Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2018
*
* *
Господи, я трава.
Господи, я — жива.
Я в тишине серебряной
Дремлющие слова.
Я из твоих рук
Перетекла в звук,
В землю скользнув семенем
Слышать Святой Дух.
Будешь со мной сам —
Вырастет холм — в храм
(Только не покидай меня)
Лестницей к небесам.
Смерти внизу — лес,
Жизни вверху — лес.
Страшно, светло, правильно —
Господи. Ты. Здесь.
*
* *
Покуда служба не сослужена,
Ты без обеда и без ужина
Ложись на голую скамью.
Я колокольню узнаю,
Мою, которая заслужена,
Где вместе с птицами пою.
Апрельский снег, тяжёлый, дырчатый.
Молчат сердито сувенирщики,
Лошадка хмурая молчит.
А ты, побелкой перемазана,
Давай, верёвки перевязывай,
В колокола вдевай лучи!
Скажи мне, Суздаль, что за надоба?
И без меня бы эта палуба
Качала б ветром вороньё…
Ты только здесь любви научишься.
А после, старая халтурщица,
Увидишь морюшко своё.
Покуда рыба недоужена,
Не сглажено, не отутюжено —
Ты не крылата, не вольна.
Ходи, горбата и больна,
Покуда сердце не натружено,
Покуда дань не отдана.
Реанимация
Доктор, снимите маску, кончено, бездыханно.
Дерево лезет в окна — хочет меня баюкать —
Это анестезия, телу легко и странно,
Память вернётся вряд ли, вряд ли — глаза и руки.
Будет пустое тело, белое — как пространство
Чистой бумаги, ночи — истинно Петербургской.
Кошка посмотрит косо: что ты за чудо, здравствуй!
Здравствуй, Агнешка, хочешь — поговорим об
искусстве.
Это искусство жизни перекроило мысли,
Правды не стало вовсе, ложь утопилась в Мойке,
Принцы да на конях по пути зависли
Кто в интернете, кто просто у барной стойки.
Что же так больно пить раскалённый воздух,
Словно последний вздох сотрясает рёбра…
Больше не нужно спирта, любви, наркоза —
Бог не обязан быть бесконечно добрым.
Даже следов не видно, вода и ветер.
Смерть никого не режет — врачует раны.
Что-нибудь помнишь? — Колокола и дети,
Суздаль на побережье тихого океана.
*
* *
Летает снег под фонарём,
Мы все когда-нибудь умрём
И встретимся поверх.
Поверх утоптанных дорог,
Обычной речи и тревог,
В эфире без помех.
Душа, насвистывая блюз,
Смеётся — больше не боюсь,
Свободна от желаний!
И ну звонить в колокола,
Чтоб утром в белых облаках
Проснулись горожане!
Под утро снег устал и лёг.
Твой путь пока ещё далёк,
Всему тебя учить.
Рука тепла и тяжела,
Но чаша древняя цела:
В ней музыка звучит.
Свете
тихий
Я не шла по дороге — брела по траве,
Голубиную книгу несла в рукаве,
За плечами — колёсную лиру
И стихи у себя в голове.
Среднерусской равнины стелилась тоска.
Как овечки твои — разбрелись облака,
Мне бы с ними в небесное стадо,
Только эта судьба велика.
Мне судьбу свою в тёмной реке полоскать,
На морозном ветру — выпевать, замолкать,
И в грязи, как кривую пьянчужку,
Под забором за шкирку таскать…
Сколько раз я летела с горы под откос,
Так, что в небе моём стало звёздно от слёз,
Даже имя своё забывала…
Только слово звучало — всерьёз.
Только слово горело и грело в груди,
Только слово просило: вставай и иди.
Я встаю, я иду уже, Боже.
Я не знаю, что там впереди.
Свете тихий, скажи, помоги мне понять:
Неужели одежды — важнее огня,
Неужели ты душу отринешь,
Неужели не примешь меня…
*
* *
Я растаял. Я рухнул, как мартовский снег.
Всходит солнце сегодня от имени тех,
Кто весной превратился в ручей.
Я беззвучно кричал, я не мог убежать,
Эту жизнь так хотелось в руках удержать…
Мои волосы стали травой.
Уходи, но свою оборону держи.
Вот, возьми мои хлебные карточки, жизнь,
Я — туман над Невой.
О, глазастое небо твоё, Ленинград!
Никуда не ушли, в карауле стоят
Все деревья твои.
*
* *
Куршская коса — узкая ладонь,
Леса полоса посреди воды.
Листья в серебре, проходи, не тронь,
В воздухе висит дождевая пыль.
Серенький кабан просит бутерброд,
Неприметный ёж воздух пожевал…
Горя никогда не произойдёт,
Этот мост до звёзд Боже приподнял.
Катится звезда, море меж стволов,
Сосны нам тепло ночью отдают…
Это про тебя, это про любовь.
Происходит жизнь, здесь, сегодня, тут.
*
* *
Ангелы обнимают, едва
касаясь —
Чтобы не испугать и не потревожить,
Глупых, нелепых — ангелы обнимают,
Смотрят на нас из облака осторожно.
Ангелы пролетают над головами.
Вот нам почти не больно, да и не страшно —
вечер такой сентябрьский, целовальный,
словно бы взялись за руки души наши,
Вот мы уже не сироты, а любимцы,
В райском саду у Бога на именинах…
Мимо столиц, мимо глухих провинций —
Ангелы: неусыпно, незаменимо.
Так среди улицы — что же с тобой случилось! —
вдруг остановишься, словно глухонемая…
это любовь, это небо к тебе спустилось.
Любит Господь. И ангелы обнимают.
*
* *
Колокола звонят в Узбекистане
(Я никого сегодня не обижу)
Колокола поют над Кёнигсбергом
(Всё станет проще, солнечнее, ближе)
Колокола московских переулков
(Серебряных позвякиванье денег)
Колокола Великого Ростова
(До Суздаля разносится гуденье)
Колокола твои мастеровые
(Творяй, звони, уже тебя заждались)
Колокола небесной колокольни
(Она звучит над всеми городами)
*
* *
Что там видно с колокольни?
Видно лодки на реке.
По Кремлёвке ходят кони
И туристы налегке.
Видно облако такое,
Виден лес в его тени…
Ты достала бы рукою,
Только руку протяни.
Что там видно с колокольни?
Дождь, а выше — Бог с тобой! —
Виден город на ладони,
Соколиный, голубой.
Что там видно с колокольни?
Только небо без краёв,
Тихий свет, и ветер вольный…
И любовь.
*
* *
Шёл сильный дождь, и в храме овцы блеяли —
Толклись у входа, не решась
войти.
Там ветер пел, и две голубки белые
Смотрели вниз из синей высоты.
Полынь дрожала, горестная, чистая,
А храм темнел, разрушенный совсем.
Но ветер пел. И в этом свете призрачном
Казалось мне, что это Вифлеем.
Два пастуха, мы только на мгновение
Пришли сюда и встали на краю,
Из темноты — на свет, на зов, на пение…
Услышали, как ангелы поют.
Так облако сбивается с дыхания,
Так дерево сбивается с пути…
Но вдруг — звезда. Свечение, сияние…
Иди за ней, куда ж ещё идти.
*
* *
В Суздале нет паровозных гудков,
Нет черепичных крыш.
В Суздале ветер из облаков,
Снег и такая тишь.
Вот колокольня, где дремлет звук.
Вот расцвела заря.
Жаль, что отсюда не видно рук
Здешнего звонаря.
Хочешь, взойдём и посмотрим вниз
С утренней высоты —
Дерево сонное. Птичий свист.
Лошади и коты.
Рядом со Спасом шумит прибой —
Ялики, ботники…
Рыбы летают над головой,
Смотрят из-под руки.
Столько москвы мельтешит в окне:
Праздники, вот беда.
Суздаль внутри и Суздаль вовне —
Разные города.
*
* *
Латынь моя латунная,
Лимонная строка!
Бежит дорожка лунная,
Протянута рука
От Пушкина к Овидию
Натянута невидимая
Тонкая струна:
Сквозь обмороки сна,
Сквозь заросли полыни,
По всей небесной сини
Через заборы слов
Как ток — бежит любовь!
*
* *
Расчищает время культурный слой:
Появляется аналой,
Глас четвёртый, постной триоди том,
Шестопсалмие, камертон.
Появляется Суздаль, кареты, псы,
Туристический хоровод,
Стрелки, буквы, детали — видать, часы,
Археолог их разберёт.
Расчищает пыль, рассыпаясь в прах,
Видит девочку в башмачках —
На запястье тонком поёт привет
Серебряный мой браслет.
Улыбнётся, рядом найдёт кольцо,
Дорисует твоё лицо.
Глебовское осенью
На крыше храма выросла берёза.
Она стоит, волнуясь, улыбаясь,
Вся солнцем зацелована в макушку
На маленьком квадратике земли.
Кирпич почти осыпался, и стены
Стоят на честном слове, помнят Пасху,
Когда звонарь взлетал на колокольню,
А прихожане крестным ходом шли.
Берёза улыбается вороне,
Как девочка, как юная царевна,
Бесхитростно стоит на тонкой ножке…
Ворона, как монахиня, строга.
Она Псалтирь читает, забывая,
Всё кашляет и начинает снова…
А дождь пустые стены намывает,
Боится не успеть до Четверга.
Поля уже пустуют, спит картошка
В подвалах, между бочками и сеном.
Картошка видит сны о воскресенье,
Там будет праздник, будет выходной…
Там поплывёт повсюду пряный запах,
А на морозе будет пар клубиться,
И, может быть, приедут даже дети
С детьми — сюда, из города, домой.
Поля уже пустуют. Только ветер
Никак не успокоится и дует,
Но всякое дыханье хвалит Бога.
Но всякая погода хороша…
Смотри, совсем берёза облетела,
Стоит почти на воздухе, в потёмках…
Но держится ещё, как память сердца,
Как в теле удивлённая душа.