Опубликовано в журнале День и ночь, номер 5, 2017
Запоздалое открытие
Стихи московской поэтессы Надежды Болтянской (1963–2015) можно отнести к разряду открытий. Так бывает, когда талантливый автор, нисколько не заботившийся о саморекламе при жизни, внезапно уходит от нас. И мы, случайно натыкаясь на его подборки и книги, с изумлением отмечаем приличную технику, пронзительную лиричность, глубокую философию и многое другое. То, из чего и состоят настоящие стихи. И ведь всё это было рядом с нами, человек ещё недавно находился среди нас, дышал, чувствовал, творил; мы читали его! Почему же так происходит, почему поэта по-настоящему начинают ценить после смерти? Наверное, есть в этом некий рок, о котором смутно пишут уже которое столетие.
Но существуют, однако, и прочие факторы. К таковым следует отнести поведение поэта. Часто ведь встречаешься с тем, что поэт становится известен благодаря своим эпатажным выходкам, а также связям, приближённостью к мэтрам и литчиновникам. И вроде имя такого литератора у всех на слуху, а вот о творчестве его почти не говорят, оно вообще не вызывает никакого интереса. Болтянская как раз отличалась тем, что писала стихи, а не занималась самопиаром. В наше время это можно назвать непростительной ошибкой, если, конечно, думать только о кратковременной славе. Но если поэт действительно серьёзно относится к своим стихам, претендует на нечто большее, то всю свою энергию, все имеющиеся в наличии силы он отдаст творчеству. И пусть при жизни его имя не будет широко известно, зато конечный результат может даже превзойти ожидания.
То, что к стихам Надежды Болтянской сейчас повышенное внимание — факт отрадный. Но в то же время его и не назовёшь неожиданным. Это как раз закономерно. Стихи эти действительно стоят того, чтоб их публиковать, переиздавать отдельными книгами и заучивать наизусть. Она была замечательным поэтом, недооценённым, как часто случается с людьми скромными, но что ж теперь поделать. Если действительно существует рок, то должна же быть и справедливость! И эта справедливость в итоге обязательно восторжествует. Вот мы и открываем для себя новое-старое имя, по-иному вчитываемся в знакомые стихи, переосмысливаем творчество поэта, яснее представляем его внутренний мир.
Да, это «повторное» знакомство отдаёт чувством горечи и досады. Становится обидно, что талантливые люди уходят, не получив заслуженного признания, не вкусив и сотой доли той известности, на которую могли бы претендовать по праву. Но поэзия вообще жестокая штука. Кем-то было сказано, что настоящая жизнь поэта начинается лишь после его смерти. И в случае с Болтянской всё происходит именно так. Есть поэт, и есть его стихи. А главная награда для поэта — это, конечно, память о нём. Не медали и дипломы, не загранпоездки и пафосные выступления, не удостоверения и льготы делают человека поэтом, а память людская. А когда живы стихи — жив и их автор.
Игорь Панин
Россия
У вечного дерева корни есть
И почва, которая только здесь.
Я в снег и в проталины так вросла,
Что веткам — сосудам — не счесть числа.
Зелёные волосы у воды,
Зелёные с серым глаза, что льды.
Я б двадцать хотела иметь когтей,
Чтоб ствол удержал меня без затей.
* * *
Со снегом перемешана листва.
Зелёно-жёлтый мир покрылся белым.
Светлеет день. И прячется трава
Под пелену накрошенного мела.
Раздетая рябина под окном
Без ягод, без листвы. В лохмотьях ива
Уснула до весны некрепким сном,
И ёжится шиповник сиротливо.
Замёрзли посеревшие дома,
Притихли люди, и молчит природа.
Уже не осень, но и не зима —
Тревожное, больное время года.
* * *
Не играет пастух на своей трубе,
Тёмный шорох в моём окне.
Хочешь, я что-нибудь расскажу тебе,
А потом ты расскажешь мне.
Отгремели литавры былых времён,
Я теперь уж совсем не та.
Я тебя так люблю, ты в меня влюблён,
А всё прочее — суета.
Тихой музыкой слов я тебя найду,
Расскажу что-нибудь ещё.
Я когда-нибудь в синюю даль уйду,
Всё держась за твоё плечо.
* * *
В полнолуние снятся тревожные сны,
Утро жуткие шорохи слышит;
Вылезают из гнёзд фавориты луны,
Вурдалаки — летучие мыши.
Их пронзительный писк всё сильней и сильней,
Тени крыльев огни закрывают,
Притаились гадюки меж мокрых камней,
И вервольфы в лесу завывают.
А на утро исчезнут и ужас, и мрак.
Вурдалаки попрячутся в щели,
И луна нам подаст свой таинственный знак
Только через четыре недели.
* * *
Год лошадей иссиня-вороных
Рождает слабый, вымученный стих.
Замёрзшие цветы кричат о свете,
Пожары, снег и войны на планете.
Горят сто ватт. Мой труженик уснул.
Как слабый фон, далёкой стройки гул.
Красотка улыбается с обложки.
На суетной душе скребутся кошки.
Заплакать, что ль? Гордыня без конца,
Подайте ж лошадь с красного крыльца!
Не вялую, не клячу, не больную —
Ту самую, иссиня-вороную.
* * *
Тени рыб в голубом заливе,
Стекловидны тела медуз.
Чуть колышется ветвь оливы,
Лёгкий бриз навевает грусть.
Наползая на гальку змеем,
Еле слышно шипит прибой.
Небеса всех небес синее,
Опрокинулись надо мной.
* * *
Я пела тебе о песке морском
Меж чёрных провалов скал.
Раздетое солнце, дорога, дом.
Ты слушать меня устал.
Ко мне возвращается мой язык,
Как сочный торговый ряд.
Ты к тени сосны навсегда привык.
Твой остров — твой зимний сад.
Бульварным кольцом между нежных стен
Мы молча с тобой бредём,
И вновь нас берёт в долгожданный плен
Ненастье косым дождём.
* * *
Полны предчувствий эфемерных,
Мы ждали чуда терпеливо,
Поток неясный мыслей нервных
Прогнать пытаясь торопливо.
Но праздник кончился, и снова
Не верить истинам известным,
Искать единственное слово,
Земное в мире бестелесном.
И в новом беге быстрых буден
Узнать внезапно смысл иного.
Но он для пониманья труден,
И нет единственного слова.
* * *
В книжице загнётся страница,
Радио продолжит вещанье.
Мне шофёр в любви объяснится,
Я ему кивну на прощанье.
Ты идёшь, сливаясь с толпою,
С каменным лицом пионера.
Воздух над моей головою
Хлещет из кондиционера.
Как концерт бездарно невнятен,
Да ещё тебя пригласила…
Сумерки расплывчатых пятен
Порождает бледная сила.
Конец января
Ёлку разобрали,
Угол опустел.
Ох, глаза устали,
Вроде не у дел.
Надо бы проститься.
Как нам дальше быть?
Хочется тряпицей
Зеркало закрыть.
* * *
Ошалевая от красоты,
С природой мы перешли на «ты»…
Как всё далеко и как давно,
Сплошные тени в немом кино.
Слепой поток — фотографий ряд,
Забыть. Забыть, не глядеть назад!
С собою справиться не могу,
Медовый воздух в моём мозгу.
Прощание с пятиэтажкой
Прости меня, ива,
Простите, собаки и кошки,
Тебе помахала,
Родное синичье гнездо.
Я нетороплива,
Все книги, ботинки и ложки
Лежат где попало,
И так начинать тяжело.
Раскладывать вещи,
Пылинки снимать безвозвратно,
Смотреть, как машина
Сминает всё то, чем жила.
Куда уж похлеще,
Уже не вернуться обратно,
Своя паутина
Затянет. Такие дела.
* * *
Мы в этом мире новосёлы,
И жизнь любая хороша.
Собаки, кошки, мухи, пчёлы —
У них, конечно, есть душа
Цикличных жизней наважденье —
Как буквы в имени моём,
И буду в новом я рожденье
Стрижом, а может, воробьём.
* * *
Я из породы длиннокрылых,
Боюсь зимы и белых вьюг.
А значит, время наступило
Лететь на юг.
Ориентируюсь по звёздам
В дремучей свежести ночной,
И возвращаться к стуже поздно
Не мне одной.
Чем путь южней, тем больше света,
И я, теряя звёздный клад,
Спою невзрачные сюжеты
На новый лад.
* * *
Мне не смешна извечная игра —
Ведь я ещё зимой не насладилась,
Не надышалась, снегом не умылась —
И вот весна, как чёрная дыра.
Ах, это слишком — слишком много света,
Зрачки от синевы исчезли — нету!
Как в обруче чугунном голова.
Опять весна, а я ещё жива!
* * *
Спрячься в норку, как барсук,
И читай плохие книжки.
Мне вдаваться недосуг
В эти глупые страстишки.
Пища скудная дана
Размышленьям на диване.
Я — одна и не одна,
Словно капелька в фонтане.
* * *
Слабой свечки мерцанье,
Звон беспомощной льдинки,
Тонких крыльев касанье
Иль разрыв паутинки,
Комариная плёнка
Над застывшей водой —
Это лепет ребёнка,
Нерождённого мной.
* * *
Беззащитны и несмелы,
Тянут ели-корабелы
В небо длинные стволы
В ожидании пилы.
И, скользя лиловой тенью,
По ветвям, как по ступеням,
Задевая нимбом мох,
Вниз неслышно сходит Бог.
* * *
Время встало и торчит
Посреди недели,
Чёрт молчит, и Бог молчит,
Окна запотели.
Душно, тесно и темно,
Даже снега нету…
А в шкафу моём давно
Не живут скелеты.