Опубликовано в журнале День и ночь, номер 3, 2018
Прощание с Красноярском
Д. С.
1.
Не провожай.
На вокзале
времени курки взведены.
Тридцать минут остаётся, двадцать…
У неподвижной ещё стены
поезда
не надышаться.
Не наговориться… и нежности всплеск,
анекдот некстати да маята одна!
Вдаль поглазеем, как волки — в лес,
но попытка к бегству пресечена
будет в четырнадцать двадцать две
по Москве.
2.
Не провожай.
Ночью весенней
простимся на берегу Енисея.
Ночью у неба библейский размах.
Ветра восточного льдистое жжение.
Набережная пуста…
Громада моста
держится на золотистых гвоздях,
дрожащих от напряжения.
Заживают ли раны от острых огней —
эту тайну уносит с собой Енисей,
словно мученик, снятый с креста.
3.
Я вернусь!
Назревает восход…
Это знак —
в предрассветном тумане Такмак
поднимает гранитную длань, велит
перейти на восточный берег, в тайгу —
за разгадкою тайны? В кедровый скит?
Противиться не могу.
Я — железная стружка промышленных зон,
намагничена силой Сибири. Да,
будоражит меня притяжения звон,
проникающий в города
из таких заповедных, седых широт,
что тоска берёт…
Вот настроила нерв, навострила слух
на волну глагола сибирских рек,
и от жажды голос отрывист, сух,
и в гортани русский язык распух,
ловит, ловит летящий снег…
О! Всего лишь один чистоты глоток!
Но не вся ещё выбита пыль дорог…
Я вернусь… Енисей перейду…
Удаляясь на запад в плацкартном чаду —
начинаю путь на восток.
* * *
Мы с тобой под скалою отвесной,
полнолунием бредит вода…
я с утра не найду это место,
я его не найду никогда.
Виноватая краска румянца
зацветает на скулах скалы,
словно мир меня бросил скитаться
безвозвратною каплей смолы.
И не древа родного, ни дома,
только встречные слепят огни,
да за мною следят невесомо
облаков ледяные ступни.
Я — ничейный! С дорогою только
крепко связан… Я перекати
поле, город… И сладко и горько
одному… Дорогая, прости!
А чего ты ждала, неизвестно,
хмель бродяжничества пригубя?
Я не стану искать наше место,
но, прости… не забуду тебя.
* * *
У мольберта — маюсь,
кисточку нервно грызу,
растворителя гадостный привкус
усиливает досаду:
зарубила этюд!
Я — мясник.
Руки по локоть в ультрамарине, —
в крови
благородной моей
живописи.
…а всё так хорошо начиналось!
И вот — корявые тюбики судорожно
цепляются за
край мифической плоской Земли —
палитры.
Поздно!
Доказано:
Земля — круглая,
реальность — в 3Д-формате,
и везде — обалденная графика,
а живопись — миф!
Живопись — пережиток, архаика, древность,
прореха на миропорядке,
свищ вопиющий, просвет
куда-то в забытую,
первобытную душу,
в самую ультрамариновую глубину…
О! Тот, кто слезой озарения
мёртвую краску хоть раз оживить не пытался —
ничего не знает о муках творчества…
* * *
У ночи в поводу
идёт колючий снег,
идёт, идёт по льду
какой-то человек.
Торопится — куда?
вдали — ни огонька,
угрюмая вода
как никогда близка.
Он снегом весь оброс,
сугробы на горбе,
он скрючен, как вопрос
о жизни и судьбе.
Неясен, как ответ
гаданья на бобах…
Через плечо нет-нет
глядит, глотая страх:
кто там — по льду, по льду,
идёт за ним, за ним,
у ночи в поводу,
как смерть, неотвратим?
* * *
Если ты пойдёшь за мной по лыжне,
уплотняя нетронутый снег вдвойне,
если ты прорвёшься в мою страну, —
заповедно-хвойную глубину,
прежним
я тебя не верну.
Непреклонен сосен седой конвой,
далеко разносится волчий вой
на морозе… аж в кишках горячо!
Тронет лапой ельничек за плечо:
— Ты — живой?
— Живой.
И к железной кружке
пристынет губа,
всё равно, что к Сибири —
твоя судьба.
Будем пить из одной,— иван-чай, чабрец,
всей хандре — конец,
перекурам сорок пять раз на дню…
У меня всё просто — тропи лыжню!
А под вечер — снегом лицо умой,
и, как в детстве, падай на снег спиной.
В золотое небо гляди, гляди,
и маши руками — лети, лети…
Мы уйдём, останутся ждать пургу
отпечатки ангелов на снегу.
* * *
Час в ожидании поезда
люди глядят на табло.
Сгрудились. Головы подняли,
будто бы шеи свело.
Все оторвались от гаджетов,
всем целый час не идёт!
Лица и личики… Надо же,
а симпатичный народ!
Ни эсемесят, ни лайкают,
прочь — из Контактных страниц!
Юноши, девушки славные, —
сколько же трепетных лиц!
Переживают, тревожатся,
данной минутой живя.
Чья-то помятая рожица
встряла, зевоту давя.
Ждут! А могли догадаться бы, —
чуда, не поезда ждут!
Поезд пройдёт мимо станции —
все
друг на друга
взглянут!