопал ломающийся шифер… Жители поселка пытались встать на пути бульдозеров — 26 человек получили травмы, 40 были арестованы. И тогда — старо как мир — действие вот уже в который раз родило противодействие. 5 октября все подъезды к Симферополю были блокированы крымскими татарами, в то время как толпы людей пикетировали прокуратуру, требуя освободить защитников Красного Рая. 6 октября тысячи людей собрались у здания Верховного Совета. Поначалу все напоминало обычный несанкционированный митинг. Требования те же — освободить людей, наказать погромщиков. Но власти на диалог не идут, зато прибывает телеграмма поддержки от Конфедерации горских народов. Толпа всегда опасна, и в 13.00 она сметает милицейский кордон. Милиция спасается бегством. Первый ряд милицейского заграждения, к счастью, оказался невооруженным — это курсанты школы автоинспекции, второй — участковые, опрокинуты и они, многие милиционеры получают травмы, некоторые — весьма тяжелые. Ворваться в здание ВС, однако, не удается: дверь забаррикадирована. В окна летят камни. Размахивая захваченными у милиции дубинками и щитами, толпа направляется к зданию Совмина. Движение городского транспорта парализовано.
Нового столкновения удалось избежать, пожалуй, только благодаря личному вмешательству начальника УВД города полковника Бабюка, который пошел в толпу, безошибочно нашел лидеров (сказались прежние контакты по предотвращению конфликтов на самостроях) и убедил их в бессмысленности беспорядков, так как защитники Красного Рая… уже освобождены.
Приближались выборы президента. Прогнозировалась позици крымскотатарских избирателей — бойкот. Но все сложилось по-иному. При обсуждении вопроса о будущих выборах председатель ВС Крымской АССР Багров совершенно неожиданно предложил предоставить крымским татарам квоту в будущем ВС. Предложение Багрова с треском проваливается. Багрова не поддерживает никто из депутатов, а его главный соперник на предстоящих выборах Юрий Мешков — лидер Республиканского движени Крыма (РДК), словно в спектакле, поставленном умелым режиссером, берет на себя роль «злодея».
В крымскотатарской среде с удивлением и недоверием наблюдали за происходящим. Не имея привычки получать что-либо от властей, кроме неприятностей, решили добиваться квот своими силами: митингами, манифестациями. Но обычные методы уже не давали эффекта, и тогда, по примеру женщин Приднестровья (дурные примеры заразительны), люди перекрыли движение поездов на евпаторийском участке дороги.
А в ВС разыгрывалось второе действие спектакля. Вчерашний секретарь обкома КПСС «защищал» права крымских татар. Меджлис оказался перед нелегким выбором: либо придерживаться тактики бойкота, но тем самым невольно помогать Мешкову, чья недоброжелательность по отношению к крымским татарам в тот период была просто неприлична, либо взять сторону Багрова, в отношении которого меджлис еще недавно требовал возбудить уголовное дело в связи с организацией разгрома поселка Красный Рай. Зная состав избирательных комиссий, сформированных еще райкомами КПСС, наблюдая огромную работу, проводившуюся администрацией Крыма, средствами массовой информации в поддержку Багрова, трудно было удержаться от мысли, что двести тысяч голосов крымских татар, брошенные на чашу весов, позволят остановить Мешкова (из двух зол…). И крымские татары (удивительно, но факт) проголосовали все же за Багрова. Но на исход выборов это не повлияло. Победил Мешков.
Теперь настала очередь выборов в ВС. Мне довелось присутствовать на заседании курултая, где обсуждался вопрос, нужно ли вообще участвовать в этих выборах: 14 обещанных депутатских мест ничего не смогут изменить, но, приняв эту подачку, крымские татары юридически и фактически признают Верховный Совет и тем самым как бы согласятся на «курортную республику». Не скрою, я с тревогой наблюдал за происходящим. Отказ от участия в выборах неизбежно толкал курултай на изоляцию от демократических сил Крыма, замыкал движение в узконациональных рамках. К счастью, было принято решение в выборах участвовать. Выдвинули 25 человек. В соответствии с рейтингом список возглавил Рефат Чубаров. Все кандидаты принесли присягу отстаивать позицию курултая в Верховном Совете. Тогда эта процедура показалась мне нарочитой, но очень скоро мы все могли наблюдать форменный развал победившего на выборах «Блока Россия», и я невольно подумал, что правы были те члены курултая, которые настаивали на принятии клятвы. Все 14 мест получили представители, на- деленные полномочиями курултая.
Когда-то Черчилль сказал, что не бывает вечных союзников, бывают лишь вечные интересы. Прид в ВС Крыма, депутаты курултая нашли себе союзника в лице… коммунистов. Думаю, это свидетельство того, что в борьбе за восстановление попранных прав крымскотатарский народ использовал любые ненасильственные методы. Кстати, альянс с коммунистами принес свои дивиденды. Комитеты по делам депортированных народов стали фактически подотчетны меджлису. Два крымских татарина вошли в кабинет министров, причем один из них, Ильми Умеров, — член меджлиса, активный участник борьбы.
После целой серии рокировок в ВС, упразднения поста президента, отставки Председателя Президиума ВС Сергея Цекова и избрания на этот пост Евгения Супрунюка наконец произошло то, что должно было произойти: на первой же сессии ВС Рефат Чубаров, заместитель председателя меджлиса, был избран заместителем Председателя ВС Крыма. А через какое-то время решился и вопрос о легитимности меджлиса как высшего полномочного представителя интересов крымскотатарского народа.
Организованная преступность и национальный вопрос
То, что Крым волею обстоятельств оказался, быть может, одной из самых криминогенных зон на территории бывшего СССР, где организованная и подконтрольная ей «дикая» преступность достигли небывалых масштабов, не могло не затронуть и проблему возвращения и обустройства крымскотатарского народа.
К 1994 году на полуострове действовало порядка пяти крупных мафиозных образований, названия которых, фамилии и клички руководителей известны в Крыму каждому школьнику.
Крым в целом и каждый город в отдельности были поделены по территориальному и «профессиональному» признакам: та или иная группировка контролировала определенные районы и рынки услуг. Частая смена — или, точнее, видимость смены — режимов: уход Багрова — воцарение Мешкова, уход Мешкова — воцарение Цекова, падение Цекова — приход Супрунюка — реальных изменений в ход жизни практически не приносила, зато обостряла претензии стоящих за каждой новой властью преступных группировок, которые немалыми средствами подпитывали ее избирательную кампанию и считали себя вправе претендовать на «благодарность». Если политическая борьба наверху имела хоть видимость легитимности, то борьба за реальную власть на полуострове была дикой, жестокой и бескомпромиссной. Путем серии убийств ликвидирована больша часть преступной группировки «Башмаков» и группировка Дзюбы, затем начался «отстрел» тоже мощной группировки «Греки». Таким образом, раздел сфер влияния почти завершился, и теперь полуостров контролировала фактически одна группировка, которая, ко всему прочему, используя где шантаж, а где подкуп, провела своих представителей в ВС Крыма и Украины, а также в советы низших уровней.
В этой борьбе соперников на уничтожение крымска милиция, похоже, играла роль даже нельзя сказать стороннего наблюдателя, у каждого мало-мальски интересующегося политикой крымчанина сложилось четкое впечатление, что она поочередно «подыгрывала» каждой одерживающей верх группировке. Не зря, наверное, так часто сменялись высшие чины на милицейском Олимпе.
Однако, когда монополия, казалось, была установлена, выяснилось, что помимо территориального и «профессионального» существует еще и национальный принцип разделения сфер. Реальность такова, что крымскотатарские предприниматели платят дань своему, крымскотатарскому рэкету. В отличие от общеизвестных рэкетиров, которых все ненавидят и боятся, их крымскотатарские «коллеги» пытаютс предстать в облике эдаких Робин Гудов, которые не трогают бедных, а то и помогают им и у которых процент «налогообложения» на порядок ниже, чем у правящей группировки. Более того, крымскотатарские мафиози претендуют на роль защитников своих соплеменников от бытовых хулиганов и приходят на помощь там, где милиция бессильна либо не желает связываться.
Но преступники есть преступники. Трудно сказать, существует ли связь между этой группировкой и меджлисом, но для последнего она — объективная реальность: если раньше события, связанные с крымскотатарскими проблемами, развивались в меру возможности по сценарию, написанному меджлисом, то теперь они стали складываться совершенно непредсказуемо.
Многие, вероятно, помнят, что 23 июня 1995 года двое крымских татар, занимавшихся мелкой торговлей на судакском рынке, отказались платить правящей группировке. Расплата последовала незамедлительно — тут же, на глазах сотен людей они были насмерть забиты рэкетирами. Аналогичный инцидент произошел несколькими днями раньше в Симферополе.
25 июня на похороны убитых Роберта Габитова и Эвбекира Веисова в Щебетовку (Судакский район) приехало около десяти тысяч крымских татар. Трудно назвать последовавшие действия стихийными, скорее всего, это была спланированная акция возмездия. Собравшиеся разгромили ресторан «Киммерия», принадлежавший одному из местных «авторитетов», а также сожгли дом директора совхоза-завода «Коктебель» Михаила Яненко, считая и его одним из негласных «хозяев района». Был захвачен в заложники начальник феодосийского РОВД Григорий Яременко.
Чтобы предотвратить дальнейшее развитие конфликта, из Симферополя в район Судака немедленно отправились заместитель председателя меджлиса Рефат Чубаров и заместитель начальника ГУВД генерал Валерий Петухов. У села Дачное колонна легковых автомобилей, в которых участники беспорядков возвращались домой, была встречена усиленными нарядами «Беркута», которые безо всякого повода открыли огонь на поражение. Джамшид Булат и Асан Ибраимов погибли на месте, около 20 человек получили ранения. Подоспевшие Чубаров и Петухов бросились под пули и остановили дальнейшее кровопролитие.
В ночь с 25 на 26 июня состоялась встреча представителей меджлиса Мустафы Джемилева, Рефата Чубарова, Ильми Умерова, Лили Буджуровой, Надира Бекирова с правительством республики, а также представителями силовых министерств Украины. Были продуманы совместные шаги, чтобы взять ситуацию под контроль. А меджлис, со своей стороны, в выпущенном тогда же меморандуме заявил о решимости защищать от бандитов жителей Крыма, независимо от национальности, и потребовал от высших органов власти Украины принятия незамедлительных мер по обезвреживанию бандитов и обеспечению личной безопасности и сохранности имущества каждого крымчанина.
У населения резкий отпор, оказанный крымскими татарами мафии, в общем вызвал сочувствие, так как в Крыму мало кто не испытал на себе последствий деятельности преступных групп. Прежде всего это сказывается на ценах — самых высоких из всех районов Украины. В то же время реакция подавляющего большинства политических партий, трактовка событий в ведущих газетах, по местному радио и телевидению, к сожалению, способствовала разжиганию антитатарских настроений, что и неудивительно: с одной стороны, скоропалительная, необдуманная, хоть и понятная, реакция на беспорядки, с другой — порой кажется, что в Крыму все меньше остается неподконтрольных преступной группировке средств массовой информации.
По горячим следам с негативной и, к великому сожалению, национально окрашенной оценкой событий выступили и некоторые демократические журналисты. В знак протеста Лил Буджурова демонстративно отказалась сотрудничать с союзом независимых журналистов и вышла из состава участников острой и популярной в Крыму телепередачи «Встреча с прессой», где играла одну из ключевых ролей.
Словом, было сделано немало, чтобы разобщить демократические силы полуострова по национальному принципу, и, надо признать, в какой-то мере это, увы, удалось.
События в Щебетовке, не раз показанные по телевидению, снова отпугнули курортников, что, естественно, не способствовало повышению настроения жителей курортной зоны и росту их симпатий к крымским татарам. Боюсь, на этом дело не кончится, если и власти Крыма, и лидеры крымскотатарского народа, и члены политических партий любых ориентаций не усвоят простую истину: разжечь межнациональный пожар легко, погасить невероятно трудно. И сиюминутная выгода от подобных действий не идет ни в какое сравнение с моральным ущербом, который наносит обществу межнациональная вражда, с тяжкими экономическими ее последствиями, я уж не говорю о человеческих жертвах, которые она влечет. За примерами сегодня, увы, далеко ходить не приходится.
Получит ли крымскотатарский народ
желанную государственность?
Если учесть существующую демографическую ситуацию, когда рождаемость среди славянского населения резко падает, смертность ее намного превышает, а в средней крымскотатарской семье норма — трое-четверо детей, когда прекратилось пополнение населения Крыма за счет многотысячной армии военных пенсионеров, то вопрос этот может встать уже в первой четверти XXI века.
Однако у этой медали, как и у любой другой, есть оборотная сторона: опасность национализма. Иным лидерам крымскотатарского движения пора понять, что не об узконациональных интересах, а об интересах всех крымчан должна болеть их душа. Все мы помним, с каким легким сердцем былые крымские руководители давали согласие на строительство в Крыму заводов двуокиси титана, бромного, атомной электростанции, а сами благополучно отбывали в Киев или Москву на постоянное жительство. Ни дл Мустафы Джемилева, ни для другого неведомого нам пока, но вероятного лидера Крыма нет другой земли, кроме этой. И следовательно, о ее будущем следует радеть им уже сейчас.
Сегодня крымскотатарский народ определился в своей ориентации на создание автономной республики в составе Украины. Причин тому много, в частности и та, что пока из всех республик бывшего СССР только Украина оказывает ему пусть крайне недостаточную, но хоть какую-то помощь. Ведущие демократические партии Украины признают право крымскотатарского народа на восстановление утраченной государственности.
Однако очень важно, чтобы крымскотатарский народ, насчитывающий на полуострове уже более двухсот тысяч человек, ни в коем случае не стал разменной картой в дипломатических и прочих играх вокруг Крыма. Что же касается помощи, то кто-то скажет: кому же и помогать Крыму, как не Украине, раз это ее территория! Верно. Но я, коренной крымчанин и р у с с к и й, считаю, что и Россия, признавшая себя правопреемницей СССР, должна бы тоже платить по векселям. Крымскотатарскому народу ох как нужна нынче помощь! Десятки тысяч людей живут в недостроенных домах, в шатких сараях. Инфляция уничтожила сбережения, а баснословные транспортные расходы сделали невозможным перевоз из Узбекистана даже самого необходимого скарба. Тяжкие же материальные услови — тоже питательная среда для национальных обид. А помимо прочего, помощь России носила бы и тот высоконравственный характер, каким отличалась искренняя и бескорыстная защита интересов крымских татар Андреем Дмитриевичем Сахаровым.
В моем родном Марьине есть дом, на фасаде которого написана строка из Корана. За то, чтобы сбылось заключенное в ней благое пожелание, сегодн молятся в Крыму и магометане, и христиане, и иудеи, и караимы. Молюсь об этом и я: «Мир нашему дому!»