(Суурэн Ытэрэр)
Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2018
Пролог
Течение реки подхватило резиновую надувную лодку и, немного покрутив её на вьюне водоворота, понесло в наступающую темноту.
Моргающий огонёк горящего барака, его дробное, оранжево вихляющееся отражение в чёрных водах реки тянули на себя взгляд Сергея, усиливая черноту ночи и сужая окружающее пространство до размеров точки.
Уносимый незримым потоком в темноту ночи, он долго смотрел в сторону старого посёлка, всё ещё не веря, что наступил конец всему этому кошмару и что он жив-здоров, что впереди ещё много дел и лет, пусть трудных, но уже не опасных, не отдающих грязью и мертвечиной, и что жить он будет долго и, если сильно постарается в ближайшем будущем, счастливо.
Откинувшись на холодный, тугой баллон борта лодки, Сергей перевёл взгляд на горы, окружающие долину реки. Их строгие, почти альпийские профили, еле видные на фоне сгущающегося фиолета ночного неба, за прошедший день покрылись свежевыпавшим, первым в этом году снегом, как будто поседели.
Поседели, увидев со своей высоты все те события, которые разворачивались в этой тихой, по-домашнему уютной долине, где нет ни болот, ни буреломов, а вокруг чистая, светлая тайга и бежит весёлая, прозрачная до последнего камушка река.
Красивейшее место…
I.
Машина остановилась на развилке.
— Всё, парень, дальше ты пешком. Может, передумаешь? Почти сто километров тебе идти. Хоть и по дороге, но заброшено всё там. И два брода впереди: дождь пойдёт — не перейдёшь речки. Одному в тайге, сам понимаешь. Мало ли что… — водитель говорил это, облокотившись о крыло автомобиля, встревоженно глядя на пассажира. Он только сейчас понял, что его попутчик, этот смешливый мужчина, которого он подхватил в посёлке Эльдикан, всю дорогу развлекавший его анекдотами и байками из жизни геологов и туристов, вовсе не шутил, говоря о том, что ему надо на заброшенный прииск. Мол, там прошло его детство и юность, и он давно мечтал побывать на родном пепелище: вспомнить, поклониться, помянуть…
— Мало ли что, мало ли что… Николай! Не дети ведь давным-давно! Да и местный я. Что со мной может статься?..— попутчик говорил это, нагнувшись над рюкзаком и не спеша развязывая его горловину.— А может… Может, по рюмахе намахнём на дорожку-то, а? — спросил он, поднимая голову.
— Ты для себя побереги водку-то. Месяц, наверное, ходить тут будешь? А впрочем, гаишников тут нет. Можно и намахнуть… — Николай довольно улыбнулся.
— Славно! А вот и она, родимая! — попутчик потряс в воздухе фляжкой, которую быстро извлёк из черноты распахнутой горловины рюкзака как фокусник.
Расстелив на капоте машины замызганное, когда-то белое вафельное полотенце, водитель положил на него кусок заветренного, всего в хлебных крошках желтоватого сала, обломанную краюху хлеба и пару луковиц. Достав нож, нарезал сало и хлеб большими кусками, а луковицы очистил и положил целыми. Затем, собрав хлебные крошки и шелуху от луковиц в ладонь, высыпал их на обочину дороги.
— Лесным всяким человечкам, может, кто и найдёт. Мышки всякие… — отряхнул ладони и, взяв протянутую ему фляжку, вопросительно посмотрел на попутчика.— На дорожку, значит? Ну, давай, удачи тебе, Сергей! — сказал и, запрокинув голову, сделал два больших глотка.
Сергей, так звали попутчика, с любопытством смотрел на водителя, после того как тот, аккуратно поставив фляжку на капот и не закусывая, закурил сигарету, которую, не торопясь, достал из помятой пачки.
— Николай! Это же чистый спирт! Однако, силён… — Сергей удовлетворённо кивнул головой и потянулся к фляжке.
По-первому разговор как-то не клеился. То ли сказывалась дорога — без малого двести километров оттряслись по ней, то ли спирт ещё не начал свою работу.
Немного погодя они ещё раз приложились к фляжке. Лица у обоих порозовели, глаза заискрились. Вот и воротники курток уже расстегнули — тепло от алкоголя просилось наружу.
— Ты там, Сергей, вообще-то, долго планируешь? — очищая сало от желтизны, спросил Николай.
— Планирую что? — пытавшийся разжевать кусок сала, Сергей прищурил глаза.
— Ну, на прииске быть? Это тебе туда пяток дней топать, а там… Там-то сколько планируешь? И обратно ещё пять, ну, с устатку набросим ещё пару дней,— семь. Это я к чему? Могу и встретить здесь, если хочешь. Всё равно груз ждать в посёлке, а я сюда приеду, подождать могу — вон там рыбалка хорошая. А заночую в палатке, мы тут с мужиками бывало… — Николай хмыкнул и кивнул в сторону кустов, за которыми булькала маленькая, метров в десять шириной, речка.
— Ну ты точно всё рассчитал! Туда-сюда я так и планировал. А там… Дней пять побуду. Ну неделю, может быть… — немного подумав, ответил Сергей.
— Вот как! Целую неделю?! Да что же там делать-то будешь?! Ничего ведь не осталось, ни-че-го! — водитель удивлённо распахнул глаза.— Не вру! Один барак старый-престарый стоит, на бугре. Там ещё контора геологоразведки была, крыша больно приметная — синей краской её умники геологические покрасили. Издали было видно. Кстати, там можешь жить, правда, окон нет, пол весь разобрали, но уголок сухой найти можно. Там кельдымов всяких — тьма… — уже по-деловому советовал Николай.
«Кельдымами» он назвал маленькие, зачастую, тёмные комнатушки, которыми изобиловали разного рода бараки, построенные специально под всевозможные конторы прииска.
— А народ часто там бывает? Ну, охотники там, рыбаки? Старатели туда заходили? Мне говорили, что они все старые посёлки своими гидромониторами смывают «в ноль» — золото важнее, а дома сначала сжигают или разбирают. Правда? — спросил Сергей.
— Народ… Туда? Хе! — Николай прищурился и внимательно посмотрел на Сергея.— У кого машины есть… Таких у нас мало осталось. Да и едут они в другие места — рыбы и зверя везде много, а пешком на прииск… Пешком туда — себе дороже.
— Что значит «дороже»? Тяжело или долго?
— Плохо там. И туда плохо — дорога узкая, тайгой всё заросло, особенно после перевала, а уж там… Там совсем никуда не годится.— Николай вздохнул и закурил.
— Не понял. Что там плохо? Посёлок-то нормально стоял, болот нет, тайга чистая, река рядом, горы вокруг. Красивейшее место… — недоумение Сергея было явным и неподдельным.
— Да всё там плохо! Домов нет — развалины одни и кучи мусора с шифером вместо них, заросло всё тайгой и травой, ямы всякие кругом, шурфы брошенные — не ровён час, шею сломаешь. Пропастина, а не место! Вертепы! А уж когда там геолог пропал… — Николай сплюнул и потянулся к фляжке.
— Та-а-а-к…— протянул Сергей.— Ничего себе! А подробнее можно?
— Да я и сам толком ничего не знаю. Говорили, что ушёл туда, на прииск, зачем-то. То ли золото искать пошёл, то ли что ещё… А может, так же, как тебя… тьфу-тьфу, на родину потянуло взглянуть. Сам-то он из посёлка был. Зародний его фамилия, ещё главным геологом там был. Может, помнишь?..— Николай говорил это как-то странно — скороговоркой, избегая взгляда собеседника.
Сергей сразу же вспомнил того, о ком сейчас шла речь. Рудольф Владимирович Зародний. Высокий, немного сутулый, приятной наружности, седой мужчина. Они, семья Зародних, жили в соседнем с ними коттедже, а сам глава работал геологом в управлении прииска. Сергей прекрасно помнил всю эту семью, а с его, Зароднего, дочкой Ириной, учился в школе. Она была на год младше его, прекрасно пела, да и вообще, была очень недурна собой. Он даже приударил за ней в десятом классе, но получил полную отставку…
— Стоп, стоп! Так ведь уехали они из посёлка! Раньше нашей семьи уехали, когда всё разваливаться стало! Ничего не понимаю! Он-то как опять здесь оказался? — Сергей закурил, возбуждённо вышагивая около машины.
— Э-э! Ничего-то ты не знаешь! Когда плохо всё стало, когда стали нас закрывать эти суки ельцинские, многие вернулись с материка. Сильно в этих местах золотодобыча самопальная, артельная, полыхнула. Мужики толковые, те, кто кумекал в этом деле, стали собирать всех, кто не сдох от водки, в кучки. Начали оформляться кое-как в артели, участки брать для добычи. А кто поумнее — те позвали сюда зубров, типа Зароднего. У того в голове все планы и всякие карты маркшейдерские кишмя кишели. Денег-то ему хорошо положили в артели, вот он и приехал. Один был, семья осталась то ли в Пензе, то ли в Томске… — Николай вопросительно посмотрел на Сергея и, увидев его кивок, опять потянулся к фляжке.
— В Омске. Я говорю, что в Омске семья его живёт.— Сергей поправил рассказчика.
— Ага, в Омске значит. Ну, так вот, артель стояла в Солнечном, там и контора их была, и склады, и технику они там ремонтировали. Но мыли золото в районе прииска — зимой заползали по зимнику, старые дома разбирали и бараки на участках строили, вскрышу пород делали. А Зародний главным геологом у них был — точно показывал, куда и где, чем и как. Да так точно, что первыми они стали по добыче золота, и слухи о Зароднем-то и поползли. Мол, классный спец есть в артели, фартовый дядька. Молодого якута-геолога из Якутска ему прислали для обучения, но тому он ничего не показал, ничего не раскрыл — говорил, что глупый пацан был. Расфуфыренный, но глупый. Сопляк современный уехал, как приехал… Якутские начальники после этого на геолога сильно обиделись. Говорил тот, что все карты и схемы у него в голове, что сам лично всегда ходил и ходить будет, и разведку, говорил, тоже сам проводить намерен. И что старых карт у него сроду не было. Может, и не врал…— Николай курил и, говоря это, внимательно рассматривал ногти на пальцах, что держали сигарету.
— А как пропал-то? Искали? И давно это было? — Сергей был само внимание, слушал не перебивая, хотя вопросов в голове крутилось множество.
— Давно… Почти четыре месяца, как исчез. Ну, в аккурат май был, как сейчас помню. Его мой напарник Димон вон до той скалы довёз. Выпили они ещё… — рассказчик как-то встрепенулся и ошалело посмотрел на Сергея.— Вот, э-э-э, как сейчас мы с тобой…
— Ладно, ладно! Не каркай… — Сергею почему-то было трудно произнести эти слова ровным голосом…
— Ага, ну, он и пошёл, геолог-то. Ещё машина вот досюда не доехала, а он уже за поворотом скрылся — быстро так пошёл… Не вру! Он рукой Димону помахал перед скалой. Вот так помахал… — Николай резко дёрнул рукой вверх, показывая этот жест прощания.
— Ну, ну… — торопил рассказчика Сергей.
— Что «ну»? Его не сразу хватились — он и раньше на месяц один спокойно уходил, на разведки всякие там, пробно мыл, потом те участки его артель арендовала, или карты рисовал, чёрт его поймёт. Дорисовался… А потом Димона затаскали менты, когда геолог-то пропал. Шесть раз допрашивали, что да как, было ли оружие у геолога, как ехали, что говорили, как прощались… Еле отбился наш Димон — шили мокруху, по всему… А геолога там искали и вертушка там летала — глухо. Месяц, как прекратили. С тех пор Димон никого и никуда не подвозит. «Ссыть» ещё раз влететь вот так, по-дурному. Да, а у тебя ствол-то хоть есть? — Николай в упор, не мигая, смотрел на Сергея.
— Да, помпа двенадцатого калибра, четырёхзарядная. Картечь и пули почти бетонобойные — Дуплекс. А что?.. — Сергею не понравился этот вопрос.
— А что не видать-то? Вроде и мешок у тебя небольшой, смотрю.
— Короткий ствол, да и пополам разобранный. А что? — снова переспросил Сергей.
— И славно! Я, грешным делом, подумал, что у тебя нет ничего. Нечего там делать без ствола-то. И посматривай там, головой крути на все триста шестьдесят градусов и уши разуй… — Николай вплотную приблизился к Сергею и напряжённо говорил ему это почти в лицо, обдавая острым запахом перегара, лука и табака.
— Где это «там»? — Сергею уже совсем не нравился тон водителя.
— Где… — Николай помолчал и, как-то разом обмякнув, добавил: — Где, где… В тайге.
А потом, что-то пробормотав, он решительно повернулся к Сергею и сказал странную фразу, после которой разговор он посчитал законченным и начал прощаться.
— Сергей! Ведь карта у тебя есть? Не, не доставай! — Николай махнул рукой.— Место это, где Зароднего искали, на карте есть — чуть выше ручья Баатыло, километров пять будет. Дорога ещё там поворачивать начнёт петлёй такой. Ручей-то крошечный, но распадок его глубокий, как ущелье. Справа впадает в реку — как раз тебе по ходу. Это Суурэн-Ытэрэр. На русский переводится это… Э-э-э… сейчас-сейчас… Во! Ручей Лающей собаки. Точно: лающей. Лает там кто-то, говорят. И что характерно: зимой не лает, а летом слышно. Эвены говорили про какие-то камни большие, но что — не припомню. Реально, не вру! Но, сдаётся мне, что Зародний там не пропал. Он оттуда не вернулся…
Дальнейшие расспросы были бесполезны.
II.
Шёл пятый день его пути к старому прииску.
Перед расставанием, которое немного затянулось благодаря спирту, Сергей, к его величайшей досаде, не сумел привести в чувство Николая. Чрезмерное возлияние свалило водителя. Затащив его в кабину, Сергей подложил под спину и бок бесчувственного тела засаленную куртку, которую нашёл под сиденьем авто, а затем написал записку, которую укрепил на лобовом стекле, прижав солнцезащитным козырьком. В этой записке он указал время своего прихода на развилку и повторил просьбу о встрече.
А затем с нелёгким сердцем, ругая себя за то, что позволил Николаю напиться, двинулся в путь.
Уже пройдя метров триста, Сергей поравнялся со скалой и оглянулся.
Оглянулся и вздрогнул от неожиданности.
У машины виднелась фигурка человека. Это был Николай. Он стоял и молча смотрел вслед ему, Сергею.
Фигурка резко выкинула руку вверх, как бы в прощальном приветствии. Хлопнула дверь, взревел мотор, и машина, резко взяв с места, исчезла за поворотом. Ещё некоторое время было слышно неравномерное, на подъёмах и спусках невидимой отсюда трассы, моторное жужжание, но вскоре и оно растворилось в звуках тайги.
Сняв рюкзак, Сергей подтащил его к скале, достал вещи и принялся переодеваться.
Его походная одежда многое могла рассказать о хозяине. Внешняя потрёпанность широкой куртки-анорака и штанов, похожих на галифе, была кажущейся. Материал, из которого эту одежду сшили, имел огромный запас прочности и поэтому при долгой эксплуатации терял только внешний лоск, но не толщину или крепость швов. Всё в ней было продумано до мелочей. Никаких тебе накладных карманов и красотулек типа погон; полное отсутствие снаружи замков и пуговиц — упрятаны под специальные накладки. Даже брюки, казалось бы, что можно здесь ещё такого придумать, имели специальные резинки на штанинах выше колен, не позволяющие им, этим штанинам, сползать вниз при ходьбе. Цвет одежды был серо-зелёный, и Сергей, облачившись в это потёртое великолепие, исчез, как растворился на фоне скалы, около которой временно расположился.
Закончив с переодеванием, взглянул на небо, оценивая перспективы появления дождя. Серые тучи закрыли весь горизонт, но воды в себе, которая была бы сейчас некстати, не несли. По поводу сохранности вещей и иных предметов, которые находились в рюкзаке, он не переживал. Дело в том, что в рюкзак был вставлен вкладыш. Герметичный и очень лёгкий, он давал стопроцентную гарантию защиты от воды всего, что было в нём размещено. В любой ситуации. А при попадании в воду целиком, на этом рюкзаке можно было даже плыть, как на накачанной камере от автомобиля, не дай Бог, конечно. Но такой способ переправы Сергей уже применял в прошлом году. Некомфортно было, и даже очень напряжённо, но надёжно и с крепкой гарантией.
Следующим этапом подготовки к движению была сборка оружия. Это Сергей сделал быстро, почти не глядя на предмет сборки. Первое движение быстрое — ствол в ствольной коробке, второе ещё быстрее — закреплён стопор, третье, как пальцы забегали — патрон за патроном, патрон за патроном в магазин.
Собирая ствол, поймал себя на мысли, что всё время, пока находится здесь, он оглядывается по сторонам…
Наконец всё было приведено в готовность: одет, оружие закреплено сбоку рюкзака, рюкзак стоит около ног. Достав карту, Сергей ещё раз, сам не зная почему, просмотрел предстоящий маршрут. Его взгляд, уколовшись о чёрную точку развилки трассы, заспешил по коричневой линии старой дороги, изредка перепрыгивая через синие жилки ручьёв, которые её пересекали, останавливаясь только перед красно-коричневым нагромождением горизонталей, обозначавшим спуски или подъёмы, и иногда подползая, как бы осматриваясь, к треугольникам, изображениями которых маркировались вершины гор, стоящие вдоль дороги.
Лишь в одном месте, почти у самого прииска, неутомимый в своём движении, взгляд остановился как вкопанный. Его прыть не смогла преодолеть коричневую темноту обозначения некоего узкого пространства в рельефе — распадка с высокими, почти вертикальными стенами. Синяя жилка ручья вырывалась из этой темноты прерывистым пунктиром пересыхающего потока. Суурэн-Ытэрэр.
И сразу же явственно, как только что произнесённое, Сергей услышал: «На русский переводится это… Э-э-э… сейчас-сейчас… Во! Ручей Лающей собаки, но, сдаётся мне, что Завгородний там не пропал. Он оттуда не вернулся…»
Вздохнув, он упаковал карту, ещё раз осмотрел снаряжение и, натужно подняв рюкзак на плечи, принялся подгонять его подвеску. Наконец, затянув всё, что полагалось затянуть, и ослабив всё, что было необходимо ослабить, Сергей постоял, выравнивая дыхание. Затем, попрыгав несколько раз на месте и покачавшись из стороны в сторону, он начал движение к синей параболе первого перевала, который виднелся километрах в пяти. За этим перевалом начинались разноцветные, чёрно-жёлтые горы хребта Селлях.
Дорога приветствовала его первые шаги хрустом гальки под ногами и шелестом раскачиваемого ветерком тальника, зелёной стеной стоящего вдоль обочины.
Сергей почти всю дорогу, благо путь был несложный, обдумывал странное поведение водителя, пытаясь привести различные аргументы и строя догадки, но ни к чему конкретному так и не пришёл.
А дорога, если так можно назвать то направление, по которому двигался путник, баловала. Промытые многочисленными ручьями ямы и канавы, которыми изобиловало серое, измождённое, давно не знавшее скальпеля дорожных ремонтных машин тело старой дороги, легко обходились. Ни о каких завалах упавших деревьев и речи не было — тоненькие стволы придорожного тальника не могли создать ничего подобного, а редкие лиственницы, что упали, подмытые потоками воды или времени, переступались сходу.
Просматривался путь далеко вперёд, что позволяло идущему чётко планировать темп и характер своего движения. Если впереди был подъём в гору, а это, как правило, были так называемые «тягуны» — длинные, равномерные повышения высоты склонов гор, то движение немного замедлялось, если спуски — темп оставался прежним.
Роль единственного минуса, который сводил на нет всю ту лёгкость, с которой Сергей каждое утро начинал свой путь, играло солнце. Его мягкий, слегка розоватый из-за прозрачных туманов свет, осторожно будивший путника утром, к обеду становился ожесточённо-злым демоном. Лучи солнца, ласкавшие в дуэте с прохладным ветерком лицо утром, помогая бодрости занять место уходящего сна, к обеду резали, нет, полосовали это лицо острой бритвой. А к ночи снова, сменив буйство характера на кротость, становились ласковыми, обманывая.
По сути, ночей-то как таковых и не было. Было два-три часа ослепительной темноты, которая разом, безо всякого там красочного перехода, называемого рассветом, становилась светло-розовой мглой. Солнце выпрыгивало из-за сопок стремительно, будто желая посмотреть, а всё ли у него, Сергея, в порядке. Следующим, кто присоединялся к пляске его лучей, был лёгкий ветерок… Ну а дальше всё шло по известному уже сценарию.
Одиночество путешествия не тяготило Сергея. Скорее, наоборот, в его душе поселилась тихая и неосознанная радость от того, что впереди было ещё много дней, на протяжении которых общения с себе подобными у него не будет.
— Даже если очень, фьють-фьють, сильно захочу! — он буквально пропел эту фразу, давая выход, переполнившему его душу восторгу.
Осознанное одиночество было подкреплено полным отсутствием какой-либо живности на всём участке пути, который он успел пройти, а это совсем не мало — почти девяносто километров дремучих гор и тайги по старой-престарой, двадцать лет как брошенной дороге, нет, скорее тропе. Лишь однажды, где-то далеко внизу, у ручья посыпались камни. Но это мог быть самопроизвольный сход грунта, который часто бывает у подмытых берегов ручьёв и рек.
Впрочем, живность всё же была — комарики. Мелкие, рыжие комарики. Эти странные существа появлялись вблизи водоёмов любого происхождения: ручьёв, речек, луж или болотных бочажков. Почему он окрестил их странными?
Дело в том, что комариная братия других мест, в которых ему приходилось бывать до этого — в Саянах ли, в Забайкалье, в Амурской области или ещё чёрт знает где,— вела себя предсказуемо, можно даже сказать, по-джентельменски: долго кружила вокруг жертвы, пела ей всяческие песенки и только потом, солидно усевшись на кожу, начинала своё гнусное дело — жалила. Эта же рыжая сволочная мелочь, ничем подобным себя не утруждала. Появившись около путника, она сразу же атаковала. Молча, как ночные убийцы-ниндзя. Молниеносно и все сразу…
Он столкнулся с проблемой «ниндзя» в первый же день своего путешествия, когда решил остановиться на ночёвку в низине, там, где дорогу пересекал ручеёк.
Ночью сна не было — была битва с ночными гостями. И, едва дождавшись розовой утренней мглы, Сергей, весь опухший от комариных укусов и втёртого в себя репеллента, позорно покинул поле боя, бросив на нём пустой тюбик из-под антикомариной мази.
С той ночи он стал останавливаться на ночлег только на высоких местах дороги, отдалённых от всяческих там низин и благодатных, манящих к себе уютом ночлега полянок. Воду для приготовления ужина и завтрака он предварительно набирал в пластиковую бутылку.
Итак, дело продвигалось — шёл пятый день, и как он надеялся, последний день пути к старому прииску.
Впереди его ждала вторая, самая широкая и полноводная река, из тех двух, о которых предупреждал Николай. Но Сергей, увидев вдали многочисленные серые поля кос и отмелей речки, не волновался. Опасения водителя по поводу сложностей переправ не подтвердились. Первая река была хоть и полноводной, но глубину её потока, к счастью путника, украли многочисленные рукава русла, на которых этот поток дробился мельчая.
Сергей перешёл эту первую водную преграду, даже не набрав воды в ботинки — перескакивая с камня на камень, а потом, поднимая тучи брызг, в два прыжка проскочив мелководье.
И теперь стоя на берегу второй реки, он придирчивым взглядом оценивал предстоящий водный путь.
«М-да… Ну здесь халява, чтобы не замочившись, по-сухому перейти, не пролезет. По колено перейти бы получилось… Итак, смотрим-запоминаем. По первому перекату наискосок вверх по течению, вон до той коряги на островке. Остров длинный — по нему иду… По нему иду вниз по течению до синего камня, а оттуда…— рассуждения по нитке перехода Сергей повторил несколько раз, запоминая путь.— Ну вроде бы всё… Не совсем понятно, правда, что там за скалы за поворотом. И что это за звук такой… Шух-шух-шух… Но скалы… До них далеко, однако потом посмотрю, что за шум…» — расстегнув поясной ремень рюкзака и ослабив его лямки, он вошёл в воду.
Вошёл, забыв вырубить шест для страховки при переправе…
III.
Его сбило с ног уже на выходе из потока — у самого берега.
Как-то разом, не успев ничего понять, он оказался под водой.
Раскрытые глаза фиксировали разноцветное мелькание дна — его пронесло над мелководьем с огромной скоростью, и теперь, несмотря на все свои лихорадочные попытки, он уже не мог достать дна.
В этом месте река, сбросив с себя паутину рукавов, собралась с силами и одним руслом устремилась в сторону огромных скал, на которые наваливалась всем потоком, образуя огромный, в два метра, водяной горб. Навалившись, вода замирала, а затем с утробным урчанием ныряла под гигантский, высотой в несколько метров залом из деревьев, который гудел от такого напора, хлопая длинными, измочаленными бешеным натиском воды, стволами деревьев по стремнине.
Вынырнув из потока, Сергей увидел, что его несёт в сторону скал…
Рюкзак снять… быстро! Ещё быстрее! Всё — теперь на него! Оглядеться! Ёп!!! Сергей увидел залом. Так, метров семьдесят. Это нормально! Перед скалами не успеть — за них должно нести уже левым берегом. К левому!!! За лямку, за лямку взять! Толчок! Ещё…— борьба началась серьёзная, потому что впереди…
Впереди была смерть.
Сергей толкал рюкзак впереди себя, затем, подныривая под него, рвал его массу на себя и снова подныривал, для толчка.
Толчок, под него, рывок! Сергей успокоился. Его дыхание, сбитое испугом неожиданного падения, «встало в позицию» активного противодействия смертельной опасности. Борьба с потоком была пловцу привычной, ведь опыта в таком тяжёлом труде он имел достаточно. За его спиной были сплавы почти по сорока рекам, и далеко не все эти сплавы были победными…
Со стороны его движение в потоке казалось смешным барахтаньем, но эффективность этого «барахтанья» была очевидной — пловец медленно, но верно уходил из-под пристального взгляда смерти…
Серый хаос залома, весь покрытый прилипшими к нему лоскутами мха и пожухлыми пучками травы, постепенно отодвигался влево, но отодвинувшись и не желая признать своё поражение, продолжал тянуться серыми, костлявыми и кривыми руками стволов к пловцу, грозя зацепить его одежду пальцами острых сучков.
Поэтому борьба продолжалась. Самым главным для Сергея было выйти из потока. Выйти, зацепившись за улово — там его должно было развернуть и остановить.
Рассчитав момент, когда поток поднимет его на гребень волны, Сергей рванулся вперёд и, развернувшись на спину, резко разбросал ноги, продолжая подгребать одной рукой, так как вторая намертво держала рюкзак. Ещё несколько мгновений он неистово, как взбесившаяся мельница, молотил свободной рукой по воде, широко растопырив пальцы, прорываясь через затихающие струи к улову.
Ещё несколько взмахов — и он вырвется!
— Ну, ну, давай же! Ещё немного, родная-я-я! Дава-а-а-й! А-а-а!!! — он уже кричал, гребя рукой и выгибаясь дугой, высунувшись из воды почти по пояс.
Синяя глубина улова мягкой лапой захватила его ноги…
И сразу же куда-то ушли силы. Сергей подтянулся к рюкзаку, уткнулся головой в его капроновую мокроту и так отдыхал несколько минут, неподвижно зависнув над синей бездной улова, как поплавок.
Тем временем река делала своё, теперь уже не такое страшное дело: медленно затащив плывущего в середину улова, она, как бы давая ему отдохнуть, подержала там немного, а затем начала выталкивать на мелководье длинного — косой через всю реку, переката. Вскоре Сергей почувствовал под ногами мягкость дна.
Ещё несколько шагов, и вот он — невысокий, галечный берег!
Бросив рюкзак на камнях переката, Сергей, шатаясь, вышел из воды и плюхнулся на тёплые, прогретые солнцем, камни берега.
— А вода… какая… раскалённая… Кипяток… прямо! Очень… хочется пить… — Сергей вслух, в несколько выдохов, проговорил это, безучастно наблюдая, как волны лениво шевелят лежащий на мелководье рюкзак и легонько пошлёпывают мокрые камни берега.
Он ушёл от залома в самый последний момент, успев оттолкнуть рюкзак и увернуться от удара неистово долбящей по потоку длинной жердины.
«Вот эта сволота и долбила из-за поворота. Шух-шух-шух… С-с-сука, чуть не убила ведь, мля…»,— Сергей, по-прежнему сидя, остужал разгорячённое лицо пригоршнями ледяной воды, совершенно не чувствуя холода. Думать о своей судьбе, попадись он жердине под удар, а тем более под залом, ему не хотелось. Обошлось, и слава Богу!
Стресс уходил, уступая место холоду, и на Сергея навалилась лихорадка — трясло так, что, как говорится, зуб на зуб не попадал.
— Это, брат, «отходняки» пошли… — он уже знал, по какому сценарию будут развиваться дальнейшие события.
Мокрая одежда не грела — прилипла мокрой плёнкой, забирая остатки тепла из уставшего тела. Каждое движение давалось с трудом, и было настоящим мучением. Сергею хотелось свернуться комочком и замереть, чтобы хоть на минуту избавиться от шершавых прикосновений холода.
Но двигаться было крайне необходимо! И не просто двигаться — бежать. Бежать, невзирая на холод мокрой одежды и тяжесть рюкзака, напитанного водой. Только в беге можно быстро согреться, уменьшая шансы оказаться простуженным после такой купели.
— Сейчас мы немного побегаем, а потом костерок соорудим. Спиртика хлопнем, дымком подышим… — с этими словами Сергей, как ему казалось, побежал по галечной косе к небольшому завалу из старого плавника, расположенному неподалёку от того места, куда он вышел на берег.
На самом же деле удачливый пловец не бежал, и даже не шёл — сутуло, на несгибающихся от холода ногах ковылял к выбранному завалу.
Но движение и тяжесть рюкзака постепенно делали своё дело, и, метров, этак, через сто, исчезла сутулость в его осанке, на лице появился румянец, а в руках и ногах начало покалывать — восстанавливалось кровообращение.
Времени, чтобы собирать какие-то прутики и палочки для розжига костра, у него не было, да и желания тоже. Поэтому он ещё непослушными от холода пальцами, с трудом развязав рюкзак, открыл герметичную упаковку, достав портативную газовую горелку и баллон с газом. Щёлкнул пьезозапал, и в его руках зашумело красно-оранжевое пламя. Отрегулировав расход газа, он подошёл к завалу и направил острый и длинный язычок огненной струи под его нижние брёвна, в кучу сухого, как порох, древесного мусора.
Потянуло дымком…
IV.
Раздевания-переодевания и сушка одежды в пряном дыму костра заняли совсем немного времени. Дольше собирался, как говорится.
И уже через два часа, отдохнувший, плотно перекусивший и облачённый в просохшую одежду, Сергей бодро шагал в сторону перевала, с которого, как он надеялся, а карта это не отрицала, будет видна вся долина, в глубине которой располагался заброшенный прииск — цель его путешествия. На перевале он планировал провести последнюю ночёвку, а утром выйти к прииску и, обустроившись там, пройтись с экскурсией по остаткам этого некогда жилого, бывшего ему родным места.
— Не терпится-то как… Большой уже дядечка, а сердце-то, сердце, почему так волнуется? Ностальгия, наверное, навалилась… — рассуждал Сергей.— Это сколько же я там не был? Почитай, лет сорок? На кладбище, наверное, уже никого и не найду — тайга всё разрушила. Но пойду, всё равно пойду. Валеру надо найти, Степана, Гаврилыча… А к Деду… К нему отдельно, и не на один день — много надо там сделать.
Вспомнив про Деда, он нахмурился. Вот тут дел предстояло сделать много. Нет, точнее будет сказать так: не «много» и даже не «очень много», а огромное количество дел.
— Начну с мелочёвки всякой: могилку поправлю, оградку какую-никакую сварганю, но надо досок или штакетника поискать на развалинах и перенести потом на Уэмлях, туда, где Дед лежит…— он начал перечислять, что предстояло сделать там, за перевалом.
Высокогорье брало своё: дорога, до этого узкая, вся в буграх и колдобинах, постепенно становилась шире и ровнее, с её обочин уходила, расступаясь и редея, тайга. И чем выше поднимался путник, тем ниже становились лиственницы, уступая место низкорослому кедровому стланику. Казалось, что освобождаются не только склоны гор, но и само небо: синие горизонты далёкого пространства, до этого робко выглядывающие из-за частокола хилых вершинок деревьев, с уходом их становились шире, напитывались воздухом и светом.
Светлело и на душе Сергея. Лёгкий путь всегда мудрёнее тяжёлого. Отошли и спрятались мысли о неудаче на переправе, о предстоящих заботах.
Темп его движения постепенно нарастал, так как подъём уже заметно выполаживался, и идти становилось всё легче и легче.
Дорога, обрамлённая по обочине жёлтым рисунком мха, покрытая мягким блёкло-коричневым ковром из осыпавшейся хвои кедрового стланика и скорлупы, вышелушенных кедровками шишек, ещё немного пропетляла среди островков низкорослых кустов и взбежала на пригорок. Взору Сергея открылся широкий просвет, из светлой глубины которого лёгкими порывами дул свежий, напоённый запахом смолы, ветер.
Перевал!
Дело шло к вечеру, и надо было присматривать место для предстоящего ночлега.
Обычно Сергей останавливался, как говорится, с небольшим запасом по времени, чтобы успеть не только организовать лагерь и поужинать, но и немного посидеть у костерка, записать основные события в дневник, обдумать предстоящее…
Но дорога, такая чистая, как специально вымытая, звала его вниз, туда, где в оранжевых лучах закатного солнца просматривались как расплывчатая сетка тёмные штрихи и линии — останки того, что когда-то называлось «улицы» прииска.
Соблазн был слишком велик, и Сергей, немного поколебавшись, начал спускаться в долину.
Уклон дороги на спуске сильно увеличился, и ему приходилось внимательно смотреть под ноги, лишь изредка поднимая голову, чтобы оценить перспективу дальнейшего своего движения.
По мере того как он спускался, тайга начала подкрадываться к дороге: сначала появились одинокие деревья, потом они стали собираться в редкие, худосочные группки — колки, за которыми уже просматривалась тёмная стена серьёзной чащи. Но сеточка улиц была ещё видна, что позволяло Сергею правильно оценить расстояние, которое ему предстояло пройти до наступления темноты.
И вот в один из таких моментов он увидел, что в середине этой сетки вспыхнул и тут же погас огонёк…
Нет, это был не огонёк, а скорее блик — блик солнечных лучей, их отражение в чём-то.
Сергей остановился как вкопанный.
«Ерунда какая-то… Да не может там никого быть! Ни-ко-го! — недоумённо размышлял Сергей.— А, понятно! Какая-нибудь стеклянная банка на старом заборе осталась, или стекла кусок в раме бликуют. Я иду, угол падения лучей меняется — вот и блик. А когда стою — нечего и ждать».
Вдали снова оранжево пыхнуло.
Сергей мгновенно вспотел, судорожно сглотнул и напряжённо уставился в ту часть сетки, откуда только что прилетел блик. В его голове завертелась фраза, которую говорил один из известных персонажей с экрана: «Вечер перестаёт быть томным». Судя по всему…
Судя по всему, кто-то, находясь среди развалин прииска, рассматривал склон, по которому только что шёл Сергей, в бинокль…
Продолжать движение как-то сразу расхотелось. Немного потоптавшись на месте — собирая скачущие мысли в вялую кучку, Сергей двинулся в сторону маленькой полянки, которая уютно расположилась перед тёмной стеной тайги и выглядела почти по-домашнему. Здесь он нарушил свой принцип обходить такие места из-за наличия на них комаров, так как быстро темнело и пора было позаботиться о ночлеге.
Обойдя полянку по периметру, он усмотрел в темноте чащи подступающей тайги блеск маленького бочажка с водой. Удовлетворённо хмыкнув, сбросил рюкзак, отточенными движениями раскрыл его — как пасть распахнулась, и закопошился над этим открытым зевом.
Мановением рук, будто фокусник чудил на эстраде, на полянку лёг тёмно-зелёный лоскут тента, прошелестев содержимым, компанию ему составил газовый баллон, следом звякнула большая, почти на литр, металлическая кружка.
Звук лёгкого удара кружки о баллон с газом показался Сергею артиллерийским выстрелом. Прошипев плохое ругательство, он продолжал разбирать рюкзак, изредка посматривая в сторону уходящей вниз дороги, как будто ожидая увидеть там кого-то. Из головы не выходили оранжевые блики, увиденные им в долине. Мысли об их происхождении тревожили Сергея всё больше и больше, мешая привычной работе по устройству бивуака, не давая расслабиться перед заслуженным отдыхом.
— Давай, старик, рассуждать. Совершенно очевидно, что в посёлке кто-то есть. Кто — я не знаю. Охотники ли, рыбаки ли — одному Богу известно. Всё ничего бы, но тот факт, что находящийся там рассматривает в бинокль дорогу, настораживает. Зачем рассматривает? Скучно стало? Или ждёт кого-то? Или не ждёт? Вот это самое неприятное, если не ждёт… А меня он, интересно, заметил? — Сергей проговорил это вслух и нахмурился.
В его планы не входили встречи с людьми вообще, а уж тем более встречи с людьми, чего-то или кого-то стерегущимися.
«Беглые зеки? Это вряд ли — до ближайшей зоны километров восемьсот; да и зачем им бежать в сторону моря — сдохнуть по дороге? Им проще в сторону Якутска тянуться. Нет, зеки точно отпадают. Помнится, правда, что эвены говорили о каких-то „свободно шатающихся“ по тайге людишках. Мол, пакостят эти суки прилично, лабазы с продуктами и имуществом „бомбят“, избы, что на оленьих перегонах стоят, грабят. Что вообще в тайге делают — чёрт его знает. Так надоели, что на них даже самострелы ставят. Даже предупреждали об одной такой избе на реке Сунтар, что была тогда как раз по нашему движению. И следы мы в том путешествии видели на косе. Чужак шёл, сапоги у него кирзовые, судя по отпечатку,— эвены такие не носят. Эти гулящие могут сюда с трассы Колыма забрести. Двести километров — ерундовое расстояние. Могут, гады… М-да, задача. А может, это незаконные старатели? Хищники? — продолжал рассуждать Сергей.— Ну с этими разговора не получится, я даже не знаю, будет ли он вообще… Соваться мне в посёлок в этом случае ни в коем нельзя. Видимо, прямо отсюда придётся уходить на Уэмлях, к Деду на могилку — зря что ли шёл?.. А оттуда на плоту к дороге. Ладно, пока оставим этот вариант приоритетным. Но вот ведь штука-то какая! Чтобы что-то сделать, надо посмотреть. Очень тихо и осторожно посмотреть.
Посмотреть на того, кто в посёлке…»
V.
Ночь не прошла — пролетела.
Сергей почти не сомкнул глаз, лёжа в спальном мешке под тентом. Он смотрел на слабые точки звёзд, которые робко заглядывали под полотно тента и думал. Мысли, сначала резвые и борзые, как скакуны, постепенно замедляли свой бег и вскоре беспорядочно разбрелись в разные стороны, как пасущиеся овечки по склонам гор.
Старатели, зеки… Хорошие люди, плохие люди… Рыбаки, охотники, геологи… Геологи… Геологи!
Сергей подскочил как ошпаренный!
— Ну конечно! Как же я сразу не прокачал этот вариант! — почти выкрикнул он.— Водитель ведь мне намекал: «…Но, сдаётся мне, что Завгородний там не пропал. Он оттуда не вернулся…» Чёртова кукла! Блин горелый! Как же я забыл о ручье-то?! Вот уж воистину: из всего множества причин совершения данного события наиболее вероятна самая простая… Принцип Уильяма из Оккама никто не отменял! — говоря это, Сергей замер, чувствуя, что нашёл верное объяснение происходящему.— Жив, значит, курилка! Ну, Рудольф Владимирович, ну, ты даёшь! Моешь золотишко втихаря, значит… Ух, ты!
Возбуждение, охватившее Сергея, требовало выхода, и он, быстро освободившись от тёплых объятий спального мешка, засуетился на полянке, собираясь в дорогу.
Прошедшей ночью ударил первый заморозок. Его холодное дыхание покрыло траву белой плёнкой изморози, которая шуршала под ногами, погибая от прикосновений ботинок. Лиственницы, иголки которых разом поседели, стали стройнее — как вытянулись. Исчезла чернота чащи леса, далёкие горизонты приблизились, как прыгнули навстречу взору. Солнце ещё не грело, давая всей этой серебряной красоте последние минуты жизни, теплота его света едва ощущалась щекой.
Но вот из распадка потянул ветерок. Его прикосновения превращали изморозь на траве и деревьях в капельки воды. И совершенно неожиданно — без какого-либо перехода — вокруг вспыхнул мириады маленьких радуг. Сияние солнца заполнило всё пространство вокруг, многократно усиливаясь в капельках, распадаясь на радуги, разноцветно подмигивая, переливаясь и вспыхивая.
Сергей замер, любуясь этой невозможной красотой.
Очарованный, он совершенно забыл о том, что у него есть фотоаппарат. Спохватившись, он схватил камеру, досадуя на себя за забывчивость и думая, что не успеет отснять всё это великолепие. Но красота меркла постепенно, и он успел сделать несколько снимков, а потом, уже рассматривая изображения на дисплее, замурлыкал от удовольствия, насколько шикарные получились кадры. Удача, да и только!
Настроение Сергея улучшалось по мере того, как поднималось солнце. Из души уходили страхи и тревога, а их места занимали постоянные его спутники — расчётливость и здоровый цинизм.
— «На пути к посёлку ручей-то. Лающая собака, говоришь? Ну-ну… Вот там я всё и узнаю. Уж старые шурфы-то от новых отличит и дурак, как говорится! Ах, геолог, геолог! Что же так неаккуратно в бинокль-то лупишься, на солнце? Старый ты, Рудольф Владимирович, но „тёртость“ всю растерял где-то. Одиночество, однако, не на пользу пошло. И работаешь ты там — на ручье, а ночуешь, видать, в посёлке. Хоть ты и хищник, но тебя-то я не боюсь. Вот только подругу подготовлю к разговорам как аргумент, если что…»,— говоря это, Сергей манипулировал с оружием.
Он быстро — пальцы порхали, как бабочки,— поменял патроны в ружьё. Чёрные блестящие цилиндрики с надписью «8,5 мм» — картечь, пощёлкивая, выскочили из магазина, а их место заняли такие же цилиндрики, только прозрачные, внутри которых виднелись металлические тела пуль. Это был разрывной, экспансивный Дуплекс — пули, при попадании которых в тело медведя, внутренности животного занимали места на окрестных кустах и ветвях…
Меняя огнеприпасы, Сергей поймал себя на мысли о том, что всё время, пока находится здесь, он прислушивается к той стороне, куда уходила дорога. Поймал и улыбнулся.
— Опытный ты, геолог мой дорогой, но зря всё это затеял, блин… Твоё это золото? Нет, не твоё. Что теперь делать-то будем, а? Серьёзно я к тебе иду, слышишь? Ты уж дорогу-то мне дай… — улыбка превратилась в оскал. Сам он как-то сгорбился, посерел, глаза превратились в узкие щёлочки и неприятно поблёскивали из-под нахмуренных бровей.
Причиной такого ожесточения было банальное чувство справедливости. Воспитан Сергей был в духе строителя коммунизма, не побоимся этого слова, и очень болезненно воспринимал малейшую несправедливость по отношению к любому объекту, будь то государство или тривиальный бомж. Каждый случай проявления подлости, фарисейства или иной гнусности превращал Сергея в зверя. И порой в буквальном смысле. Он чётко знал, что вор должен сидеть в тюрьме, а никак не в «Мерседесе», а хулиган или хам должны получать по наглой морде немедленно. С годами это чувство не притупилось, но ещё больше обострилось, и, не видя окрест положительных результатов по искоренению всяческой мерзости типа мздоимства или оголтелого хамства, оно начало трансформироваться в жесточайший цинизм, граничащий с человеконенавистничеством. Теперь у него вор должен был не сидеть в тюрьме, а лежать в могиле. И этим он оправдывал любые методы воздействия на нарушителей закона, вплоть до убийств из-за угла… Это чувство было сродни зоологической ненависти к шевелящейся биомассе преуспевающих или бандитствующих гадов и до обмороков пугало его родных.
Наконец после плотного завтрака, на протяжении которого Сергей, успокоившись, мурлыкал мелодию песенки «У моей девочки есть одна маленькая штучка», всё было готово к дальнейшему движению.
Присев на лежащий рюкзак, он ещё раз внимательно посмотрел на карту, сориентировал её направление по компасу, проверил направления на преобладающие вершины, запоминая их положение относительно места ночлега.
Удовлетворённый проделанной работой, Сергей убрал карты и закурил, глубоко затягиваясь. Было видно, что он смакует каждое своё движение как бы в предвкушении более приятных впечатлений или событий, которые эти впечатления принесут. По его лицу иногда пробегала тень улыбки, которая сменялась злым прищуром.
— Сейчас мы с тобой, Викторович, ещё отдохнём малость, ещё раз покурим — там вряд ли будет время, успокоимся. И двинем.— Сергей хлопнул ладонями по коленям и резко встал…
VI.
Дорога постепенно пошла на спуск. Теперь её серое и грязное тело, до этого прямое как струна, извивалось среди густых зарослей подобно змее. Повороты, выбирая высоту склона, следовали один за другим, а ширина полотна всё уменьшалась и уменьшалась — тайга, как говорится, знала своё дело туго и душила эту ширину зелёными, пахучими руками кедрового стланика. В некоторых местах, где дорога изначально была узкой — в ширину одной машины, роскошные лапы стланика почти смыкались над ней, закрывая небо. Идти в таких местах было неприятно — как по трубе, которая не имеет ни начала, ни конца — только зелёные, колышущиеся стены со всех сторон и серая, засыпанная старой хвоей лента под ногами. Иногда Сергею приходилось нагибаться, чтобы пройти по этому коридору, даже рюкзак цеплялся за ветки, так было тесно.
Но вот впереди что-то наметилось — пока ещё не ясное, но отличное от того, что было до этого: дорога резко пошла на спуск, изменилась высота стланика — как вырос, по нему несколько раз пробежался лёгкий ветерок. Далеко внизу угадывалось какое-то пространство. Сергей остановился и прислушался.
Так… Шумит ручей, это ясно. Но почему так далеко внизу? Не понимаю… Он завертел головой в попытке сориентироваться. Ах, Боже мой! Каньон! Это ведь каньон ручья! Суурэн Ытэрэр! Ручей Лающей собаки! Ну наконец-то!
Сергей скинул рюкзак и, взяв в руки ружьё, осторожно двинулся на шум.
Шаг сквозь плотные заросли, ещё шаг…
То, что увидел Сергей, его поразило.
Склона горы не было — было нечто. И это нечто походило на след от удара ножа; огромного такого ножа, который был в руках пьяного или злого демона — так свирепо и страшно выглядел раскромсанный, круглый и аккуратный до этого бок горы.
Узкий, тёмный от своей глубины провал, завораживал и пугал взгляд Сергея. Даже дорога, будто от этого увиденного ужаса, шарахнулась вправо и начала бежать прочь — вниз к реке.
Спуститься вниз к ручью, прямо от того места, куда вышел Сергей, не представлялось никакой возможности, и он, вздохнув, вернулся к рюкзаку.
И уже поправляя лямки одетого куля, так туристы называют рюкзаки, он услышал, как далеко внизу стукнул камень.
Сергей мгновенно присел на колено, скинул свою ношу и, наклонив голову немного вперёд и вбок, прислушался. Внизу по-прежнему монотонно шумел ручей, сбоку и сзади, ловя толчки лёгкого ветерка, еле слышно шуршали ветки стланика…
Стук больше не повторялся.
Сергей перевёл затаённое дыхание и осторожно сменил позу — встал на четвереньки и ещё ниже наклонил голову — почти к самой земле припал. В таком положении слушать ему не мешал ветер, и звуки от колыхания стланика уходили выше.
«Камень сильно стукнул. На осыпь не похоже — чётко приложился. Либо зверь, либо человек. Но зверь не ходит по руслу, да ещё по каньону! Значит… Значит, там человек! — рассуждения чётко выстроились и уступили место слуху. Сергей продолжал прислушиваться.— Интересно, куда он идёт: вверх или вниз? И почему по руслу? Что там у него? Вот бы он шёл по дороге сейчас! Представляю встречу, блин… Эх, как неаккуратно, Викторович! Так, место моё приметное, оставляю куль здесь. Надо бы посмотреть. Посмотреть надо, однако…»
Проверив наличие запасных патронов в кармане куртки и поправив нож на поясе, он мягко и бесшумно вошёл в стену стланика. Вошёл, как растворился.
Такому движению по любым зарослям — бесшумному и незаметному — его учили многие. Вернее, он сам просил рассказать ему о приёмах движения у всех, кого он встречал на маршрутах. Его учителями были и эвены-оленеводы Охотского побережья, и охотники-староверы в Саянах, и сайроты-пастухи в Бурятии, и тувинцы-контрабандисты на границе с Монголией… И уроки были разные: от бесшумной ходьбы по горельнику до методов укрытия в непогоду или сокрытия туши убитого зверя или ещё чего похуже…
И не было для него знаний второстепенных или неактуальных — всё запоминал, как губка воду, знания впитывал. А учеником он был примерным, даже талантливым — многое привнёс в полученное от себя, почерпнул из литературы и общения с себе подобными.
Если смотреть на его движение в зарослях со стороны, то можно удивиться, видя, как смешно он шёл: уклоняясь изгибами тела от густоты веток, то замирая, цаплей подняв ногу, то начиная двигаться мелкими шажками, как фехтовальщик… Но самое странное в этом танце было то, что ни одно из описанных движений не было законченным, всё казалось каким-то незавершённым, неумелым, если хотите. И неприятным. Да, да, именно неприятным в этой своей бесшумности и какой-то неизбежности. Так, наверное, выглядит смерть, идущая к своей жертве…
Но вот и каньон.
Сергей опустился на землю и почти подполз к обрыву, оценив состояние края по противоположной стороне бездны на предмет обрушения.
«Нет, не сыпучий: базальт и глина. Ещё немного — и я на краю. Так, теперь очень осторожно! Ещё осторожнее… — Сергей ящерицей подтянулся к краю обрыва и осторожно высунул голову.— Влево вверх. Чисто. Теперь вправо вниз… Опа! Вот он!»
Краем глаза, только одно мгновение было, Сергей увидел, как далеко внизу, почти у самого поворота русла, под нависшей скалой мелькнула и тут же скрылась серая тень. Это был человек!
Неизвестный уходил вниз, к прииску.
Так, уже проще. Мы теперь знаем, что есть человек, и это хорошо. Пока один человек, и это очень хорошо. Вода в ручье мутноватая, или мне кажется? Нет, определённо мутноватая! Золото моет! Или моют? Сейчас надо тут полежать пару часиков, послушать, посмотреть. Может, не один он здесь, или ещё что… Или кто ещё пойдёт сверху. Или этот вернётся, не ровён час… И за водичкой заодно понаблюдаем: если один моет — вода посветлеет быстро, а если в верхах кто остался и продолжает — не изменится цвет-то.
Сергей лёг поудобнее, уперев подбородок на сложенные руки, и приготовился ждать.
Что-что, а ждать он умел.
Самым главным в таком сложном деле, как ожидание, было умение отключить обыденные мысли, а особенно — чувства. Чувства оценки мгновенного состояния, то есть данного места в данное время, которые ежемоментно присутствуют в сознании. Сергей долго не мог понять, как это делают, например, чукчи. Сидят этаким болваном полдня, молчат полузакрыв глаза, и хоть бы что! А он, умный такой, всё знающий, очень современный человек — и не может! Но Сергей продолжал искать ключ к решению задачи. И всё оказалось очень просто: потому и не получается, что умный и всё знающий… И чтобы научиться долго ждать — надо научиться отрешаться от тревог, волнений и повседневных забот, «уходить в пещеры, к предкам», туда, где полностью отсутствуют тревоги, а чувства чисты и примитивны.
Это был трудный поиск, но когда Сергей, после множества неудачных попыток, понял, что делать с этим ворохом мыслей в голове и как себя вести,— у него, как говорится, «покатило». К нему пришло это умение — умение ждать.
Первым, кто это заметил, была его жена. Обычно, когда Сергей возил её по магазинам, бегать по отделам ей приходилось быстро, почти в спринтерском темпе, потому что водитель, то есть Сергей, всегда нервничал, ожидая её на улице, а потом часами ворчал, проклиная свою извозчицкую долю.
Но однажды после очередного покупательского забега она увидела, что муж даже не поменял позы, сидя в авто и ожидая её возвращения, как сказал бы раньше, битых два часа…
…Осторожное время еле плелось, но всегда и всему приходит конец. Солнце постепенно сменило гнев на милость — не так пекло, тени от лиственниц удлинились, в их жиденьких кронах обосновался ветерок: тоненько засвистел, теребя прутики веток, а от ручья потянуло прохладой — наступал вечер.
Сергей приоткрыл глаза и посмотрел на воду. Мутность потока исчезла, чётко прорисовалось дно ручья. Сон упорхнул, как вспугнутая птица. Удовлетворённо хмыкнув, он отполз от края каньона и перевернулся на спину. Полежал так немного, шевеля тазом, поджимая колени к груди и чувствуя, как по затёкшим кистям рук побежали покалывающие мурашки — не шутка проторчать без движения битых три часа.
Теперь самым главным для Сергея было найти место, откуда шёл неизвестный.
Карту смотреть не было никакой необходимости, так как он помнил, что и как на ней было изображено.
«Не мог он далеко подняться по руслу — оно заперто отвесной скалой, с которой ручей падает водопадом. Небольшой, правда, водопадик — метров двадцать, судя по горизонталям, но его облазить… э-э-э, себе дороже будет. Значит, полигон его там, прямо под водопадом или чуть ниже»,— размышляя, Сергей уже надевал рюкзак.
Но спускаться в каньон он решил не здесь, а чуть выше по ручью — метров пятьсот надо будет пройти до спуска. Чтобы осуществить этот план, ему пришлось изрядно потрудиться, ведь теперь дороги не было — стланик встал плотной стеной, а под ногами вместо дороги были сплошные камни, невидимые сквозь заросли и покрытые скользким мхом. Одно радовало — упасть в стланике было невозможно, так как его ветви, толстые и гибкие, пружинили и отбрасывали падающего в начальное положение.
Сергей двигался среди ветвей и камней так же тихо и осторожно, как и по дороге. И это заняло уйму времени — почти два часа движения сквозь зелёные объятия с постоянным риском переломать ноги в камнях.
Вот впереди появился холмик, вершинка которого была свободна от зарослей, и Сергей направился прямо к ней, надеясь просмотреть оттуда дальнейший свой путь и немного отдохнуть.
Между тем солнце всё ближе склонялось к верхней кромке тайги. Ветер начал свой вечерний вояж — вверх по каньону. Его дуновения зашевелили стланик, который запел свою вечернюю песню, где музыкой был шорох и шелест хвои, а текстом — поскрипывание ветвей.
Шаг за шагом приближали холмик, и Сергей всё явственнее видел, что прямо за его вершинкой вырастала серая, вертикально стоящая огромность скалы. Ещё усилие — и открылся вид на водопад. Вот это красота! Здесь каньон имел пологие стены, по которым можно было безопасно спуститься к водопаду. Почти безопасно…
Несколько движений, и он будет на месте!
Но Сергей не торопился. Вид водопада очаровал его. Он понял, что ошибся в своих оценках относительно высоты этого чуда. Ручей падал отвесно не водотоком, по жёлобу, а с отрывом от стены — настолько велика была его мощь, и уже потом, пролетев серебристой дугой по воздуху метров сорок, взрывался огромным фонтаном, ударяясь о красно-чёрные плиты подножья скалы. Всё подножье скалы было покрыто сверкающими потоками умирающей струи, которые пузырились и вздувались, накатываясь друг на друга. Берега ручья ниже водопада были сплошь покрыты грязно-серой бородой пены, которая мелко-мелко тряслась от грохота и шипения потока. Сама щель, в которую падал поток, была наполнена водяной пылью и на всю свою ширину пронизана многоцветной радугой! Ну разве не сказка?
Очарованный увиденным, Сергей сделал несколько снимков водопада, впервые жалея, что ему не с кем поделиться полученными впечатлениями.
«Однако! Что это я? Уж не к людям ли потянуло? Старею…» — недовольно подумал он.
Собрав фотоаппарат в чехол, он наклонился к рюкзаку, чтобы положить аппарат внутрь, да так и застыл в этой позе.
До него долетел запах…
Вернее, это был ещё не сам запах, а некие обрывки его, отдельные фрагменты, если будет угодно. Но тот, кто хоть раз встречался с ним, этим запахом, в жизни, тот никогда его не забудет. Даже несколько молекул от него, проникая глубоко в мозг, оставляли там о себе память навечно. Миллионы запахов мира не могут сравниться с ним, эти королём королей.
И Сергей сразу же узнал его.
Это был запах мертвечины.
VII.
Первое что пришло Сергею в голову, была мысль о погибшем звере. Мало ли смертей в тайге — почитай, каждый день кто-то кого-то догоняет и съедает, затащив в укромные места. Таких мест он встречал великое множество: соболь ел куропаток — перья кругом, волк жрал кабаргу — обрывки шкуры, обглоданные кости и копыта, медведь питался кем-то — почти та же самая картина… Но такие места не смердели — чисто на них всё подъедалось. Другое дело, если кто-то крупный погиб не так давно, уже начал разлагаться, а зверушки всякие ещё не начали делать своё дело — то ли лежит пропастина на скалах, то ли в воде притоплена.
Сергей выпрямился и начал принюхиваться, пытаясь определить направление на запах. Сначала у него ничего не получалось — ветер перестал метаться и теперь дул в одном направлении — вверх по каньону.
Но вот он затих, и обоняние Сергея чётко уловило запах смерти. Теперь он медленно втягивал воздух, одновременно поворачивая голову, как локатор,— искал направление, откуда шёл дух.
И ему это удалось.
Запах поднимался из каньона, вернее, из той его части, которая расширялась и представляла собой большую поляну почти овальной формы. Как раз туда и собирался спуститься Сергей, считая, что эта поляна — идеальное место для мытья золота. Если и есть шурфы — там им самое место.
И он начал двигаться в этом направлении, не теряя из виду русло ручья — появление незнакомца не исключалось, несмотря на наступающий вечер.
Пройдя последнюю стланиковую стенку и спустившись по крутому, градусов под сорок, склону, Сергей вышел на галечный берег ручья. До водопада оставалось пройти длинный изгиб косы и повернуть за скалу — за ней гудело это чудо.
И сразу же в глаза Сергею бросились кучи камней, там и сям разбросанные по берегу.
Вот значит как! До песочка здесь добирались, получается. А инструмент? Найду инструмент — людей посчитаю… Двигаясь по косе, Сергей внимательно осматривал берег ручья и склоны каньона в поисках примет, которые указали бы на спрятанные орудия промывки.
Чуть в стороне от косы, там, где галечник уступал место чахлым побегам тальника, просматривалась небольшая, чистенькая полянка, поросшая невысокой травой. Уже проходя мимо этого места, Сергей обратил внимание на какой-то предмет, чернеющий на краю этой полянки — почти под обрывистым склоном каньона.
Повернув в сторону полянки, он продрался сквозь гибкое многорядье тальника и увидел, что чернеющим предметом, привлёкшим его внимание, была невысокая каменистая куча — обваловка то ли шурфа, то ли какой-то неряшливой копки. Оглянувшись по сторонам, Сергей сделал несколько шагов по направлению к этой куче и остановился, задохнувшись.
По его лицу ударил плотный, сладкий и липкий запах мёртвой плоти!
Он был настолько сильным, что Сергей, забыв про всё, ринулся обратно на косу.
Да там не зверь — человек лежит! Зверь по-другому пахнет… — от этого страшного открытия ему стало зябко, даже волосы на руках поднялись дыбом.
Что же делать?! Что теперь делать-то?! Смотреть надо, а не могу! Но смотреть-то надо… Страшное дело-то какое! Сергей лихорадочно сдёрнул рюкзак, открыл его и достал старенькую футболку. Подумав, разорвал её пополам и, свернув вдвое, сделал нечто, похожее на повязку для лица. Ему почему-то вспомнились кадры военной кинохроники, где люди в таких же повязках собирают куски тел в кучи…
И в тот момент, когда он намачивал эту повязку водой в ручье, то ли от холода воды, то ли от того, что пришло решение на действия, он успокоился. Все его страхи и растерянность ушли — как не было их. Сердце сбавило свой бег, пот высох. Он уже не частил дыханием, а почти не дышал — привыкал к тому, что предстояло…
Покопавшись немного в рюкзаке, он достал полиэтиленовые пакеты, которые предназначались для рыбалки — под рыбу, моток изоленты и пару хлопчатобумажных перчаток. Надев хлопчатобумажные перчатки, а следом полиэтиленовые пакеты, обмотал запястья изолентой, чтобы эта защита не слетела, закрыл лицо промоченной повязкой…
И на полянку вышел уже совсем другой человек: готовый ко всему, жёсткий, холодный и бесконечно циничный.
Приблизившись к обваловке, он увидел, что в яме, а вернее, в бывшем шурфе нелепо торчат в разные стороны полуприсыпанные резиновые, раздутые шарами, сапоги.
— Всё, доигрались, суки… — ожесточённо пробубнил он в повязку.
Мертвец лежал на спине и был почти полностью засыпан землёй — только сапоги и виднелись.
— Это кто у нас тут такой умный?! Специально, гад, не захоронил — запахом медведя привлекать решил. Тот придёт и всё подчистую растащит, а что останется, то мышки разные доберут! И концы в воду. Хитрый, скот! Но почему в воду-то не сбросил? — Сергей начинал всерьёз воспринимать ушедшего отсюда незнакомца. А что этот незнакомец и есть убийца, у Сергея не было ни малейшего сомнения.
Осматривать труп у Сергея не было ни малейшего желания, и он уже хотел было закидать яму камнями — двинулся к ближайшей их куче, но передумал и остановился. Что-то его забеспокоило, какая-то деталь, пока ещё неосознанная, но уже проявившая себя в его подсознании.
Не понял… Что-то в могиле этой не так… Что там торчит, белое такое, сбоку? «…высокий, немного сутулый, приятной наружности, седой мужчина…» Волосы!!! Господи, седые волосы!!! — Сергей рванулся к месту прикопки мертвеца и, встав на одно колено над телом, начал ладонью смахивать землю с того места, где, по его прикидке, должна была находиться голова трупа. Именно оттуда торчало нечто, отдалённо напоминающее седые волосы, замазанные бурой, похожей на засохшую кровь, грязью.
Сначала он смахивал землю осторожно, бессознательно опасаясь причинить вред мертвецу, но по мере того как его нюх переставал справляться со зловонием, захват земли ладонью всё увеличивался и увеличивался, и вскоре Сергей уже работал этой ладонью, как лопатой, не обращая внимания на то, что давно порвался пакет и слетела изолента.
Углубление на том месте, где должно было быть лицо, росло, и наступил момент, которого Сергей подсознательно боялся — под тонким слоем земли стало угадываться что-то круглое и большое, как футбольный мяч…
Ещё несколько, теперь уже осторожных, движений ладонью и…
На Сергея смотрело лицо Рудольфа Владимировича Зароднего.
Страшное в своей раздутости, но узнаваемое, ещё узнаваемое лицо бывшего главного геолога прииска, отца Ирки, соседа по улице…
Геолога убили выстрелом в лоб, насколько Сергей разбирался в травмах и ранениях.
Сергей поднялся с колена, отряхивая землю с колена, и ещё раз посмотрел на труп.
— Извини, Рудольф Владимирович, но хоронить я тебя пока не буду. Мне сейчас тут надо ещё посмотреть, а потом в посёлок смотаться — дела там появились…— выдавил он из себя, чувствуя, как внутри начала звенеть какая-то струна.
С этими словами он пошёл дальше по ручью за скалу, твёрдо уверенный, что именно там находится место добычи золота.
Как он и ожидал, здесь промышлял золото один человек, судя по инструментам, которые были аккуратно сложены за большим камнем на косе: один лом, старательское кайло, совковая и штыковая лопаты, завёрнутый в кусок полиэтилена металлический, складной лоток для промывки песков, геологический молот, зубило и пара дырявых рукавиц-верхонок.
Об этом же говорили многочисленные следы его пребывания на косе: непосредственно следы ног — одни сапоги, размер примерно сорок третий и щербинка на правой подошве приметная, остатки пищи — выброшенные в ручей пустые консервные банки, вскрытые одним и тем же приёмом — в один проворот ножа, закинутые в кусты обглоданные рыбьи скелеты — все в одном месте, а место узкое, только одному и махнуть рукой, скуренные до фильтра сигареты — в два зуба прикус, кучки высохшего кала в одном и том же месте и на виду — не искал укромного места, значит, никого не стеснялся…
— И гадить, сучонок, ходил в одно и то же место. Аккуратный, значит.— Сергей был удовлетворён результатами осмотра и уже начал планировать дальнейшие свои действия.
Осмотрев ещё раз место промысла золота, Сергей поспешил к рюкзаку, который оставил около скорбной полянки.
— Как не крути, а идти в посёлок надо сейчас, в ночь. Благо, дорогу я знаю. Рюкзак и всё барахло оставлю здесь. Патроны, нож, зажигалка… Поесть бы, но не могу — запах убивает. И как здесь этот-то работал? Здесь же на жаре вообще каюк! Хотя от места промысла до трупа приличное расстояние, может, и не тянуло… Ладно, кусок сала, шоколад и сухари — по дороге поем. Кусок тряпки намочить в воде и положить в полиэтиленовый пакет — так попью, если что. Сигареты не беру — риск велик… — Сергей проговаривал свои действия, чтобы ничего не упустить.— Патроны поменять: первым поставить картечь, вторым — картечь, третьим и четвёртым — Дуплекс. Ага, в ствол тоже картечь загнать, и на предохранитель. Итого пять убоев. Ещё пять патронов остаётся, их тоже с собой.
В голове у Сергея появился вопрос, не имеющий, казалось бы, никакого отношения к происходящему: интересно, сколько этот гад тут намыл? Да что это я?! А впрочем… Интересно, всё-таки. Откуда пришёл — не волнует, на чём пришёл — уже теплее, а вот как уходить собрался — вопрос вопросов. Не придут ли за ним?
Рассуждая и ставя вопросы, Сергей заканчивал приготовления к началу движения в посёлок. Рюкзак он поднял по склону вверх и среди густых зарослей стланика спрятал — самому бы найти; уходя со склона, замёл следы своего подъёма и спуска лохматой ветвью того же стланика — ни углубления не оставил, а ветвь разломал на небольшие куски и перекидал на залом, расположенный у противоположного берега ручья.
Свои следы на гальке тщательно заровнял ступнёй и ладонями, пятясь задом к тому месту, откуда появился на косе.
Закончив все эти манипуляции, постоял, критически осматривая место пребывания, хмыкнул и, повернувшись, быстро пошёл по руслу вниз, к посёлку.
VIII.
Чтобы обезопасить себя от случайностей, Сергей решил войти в посёлок, а вернее, проникнуть в него не со стороны дороги, а, миновав старое кладбище, со стороны реки — места там были глухими даже в его бытность.
Разрушенные улицы посёлка встретили Сергея гробовой тишиной. Ни огонька, ни дымка.
«А собственно, что я хотел здесь увидеть? Не об этом надо сейчас. Где он расположился? Где его искать?? — Сергей напряжённо всматривался в темноту, пытаясь поймать хотя бы намёк на присутствие живой души.— Однако ни черта у меня не получится, надо ждать рассвета. Шляться по развалинам в темноте нехорошо. На битый хлам наступлю — мама дорогая, как шумну! Хотя, постой! Что там шофёр-то говорил? А! Что-то типа: «…контора геологоразведки… крыша… Синяя краска на крыше…» И вот ещё: «…издали было видно… Там можешь жить… Там кельдымов всяких — тьма…». Скорее всего, этот там устроился, в конторе. Значит, и мне туда. А пока посидим, может, и дреманём…»
Сергей застегнул анорак под самое горло, глубоко надвинул флисовую шапочку, скрестил руки, засунув кисти в подмышки и, прислонившись к лиственнице спиной, замер в ожидании рассвета. Замер, как умер…
…Рассвет начинал день с замены красок на небе: исчезли блёстки звёзд, купол чернильной темноты таял, уходя в распадки и ущелья окружающих гор, уступая место бледной синеве, на фоне которой чётко обозначились острые маковки вершин; рельефным стали изображения склонов и гребней хребта — появилась прозрачность пространства.
Строгие, почти альпийские профили вершин покрылись свежевыпавшим, первым в этом году снегом — как поседели. Но холод ещё не успел спуститься в долину и окружающий мир встречал это утро как обычно — пением птиц, шелестом травы, выпавшей росой.
Сергей открыл глаза, вытянул затёкшие ноги, интенсивно шевеля ступнями — разогревался. Одновременно с этим он напрягал все мышцы на несколько секунд и расслаблялся, напрягал и расслаблялся… Теплота пробежала по всему телу — он почти согрелся.
Достав из кармана сало, посмотрел на него критически и вернул обратно в карман. Есть совершенно не хотелось, но сделать это было необходимо, и во рту начал таять солидный кусок шоколада. После такого завтрака захотелось пить, но о поисках воды нечего было и думать, и в ход пошёл пакет с намоченной тряпицей. Сергей с величайшим удовольствием высосал из неё прохладную влагу, а влажной тряпкой, как салфеткой, обтёр лицо, шею и руки, окончательно просыпаясь.
Пора выдвигаться, однако. Оружие у него, судя по отверстию во лбу геолога, пулей стреляет. Отверстие одно. Может, карабин, а может, и обычный ствол. Тут не понятно, какое отверстие — раздуло лицо и затянуло всё… А может, его кайлом двинули или молотком — от них тоже дыра будет… Сергей не знал, к какому приёму ему готовиться.
Махать железом начнут или стрелять?..
Продвигаясь от развалины к развалине, Сергей старался держаться тёмной стороны улицы, ближе к разрушенным стенам, не выходя на середину улицы, когда на его пути вставал кривой и сгнивший забор палисада у очередной развалины. В этом случае он огибал дома с тыла, подолгу замирая в гуще разросшейся крапивы и чертополоха — прислушивался. В конце концов такое движение — в тылу развалин, по остаткам дворов — он счёл наиболее безопасным и стал красться к цели именно так.
Целью его движения был барак, который виднелся в середине улицы.
Это строение было единственным не разрушенным сооружением на улице и выглядело вызывающе роскошно в этой своей нетронутости посреди окруживших его чёрных, дырявых пустыми глазницами оконных проёмов, развалин.
Фасад этого здания выходил на улицу семью окнами, одно из которых, ближнее к высокому крыльцу, было затянуто полиэтиленовой плёнкой.
«Обитает за плёнкой кто-то…» — Сергей прекратил движение, затаился за стеной ближайшей развалины и стал внимательно рассматривать барак через щель в стене.
Внешне, если не считать затянутого мутной плёнкой окна, барак выглядел совершенно нежилым. Пустой входной проём чернел глубиной невидимого пространства, на высокой площадке крыльца валялась, сорванная с петель дверь. Растительность вплотную подобралась к зданию, окружила крыльцо, залезла внутрь — из пустых оконных проёмов тут и там вытягивались на улицу поросли ивняка. Крытая железом крыша, когда-то покрашенная синей краской, теперь взъерошилась её лохмотьями, выставляя напоказ ржавь своих листов. На коньке барака, как залихватски нахлобученная шапка, висела, сваренная из труб, надпись «СЛАВА КПСС!». Слово «СЛАВА» наклонилось набок, а «КПСС!» и вовсе завалилось на конёк крыши и теперь еле угадывалось в ворохе синих лохмотьев двумя последними буквами и восклицательным знаком: «..СС!»
— Вот тебе и сы-сы… — прошипел Сергей. Его взгляд выхватил примятость травы напротив крыльца барака. Рядом стояла ржавая бочка и лежала кучка кирпичей, покрытых сажей.
Кострище. Жрать тут готовит, а в бочке, скорее всего, вода. А вот и тропинка видна — пожухла трава там, не примята — вытоптана уже. На речку ходит, а куда же ещё… Расшифровывать увиденное Сергею не составляло труда.
Между тем солнце поднималось всё выше и давал о себе знать зной от его лучей. Как назло, стих ветер.
Сергей чувствовал, как пот щекочет ему спину, стекая вялыми струйками между лопаток, щиплет ссадину на скуле и вот-вот начнёт попадать в глаза, скопившись на бровях. Он, не имея возможности пошевелиться — даже опасался это делать, жмурился, стараясь сбросить набегающие солёные капельки с бровей, и это ему, слава богу, удавалось.
Продолжались эти мучения, как показалось Сергею, бесконечно долго.
«А может быть, не здесь ночует этот? Может, в палатке под склоном обосновался, а я, глупый, мимо него в темноте прошёл?» — эта мысль была невыносимой. Сергей даже зажмурился от ужаса!
И тут он услышал кашель!
В то же мгновенье в тёмном дверном проёме барака появился человек.
Сергей впился взглядом в незнакомца, изучая: невысокий, немного сутулый, достаточно крепкого телосложения мужик. Одет в синюю грязную майку, небрежно заправленную в брюки камуфляжной расцветки. На ногах кирзовые сапоги (ага, те самые!). Судя по космам, подстригался давно, но держит волосы в аккурате — мытые и причёсаны, а намечающийся хвостик перехвачен какой-то светлой ленточкой. А вот бреется регулярно — щетина дней на пять потянет, не больше. Руки сильные, бицепсы так и перекатываются.
Немного постояв на крыльце, незнакомец неожиданно быстро сбежал к бочке, скинул майку и начал плескать на себя пригоршнями воду, ухая от удовольствия и шумно сморкаясь в руку.
Окончив водные процедуры, он вытерся майкой и повесил её на куст сушиться. Затем, порывшись в кармане брюк, достал пачку сигарет и закурил, выпустив дым тонкой струйкой вверх. Повертев головой по сторонам, выбирая место, он уселся прямо на ступеньки крыльца и так, сгорбившись, замер, поминутно шмыгая носом и сплёвывая прямо себе под ноги.
О чём он сейчас думал?
На улице стояла оглушительная тишина, не было слышно ни шелеста ветра, ни шума речного переката. Даже птицы перестали щёлкать и шебуршать в ветвях окружающих барак тополей. Сергей затаил дыхание, боясь моргнуть.
Неожиданно незнакомец резко поднял голову и прислушался, смотря прямо в его, Сергея, сторону.
Сергей мгновенно вспотел. Он почти физически чувствовал на себе внимательный взгляд незнакомца, и ему показалось, что всё кончено — его увидели…
Рука крепко сжала ружьё, Сергей затаил дыхание, ожидая развязки…
Так продолжалось несколько мгновений, которые Сергей будет помнить, даже умирая…
Но вот незнакомец крутнул головой, опустил голову и затянулся табачным дымом.
«Плохо, чёрт возьми! Почему настороже? Что встрепенулся-то так? Неужели, с-сука, видел меня в бинокль?!» — Сергей был раздосадован и озабочен. Если этот тип насторожён, значит, дело принимает совсем другой оборот и сюрприза не получится — будет, скорее всего, прямое столкновение.
Но пока все козыри были в руках Сергея, и надо было ждать.
Между тем незнакомец, выбросив окурок в сторону бочки, поднялся и ушёл в барак.
За полиэтиленовым окном что-то металлически звякнуло, послышался глухой стук — будто дверь закрыли, затем снова проскрипел кашель. Незнакомец появился на крыльце уже одетый. За спиной у него был небольшой вещевой мешок, а на плече висело двуствольное охотничье ружьё.
Спустившись с крыльца, он подошёл к бочке и, зачерпнув воду ладонью, омыл лицо. Похлопав себя по карманам, проверяя наличие каких-то необходимых ему вещей, сплюнул, постоял, что-то вспоминая, и зашагал по улице в сторону каньона.
Сергей провожал уходящего взглядом до тех пор, пока его фигура не исчезла за поворотом дороги.
Выждав в своём укрытии ещё несколько минут для верности, Сергей вышел из-за стены, быстро, чуть согнувшись при этом, перебежал улицу и вошёл в барак.
Сумрачный и длинный коридор встретил его полумраком и прохладой.
Как он и ожидал, незнакомец обосновался в первом «кельдыме» от входа. Дверь в помещение была плотно закрыта и подпёрта разлохмаченным чурбаком для колки дров.
Отодвинув чурбак, Сергей пошёл в комнату.
Его взгляду открылось узкое и длинное помещение с закопчёнными стенами и грязным, очень грязным полом. Дневной свет, проникающий через полиэтиленовую плёнку на окне, был неярок и с трудом освещал скудное убранство этой комнаты. Узкая кровать с рваной, полуприкрытой засаленным, рваным матрацем панцирной сеткой. На проржавевшей спинке кровати висела куртка, а у ножек валялись обрезанные резиновые сапоги — чуни.
Ближе к окну, почти в изголовье кровати, стоял табурет, на котором виднелась банка, наполненная окурками, огарок свечи и коробок спичек.
В углу комнаты возвышалась грязная куча старых журналов «Юность», альманахов «Искатель» и пожелтевших газет, вся в ржавых потёках дождевой воды, регулярно проникающей в комнату через дыру в потолке. Макулатурой часто пользовались, это было видно по многочисленным светлым прогалам в серо-коричневой шкуре кучи.
— Для растопки брал. Не читать же… — Сергей продолжал внимательно осматривать комнату, ловя малейшие звуки за дверью.— Где он держит припасы? Почему в комнате ничего нет?
Осмотр комнаты был закончен, и Сергей направился к двери. Выйдя в коридор, он обратил внимание на то, что почти весь пол в нём, кроме площадки у порога комнаты, снят — одни половые лаги лежат на земле, а в комнате целёхонький, только грязный… В глаза бросилась разница в высоте порога комнаты и половых лаг коридора — почти метр!
Ба, да там пространство наметилось! Глянуть бы надо! Сергей вернулся в комнату и принялся изучать половицы.
И его наблюдательность была вознаграждена: в самом углу комнаты, частично заваленная кучей макулатуры, находилась какая-то крышка с гвоздём вместо ручки.
Отшвырнув ногой газеты, Сергей потянул за гвоздь. На его удивление, крышка поддалась легко, открывая большую нишу, сплошь заставленную ящиками, мешочками и коробками.
«Галеты! И шоколад! Консервы, крупа, сахар… Да сколько же здесь всего! Так, банка с сайрой… Не просрочена! Ещё банки, ещё… Крупа в коробке… Не просрочена! Все продукты свежак! А вот и аптечка! Ничего себе, состав! Аптека, а не аптечка! А это что? Ёп, лодка резиновая! Патроны? Двенадцатый калибр. Семь пачек. Спальный мешок! Ничего не понимаю… Утащить на себе всё это невозможно!» — Сергей возбуждённо перебирал эти, такие бесценные в этой глухомани, припасы.
Порыв ветра, под которым заскрипел сухими гнилушками палисад около барака, насторожил Сергея. Он составил все коробки на место и полез из ямы.
И в это мгновение его взгляд остановился на двух небольших коробках, скромно стоявших в углу ниши, которые он сразу не заметил, отодвинув на них коробку с галетами.
Сергей толкнул ногой ближнюю к нему коробку.
С таким же успехом он мог толкать ногой бетонный блок: коробка даже не пошевелилась!
Догадка сверкнула молнией: золото… Золото!
Вторая коробка — второй пинок. То же!
Наклонившись, Сергей открыл крышку…
IX.
В его жизни был эпизод, когда он, совсем ещё мальчишка, намыл целый спичечный коробок «тараканов» — небольших золотых плоских чешуек, похожих на этих насекомых. Восторгу, с каким он показывал своё сокровище соседскому пацану, не было конца. Они договорились, что утром, пока все ещё будут спать, пойдут на то место, где были добыты эти «тараканы» — на старые дражные отвалы за посёлком — и намоют ещё столько же.
Но пацан проговорился дома своей сестре, а та сдала эти планы, а заодно и золотодобытчиков своей маме.
Расправа была скорой. Пацану накостыляли по заднему месту за резвость, а Сергея как главаря и владельца богатства отец попросил принести золото в дом. И когда злосчастный коробок перекочевал из потной ладошки мальчишки на стол, отец молча взял золото и пошёл из дома во двор, кивком позвав Сергея за собой. Мальчишка понуро затрусил следом, гадая, какая участь его ждёт.
Но то что случилось дальше, было неожиданным и непонятным. Подойдя к туалету, отец открыл дверь и, подав коробок Сергею, сказал только одно: «Бросай в говно».
Сергей безропотно выполнил приказ, удивлённо глядя на отца. И видя его реакцию, отец снова скупо промолвил: «Золото и говно — одно и то же. А ещё и смерть. Запомни, сына!»
С тех пор Сергей видел золото только в кино да на картинках.
Протекала жизнь: отшумела юность, ей на смену пришла зрелость, из-за спины которой уже выглядывала старость, но этот урок он помнил стойко, как зазубренный. Денег ему хватало, всё у него было — работал честно, дружил с законом, жил без оглядки. И глядя, как рвутся к деньгам и богатствам всяческие рождённые на планете, он был спокоен и ироничен.
До той поры, пока вся эта приденежная братия не стала, как он говорил, «топырить пальцы». Окончательно из колеи его выбила приватизация, или, сказать вернее, её итоги.
Не сказать, что им овладело уныние, но стены его крепости стали давать трещины. Рушились идеалы, крошились, казавшиеся вчера вечными, стальные постаменты.
Время быстро учит даже плохому, а если ещё рядом толковые и всесильные учителя — тогда беда. Одни воруют из карманов, другие воруют большими зарплатами, третьи, самые опасные, не воруют, но даром раздают, самый ходовой на сегодня товар. Название этого товара «Равнодушие».
Шло время, сужался круг его общения. Уходили учителя, умирали друзья… Тоненькая прослойка интеллигентности и воспитанности превращалась в ниточку, истончаясь. И процесс этот было уже не остановить: напильники алчности и стяжательства, рашпили хамства и фарисейства, заточенные безжалостным инструментом государственной политики, делали своё дело.
Сергей креп в этом горниле, становясь почти своим в определённых кругах. Но не деньги сделали его вхожим в общество честно зарабатывающих или бандитствующих.
Его уважали за умение улаживать конфликты и абсолютное отсутствие жалости к ворам. Он был своего рода третейским судьёй…
— Господи! Да тут не меньше двух пудов! — от увиденного у Сергея перехватило дыхание.
Обе коробки были доверху забиты золотым песком, из которого, как щетина, торчали самородки всевозможной конфигурации. Мелькнула мысль, что песок какой-то странный — крупицами, но дальше мыслей не было — Сергея захлестнула волна необычайного подъёма, какого-то сверкающего восторга.
Он запустил пятерню в это великолепие, пытаясь почерпнуть песок, но пальцы, упираясь в золотую сказочность, не продвинулись и на сантиметр.
Ещё одна попытка окончилась тем, что Сергей сильно, до крови, укололся об острый край самородка и немного пришёл в себя. Вид крови на золоте вызвал у него неприятные ассоциации и вернул на грешную землю.
«Забрать и сдать. И как донести до трассы? А этого… А его, как его-то?..» — это были главные вопросы, холодок которых всё расставил по своим местам.
Сергей закрыл нишу, подвинул ногой на крышку старые газеты, вышел из комнаты, подперев дверь так же, как и было до проникновения.
Ещё раз осмотрев место своего пребывания, Сергей повернулся и поспешил на крыльцо.
И уже выходя на улицу, он лицом к лицу столкнулся с незнакомцем!?Оба не ожидали такого поворота и оцепенели…
Сергей до сего дня помнит, какие были глаза у незнакомца — разноцветные. Серый и зелёный. Это было так странно видеть…
Он сделал шаг назад, но запнулся о половую лагу и упал навзничь, сильно ударившись копчиком. Пытаясь вскочить, он неловко повернулся, почти откатываясь от места падения. И в ту же секунду грохнули два выстрела! Пули ударили в землю, подняв тучу пыли, которая облаком накрыла Сергея, запорошив глаза.
Сергей вскочил на ноги и побежал в конец коридора, лихорадочно пытаясь найти на ружьё предохранитель. Сзади слышался дикий мат и рычание.
— Убью, с-сука! На ленты, мать… порву! Падла-а-а!!! Убью-у-у! — орал незнакомец, суетливо перезаряжая ружьё.
В это время Сергей заскочил в дальнюю комнату, одновременно нащупав предохранитель своего ружья.
В конце коридора грохнул ещё один выстрел. Пуля ударила в деревянный косяк с такой силой, что старое дерево, слабое от времени, разлетелось в труху.
«Картечь первая! Сильно ударю… Узкий коридор! Пора!!!» — Сергей приготовился к стрельбе, прислушиваясь к движению в коридоре.
Топот!
Незнакомец, шумно дыша, бежал по коридору в его сторону.
Раздумывать было некогда — всё решали секунды.
Сергей бросился к проёму, упав в движении на одно колено и одновременно разворачиваясь вправо. По инерции его вынесло в коридор уже в боевом положении. А дальше…
Дальше было всё как в тумане и происходило очень медленно: тусклый свет дальнего проёма на латуни мушки, совмещение мушки и какого-то движения, толчок приклада в плечо…
И наступившая тишина…
А потом раздался крик!
Сергей никогда не думал, что человек может так кричать!
Всё окружающее стало очень чётким, даже резким, будто по всем предметам, по каждому их изгибу или детали прошлись острой бритвой, как оттачивая…
Крик не прекращался, а только усилился, иногда переходя в визг. И вдруг резко, безо всякого перехода, оборвался…
Передёрнув затвор — досылая патрон, Сергей осторожно двинулся в сторону места, откуда кричал незнакомец. Того не было видно, так как завалился он за половую лагу. Первое, что увидел Сергей, подойдя почти вплотную, было ружьё. Заряд картечи пришёлся на его приклад, расщепив дерево в мочалку. Мочалка была красной от крови, и в ней застряли какие-то серые лохмотья…
Незнакомец лежал на спине, откинув правую руку, а левая… Левой руки, как таковой, не было. Вернее, рука была, но какая-то неправильная — как будто переломанная телескопическая удочка красного цвета пристроилась к туловищу.
Напряжение отпускало. Сергей, не зная, что теперь ему делать, тяжело опустился рядом с незнакомцем.
Вид красной удочки притягивал взгляд как магнит.
А ведь убил бы меня… Как пить дать, убил бы! — осмысление происходящего началось. А видишь, что картечь животворящая-то делает! Разом всё решила… Скот ты, гадина! Гадина, гадина…
Сергею захотелось плакать, затряслись губы…
«Отходняки» это, надо дышать глубоко! — Сергей поднялся и глубоко вздохнул.
И в этот момент его вырвало. Вырвало прямо на тело незнакомца. Желудок Сергея был пустой, и поэтому процедура очищения проходила крайне мучительно. Он корчился от рези в животе, кашлял и плевался желчью ещё минуты три.
Наконец, вытерев слёзы, взялся за незнакомца.
Надо попробовать перевязать этого дядю, пока он окончательно не истёк кровью — вон лужа какая набежала под задницу. И руку перетянуть надо. О! Аптечка же есть! — Сергей кинулся в комнату, к тайнику, где он видел аптечку.
Схватив сумку с медикаментами, Сергей вышел в коридор и увидел, что раненый очнулся и пытается дотянуться до его оружия, так неосторожно оставленное на лаге. Ему это почти удалось, но Сергей как-то не спеша, с видимым удовольствием подошёл к раненому и, тщательно прицелившись, ударил его ногой в висок. Голова мотнулась, раненый захрипел, вытянулся и затих.
Положив сумку на пол, Сергей потрогал пульсацию артерии на шее.
— Хоть бы сдох, скотина! А, есть пульс. Ладно, поговорить ведь ещё надо…— он стал перевязывать раненого.
Следующее, что сделал Сергей, была эвакуация раненого в комнату на кровать. Уложив его, Сергей распустил бинты, сложил их в несколько слоёв, сбегал к бочке — намочить, и связал ноги лежащего, как паутиной опутал. Правую руку он привязал в спинке кровати, а о левой руке не было нужды заботиться…
Потом, он зачем-то вышел на крыльцо, прислушиваясь и напряжённо всматриваясь в сторону каньона.
Но страхи отошли, и на Сергея навалился голод.
Обед был роскошным — последний раз так вкусно он ел в аэропорту Якутска, в кафе на втором этаже. Тут тебе и горбуша консервированная, и ветчина прессованная, и хлебцы горчичные…
Поедая вкусности, Сергей изредка бросал взгляды в сторону лежащего. И вдруг чуть не подавился, поймав яростный, страшный в своей ненависти взгляд очнувшегося врага. А что это был враг, он перестал сомневаться после попытки того завладеть его стволом.
— Что уставился, образина? Жрать будешь? Если будешь — покормлю, мне не тягость. Не стесняйся — еды у меня много. Гм! Да не смотри ты так страшно — пуганый я. Ты лучше скажи, зачем геолога-то убил, а? — говоря это, Сергей продолжал аппетитно истреблять ветчину.
Враг молчал. Тогда Сергей, вытирая на ходу рот обрывком старой газеты, подошёл к кровати и, присев в ногах лежащего, уставился на него, чувствуя, как начинает звенеть в ушах.
— Ладно, скот. Жрать ты не хочешь. Тогда мы поставим вопрос по-другому. А жить ты хочешь?..— осклабился Сергей и достал нож.
Лежащий вздрогнул и внимательно посмотрел на Сергея. Бледность от потери крови на его лице сменилась синевой испуга. Глаза расширились, правая рука дёрнулась в попытке прикрыться
— Я сейчас тебе дам таблетки, а то «кони двинешь» ненароком. Как же я потом всё узнаю? Правильно я говорю? — Сергей открыл сумку и начал рыться в ней, выбирая необходимые лекарства.
— Это тебе антибиотик — рана у тебя ещё та. Это тебе анальгин — скоро больно будет. Это тебе корвалол, три таблетки сразу — седатив, просто надо. Жгут я тебе через час ослаблю.— Сергей выбирал таблетки и складывал их на матрац. Когда набралась приличная кучка и исчерпались его познания в медицине, он сходил за водой и всыпал всё выбранное в рот врага, дав запить.
Немного погодя, когда лекарства стали действовать, Сергей ещё раз, теперь уже более внимательно, осмотрел тайник. Как он и думал, среди прочего лежали документы на имя Зароднего и несколько маркшейдерских карт. Некоторые из них были очень старые — тридцать восьмого и сорок первого года съёмки. Они-то и привлекли внимание Сергея. Значки около условных изображений шурфов были просто потрясающими!
— Да здесь не клад — пещера Аладдина отдыхает! — восторженно шептал он, лихорадочно перебирая пожухлые листы кальки.— Богатство ужасающее! Да, милый мой, именно так! Но сдыхать за него… Эх, геолог, геолог…
X.
Ночь прошла спокойно. По крайней мере, для Сергея, так как раненый всю ночь стонал, сучил связанными ногами, что-то бормотал в полусне…
Утром Сергей сделал ему перевязку, присыпав раны растёртыми таблетками антибиотика, хмуро наблюдая, как вокруг этих дыр и кусков растёт, расползаясь, краснота.
Проглотив очередную порцию таблеток, раненый неожиданно заговорил.
— Слушай, мужик! Давай с тобой договоримся, а? Золото ты видел — бери себе половину. Погрузим всё на лодку, отвези меня к трассе, я там уйду, а тебя не сдам. С этим металлом ты на всю жизнь король! Я тебе и адреса на материке всех барыг серьёзных солью — обналичат за милую душу! — он рассказывал это быстро, почти не задумываясь.— Адреса у меня все здесь, вон куртка висит — там они, в подкладке. Что молчишь?! Весь металл бери — только отвези к трассе. Кончусь я тут…
Он ещё долго говорил, то наседая, то вдаваясь в рассуждения, то начиная канючить и давить на жалость, а потом уснул, уставший.
Днём, когда раненый проснулся, Сергей начал задавать ему вопросы. Он узнал, что пришельца зовут Эдик и ему сорок три года, что он пришёл на прииск с колымской трассы и что случайно наткнулся здесь на геолога, которого обманул. А потом убил на месте рабочей промывки золота, увидев, какие содержания этого металла были в песках ручья Лающей собаки. И как от поисковиков сам прятался, где труп сначала прятал…
Но главное было не это!
Убитый показал, где стояла на прииске обогатительная фабрика (а по сути — крошечный цех), которая доводила до кондиции золото, добытое на шахтах прииска. И работала эта фабрика почти двадцать лет без перерыва. А потом, в период развала, сгорела. Оборудование вывезли или бросили, а вот трубы и грязь всякую от передела руды, не тронули. А золота там!!!
— Вот оно что! Песок-то рудного золота! Поэтому он такой… крупицами остренькими! Не россыпь, а руда! Ах, я дурак старый! И как не догадался сразу?! — Сергей огорчённо вздохнул.
Рассказывать раненый закончил поздним вечером, пережив за этот период две засыпки лекарств. Помолчав, он попросил Сергея развязать ему ноги, мол, куда он с такой раной. Сергей, подумав несколько мгновений, выполнил его просьбу, с интересом наблюдая, что тот будет дальше делать.
Раненый, морщась и постанывая, начал сгибать и разгибать ноги, пытаясь таким образом восстановить в них кровообращение, но вскоре устал и затих, закрыв глаза. Сергей снова связал его ноги, но уже не так затягивая бинты — давал крови свободно циркулировать.
Между тем наступал вечер и пора было готовиться ко сну. Сергей зажёг свечку, расстелил на полу спальный мешок геолога, и подошёл к раненому.
— Давай, я тебе руку отвяжу, полежи так немного. Поесть тебе дам. Консервы вон любые есть. А на ночь снова привяжу — видел я тебя… — снисходительно проговорил он.
Раненый молча кивнул.
Сергей освободил его руку и, повернувшись к двери, собрался выйти за водой…
Удар по голове был такой силы, что из носа вылетела кровяная сопля, а в голове что-то вспыхнуло и разлетелось на куски. Сергея швырнуло вперёд, и он, ударившись лицом о стену, сполз на пол.
Но сознание его не покинуло, а подвели ноги — совсем не слушались, когда он пытался встать — разъезжались в разные стороны, как на льду.
Поднимаясь, он чётко фиксировал, что раненый сел на кровать и пытается чем-то в него бросить.
Вот он замахнулся, в руке блеснуло что-то большое… Сергей, отпрыгнув в угол, упал, отбив бок о прислонённое ружьё.
— Сто-ой! Убью! — ствол уже смотрел в сторону кидавшего.
Рука раненого начала движение вперёд, когда Сергей выстрелил…
От выстрела упала зажжённая свеча и погасла.
В комнате наступила темнота.
Сначала ничего не было слышно, но потом до Сергея стало доноситься какое-то бульканье и постукивание.
Остерегаясь продолжения нападения, он еле зажёг свечку — так тряслись руки, и увидел, что выстрел разнёс раненому грудную клетку — как яму вырыл, и теперь тот булькает кровяными пузырями из этой страшной ямы и сучит связанными ногами — отходит.
А кинул он полукилограммовую банку с тушёнкой. В голову целил…
Сергей вышел из комнаты на крыльцо, где и просидел всю ночь, размышляя о создавшейся ситуации и о своих дальнейших действиях во всём этом.
На рассвете его голова уже перестала что-либо воспринимать, но план действий был готов, и Сергей начал действовать, молясь всем святым за то, что вокруг нет ни души и что у него есть время, чтобы привести всё сотворённое пришлым и им, Сергеем, в «образ тайный», то есть спрятать, убрать, зачистить…
Первым делом надо было что-то делать с трупом пришельца. В памяти Сергея всплыли потешные и бесполезные, как он их тогда называл, советы и примеры тувинца о том, как сокрыть следы смертоубийства в горах или тайге.
— Собаками искать будут — под землёй найдут. После огня тоже найдут — не всё горит. Убери под воду. Нет, не понял ты! Под ручей убери! В дно спрячь… — тувинец говорил это ровно и спокойно, будто речь шла о покупке молока.— Не дай бог, как говорите вы, но всякое может быть. Как убрать? Э-э-э, Серый! Воду убери, яму вырой, одежду сними, живот проткни — раздует иначе, закопай камнями, воду обратно пусти. Всё водой вымоет. Что тебе сложно?
Самым сложным оказалось отвести воду из русла в сторону. Четыре часа Сергей трудился без отдыха, таская камни для запруды и роя канаву для отвода воды. Место сокрытия он выбрал на самом краю русла ручья Лающей собаки, почти в его устье, благо, что конус выноса у ручья был очень широким — почти пятьдесят метров.
Сняв с трупа одежду, он решил сжечь её в костре здесь же, прямо на берегу, предварительно срезав все металлические пуговицы и заклёпки. Пряжку ремня постигла та же участь. Собрав всё срезанное, он прошёлся по берегу, выбрасывая эти штучки в воду по одной.
Протыкать кишечник у убитого он не решился. Один вид ямы в груди вызывал у него тошноту, и снова начинали трястись руки…
И вот, уже почти под вечер, дело было сделано. Ручей смыл размазанную Сергеем при копке, грязь, в свой общий поток, превратив место жутких работ в часть русла.
— Как и было. Ну, Суурдан-ол, ну и молодца! Что бы я без тебя сейчас…— на душу Сергея пришло успокоение.— Одной проблемой меньше…
Всю ночь Сергей перетаскивал содержимое тайного места через улицу в соседние развалины. В них он нашёл погреб, достаточно сухой и вполне приличный. Соорудив внутри погреба что-то типа полок — опасаясь подтопления, он разместил на них все припасы, закрыв всё сверху куском полиэтилена. Резиновую лодку, документы геолога и ящики с золотом он оставил в бараке.
Придя обратно в барак, он рухнул на кровать и проспал непробудным сном почти десять часов, а днём, наскоро перекусив, отправился к водопаду. В карманах его куртки лежали приготовленные перчатки, марлевая повязка на лицо и раствор нашатыря из аптечки.
Сергей шёл хоронить геолога…
…Вернулся он обратно уже утром, неся на плечах свой рюкзак, весь мокрый от росы, уставший до синевы. Есть совершенно не хотелось, но Сергей заставил себя вскипятить воду и выпить кружку обжигающе горячего кофе.
Ночью прошёл дождь, всё вокруг стало сырым, скользким. С реки и ручья поднимался туман, наползая на траурно-чёрные развалины посёлка серым одеялом, усиливая и без того печальную картину.
Сергей пил кофе на крыльце стоя, не найдя сухого места, куда можно было бы присесть.
И тут он вспомнил о куртке, которую можно было подстелить под его усталую задницу. Мысль о куртке замерла…
«…Адреса у меня все здесь, вон куртка висит — там они, в подкладке…» — слова мертвеца прозвучали так ясно, будто он сам стоял рядом с Сергеем.
Через мгновение его руки перебирали подкладку куртки, ища то, что было самым важным для убитого — адреса покупателей золота.
Есть! В руках Сергея оказался маленький, завёрнутый в презервативы, блокнотик.
Открыв его, он увидел десятки фамилий, адресов и номеров телефонов.
— Ладно, разберёмся на досуге. А сейчас пора уходить. До ночи управлюсь.— Сергей захлопнул блокнотик, взял рюкзак и пошёл в барак.
Он уже принял решение, что пойдёт по реке вниз на резиновой лодке. До трассы ему идти три дня. И это если не работать вёслами. Но работать вёслами ему сейчас было не с руки — надо было не спеша обдумать все дальнейшие свои действия, а главное, слова.
Впервые в жизни Сергей боялся встречи с людьми на выходе из тайги. Но и золото он выносил из тайги впервые…
Он прекрасно понимал, что к своему новому статусу ему нужно будет привыкнуть, сжиться с ним, дышать им…
Перед Сергеем вставали задачи, которые он не решал ни разу; открывались горизонты, за которые он раньше даже не помышлял заглянуть…
Упаковывая золото, он увидел, что капелька его крови, случайно оставленная им на самородке, уколовшем его, почернела, засохнув.
В посёлке умерло не два человека. Убито два, а умер один.
Страшный счёт для такого красивейшего места — трое мёртвых…
Эпилог
— Я нашла! Я нашла такой коттедж! Мечта! Элитный район, почти «Рублёвка» московская! Сорок километров от Красноярска всего-навсего! Охраняемый посёлок! Купим, а? — голос жены звенел в трубке.
— А тебе не много ли будет, душа моя? Квартира в центре, две квартиры в Питере, дача в Минусинске… И в машинах ты, гляжу, запуталась, не знаешь уже на какой ехать, иной раз просто смешно смотреть… — Сергей отвечал резко, почти рубил фразы. Сейчас он вёл автомобиль через центр города, находясь в плотном потоке движения, и был само внимание.
На том конце провода наступило молчание.
— Всё, сейчас начнётся…— Сергей вздохнул и начал перестраиваться в соседний ряд.— Господи, а тут опять дождь!
— Что ты там вздыхаешь? Ты приезжай сюда сам и посмотри! Там тебе такой кабинет есть! Второй этаж, стеклянная стена! Сказка, а не кабинет! Ты же хотел такой, скажи! И баня, и гараж, и беседки. Детям там будет хорошо отдыхать… — голос жены задрожал.
— Ну не надо опять плакать! Я понимаю, что денег море морское, но меня-то пожалей! Мне же там работать дворником и сантехником, так как чужих дядек я на порог не пускаю. Слушай, а может, махнём в кругосветное, а? Плюнем на всё это, что вокруг, и махнём? — Сергей улыбался.
— Что ты! Это долго, а у тебя дела. Ты же обещал снова появиться на родине, и тебя там ждут. Так ведь? — жена, судя по интонациям, успокоилась.— Кстати, а когда ты собрался в посёлок-то?
— Когда собрался, когда собрался… Не знаю! Но надеюсь, что опять в конце августа — под заморозки, давно снега не видел. Думаю, что так будет… — Сергей отвечал рассеянно, отвлёкшись на происходящее снаружи его автомобиля.— Ладно, делай что хочешь. Кабинет — это интересно. Сейчас я подъеду. Целую.
Дождь усилился — почти перешёл в ливень. Дворники не справлялись с прозрачными струями, которые причудливо скользили по ветровому стеклу. Сигнальные огни идущих впереди машин дробно, оранжево вихлялись в этих струях, отражаясь в чёрной поверхности капота его автомобиля, тянули на себя его взгляд, усиливая темноту наступающей ночи.
В памяти всплыл, теперь уже невыносимо далёкий, моргающий огонёк горящего барака, его дробное, оранжевое отражение в чёрных водах реки, которые тянули на себя его взгляд, усиливая черноту ночи и сужая окружающее пространство до размеров точки…
Сергей вздохнул, переключил передачу и начал перестраиваться в потоке авто, направляя своё движение в сторону моста через Енисей. Скоро чёрная капля его автомобиля влилась в разноцветный поток и исчезла из виду.