Опубликовано в журнале День и ночь, номер 6, 2017
Не молись за меня
Сестре
Не молись за меня, не усердствуй, не стоит
Малевать мне звезду на небесном холсте,
Я ведь счастлив не звёздною жизнью, а тою,
Что дана мне в полнейшей своей простоте.
Той, в которой не чтутся ни знаки, ни метки.
Так и ты не гадай на судьбину мою.
Вот иду и, снимая с берёзовых веток,
С наслаждением снежную мякоть жую.
Может, мало ещё, что я в жизни проведал,
Может, трудно постичь мне её глубину,
Но когда надо мною такое вот небо,
Что до всех философских течений уму?
Что ему до пророчеств и всяких заветов,
До событий, текущих своей чередой,
Если вижу несущихся с горочки деток
На санях, и один, самый маленький,— мой.
И смотрю, как искрятся счастливые лица,
Как малыш мой упал и поднялся, и пусть
Он по жизни пока ничего не боится,
И поэтому я ничего не боюсь.
Не молись за меня, разрываясь на части
И усталое сердце своё теребя.
Если ты не поймёшь, сколь немногим я счастлив,
То, мой ангел, я сам помолюсь за тебя.
Ухожу от себя
Я не знаю, как много во мне их осталось —
Нерастраченных попусту мыслей и сил,
Но уже до земли пригибает усталость
От того, что на спину свою взгромоздил.
От того, что в дымах нескончаемых буден
Не прожил я без веры во что-то ни дня.
Я устал от того, что какие-то люди
Слишком липко и греют, и любят меня…
А в меду не понять ни реалий, ни фальши,
И стекаю я сам, словно мёд по ножу.
Я устал от того, что всё дальше и дальше
Ухожу от себя, от себя ухожу…
* * *
Юлии Б.
В твоих краях всё те же шутки,
А в лимузинах те же мачо.
Твой мир всё так же носит шубки,
Шелка и джинсы от Версаче.
И всё тебе дано от Бога —
И фунты стерлингов, и кроны.
А до небес совсем немного.
Ну, может, пара миллионов…
И ты живёшь, как в вечном мае,
Как в добрых сказочках о феях.
Вот только смерть тебя пугает,
Поскольку ты знакома с нею.
В моих краях всё так же серо,
Хмельно и хмарно, как и прежде.
И здесь в одну одеты веру.
В одну, на Господа, надежду.
И здесь я падал. Падал дважды
С небес, и вновь лечу на плиты.
И рвал бы волосы, да каждый
Мой волос Боженькой посчитан.
Но я живу напропалую.
Топчу судьбу, сбивая ноги.
Но я лелею и целую
Всё то, что встречу по дороге.
Целую реки и озёра,
Церквушки, избы, слева, справа…
Поля целую, косогоры,
Людей, зверей, деревья, травы.
И жизнь свою, хотя кувалдой
Она и бьёт, и всё ей мало.
И даже смерть поцеловал бы,
Когда б она существовала…
Нету баньянов в городе Эм
В городе Эм всё по весу и росту.
Всё по уму.
В городе Эм я живу под вопросом —
Кто я ему?
Как и зачем я попал в эти клети,
В этот замес?
Разве других на огромной планете
Не было мест?
Были, конечно, и чище, и краше.
Что за вопрос?
Только я к этим, приникнув однажды,
Мясом прирос.
Всей своей массой, и нетто, и брутто,
Нитями вен.
К городу Эм я пристёгнут, как будто,
Тысячью клемм.
Так и живу, но однажды я пьяным
Сон углядел,
Словно, я Будда, и лёг под баньяном,
И просветлел.
Но предстают просветлённому взору
Только угли.
Город мой, Эм, как Содом и Гоморра,
Сгинул с земли…
Сгинул с земли, и лишь чёрное поле
В память о нём.
Как хорошо, что я всё-таки понял —
Это же сон.
Только лишь сон, где всё зримо и явно,
И между тем
Сам я не Будда, и нету баньянов
В городе Эм…
* * *
Антонине
Нет, мой ангел, я не умираю.
Это только отдых на краю,
Где я сотней глаз в себя взирая
Ни одним себя не признаю.
Это только дымка вех и чисел,
Безвременья Божеская вязь.
Сотней уст себе я имя кличу,
Ни одним из них не назовясь.
Так, что прочь молву да пересуды!
Ты пойми, давно уже пора —
Если был я Завтра — значит, буду.
Буду обязательно Вчера…
* * *
Мои проулки и дворы враждою устланы,
И я хочу по ним ходить никем неузнанным.
Как-будто в город неродной со входа чёрного
Войду, забытый и чужой, тропой неторною.
Пройду квартал, затем другой походкой тихою.
Присяду в сквере, беломориной попыхаю.
И усмехнусь, и чертыхнусь в седую бороду,
Поняв, что стали инородные мы с городом.
Что в заоконных катакомбах с каждым всполохом
Войной плюются телевизоры и порохом.
Что хоть пророчь себе три жизни — не пророчится.
И умер смех, и догонять его не хочется.
И есть, наверное, земля, где в каждом деревце
Гнездится мир…
Но мне в него уже не верится…
Русский
Мой сосед, Никола, из смоленских,
Богатырь, каких не извести.
Носит он во взгляде две чеченских
И заплатку в черепной кости.
А под костью той ума палата,
И историй с байками — вагон.
Дружит Коля с Джабой, из десятой,
Часто водку пьянствуют вдвоём.
Ну а мы с другим соседом, Сашкой,
Бывшим посидельцем и вором,
Завсегда разбавим им компашку —
Веселее всё же вчетвером,
Да и звонче струны у гитары,
И душа погрузится в покой
Под чудны́е наши тары-бары,
А Сашок, с ухмылкою блатной
За плечо обнимет — Что, ментяра,
С уркаганом вздрогнешь по одной?
И конечно вздрогну, как не вздрогнуть
Если тут любой почти что брат,
И несёт в себе, внутриутробно,
И любовь, и Родину, и ад.
Если здесь, под водку и закуску,
Под хмельное наше бу-бу-бу,
Даже пусть и свет от лампы тусклый,
Я на каждом лбу читаю — «русский!»,
В том числе и на Джабара лбу…